Лучше он воздержится от вопроса.
При реках Вавилона… Он задумался о странном невидимом боге, которому поклонялись иудеи. Неужели боги, или бог, на самом деле так далеки от людей? Безликие судьи, беспристрастно вершащие судьбами людей? Но даже их бог проявлял гнев, посылая огненный дождь на тех, кто вызвал его недовольство.
Или люди всего лишь марионетки в руках богов? Почему его послали сюда? Кто был этот полубог Элдин, имеющий живот, как у Пармениона, и со страхом говоривший с еще более могущественными богами, называемыми Надзиратели?
- Ты когда-нибудь слышал о боге по имени Элдин? - внезапно спросил Александр, бросив взгляд через плечо на Ярослава.
Парменион поставил на стол чашу и тоже внимательно посмотрел на престарелого философа.
Лицо Ярослава осталось неподвижным. Пожалуй, даже слишком неподвижным, подумал Александр.
- Что это за бог, мой повелитель?
Александр понимающе улыбнулся и отвел взгляд в сторону. Неужели и на самом деле все это просто какая-то игра, которой развлекаются боги? Он часто думал об этом по ночам, лежа в одиночестве, когда они пересекали бескрайние просторы Персии. Наблюдают ли боги Олимпа за его действиями, вызывают ли они у них какой-то интерес? В глубине души он всегда мечтал сравняться с ними. Надеялся, что в тот день, когда весь мир ляжет у его ног, даже боги посмотрят на смертного из плоти и крови с завистью и уважением. Поскольку боги правят издалека и их голос никогда не слышен, в то время как он, Александр, мог упорядочить мир, лежавший перед его глазами. Упорядочить мир.
Он бросил взгляд на южные равнины. На расстоянии, казалось бы не превышающем дистанцию одного дневного перехода, к небу поднималась гигантская башня, за ней прямо из морской пучины вставала следующая, а за ней - еще одна. Горы, сделанные богами, целый мир, сделанный богами, и он был всего лишь актером на их сцене. Смотрят ли они за ним сейчас? Почти инстинктивно он повернулся и посмотрел на гору, которую называл Олимпом. «Если вы смотрите, - подумал он, - то смотрите внимательнее, поскольку, несмотря на все ваше могущество, я все-таки Александр».
- Подготовьте войска к выступлению с началом затемнения, - скомандовал Александр, повернувшись лицом к своим офицерам. - Нам придется вступить в битву с тем оружием, которое у нас есть.
- Но почему не остаться здесь, чтобы они сами на нас напали? - спросил Парменион.
- В таком случае у них появится возможность, прорвавшись через левый фланг нашей обороны, отрезать нам путь к Наковальне. Если это произойдет, мы окажемся прижатыми к берегу залива. И хотя у нас есть корабли, я не хотел бы, чтобы единственный путь для снабжения продовольствием и отступления лежал по воде. Я хочу встретиться с врагом как можно ближе к столице, чтобы после того, как мы одержим победу, у него уже не было времени на то, чтобы перегруппироваться, прежде чем мы подойдем к самым воротам.
Дайте людям команду готовиться, мы выступаем через час.
Офицеры отсалютовали и, повернувшись, вышли из командирской палатки.
Он не стал раскрывать им истинные причины наступления. Во время первого сражения он намеренно разместил армию в таком месте, из которого не было пути для отступления. Зная, как сражается враг, он был уверен в успехе при том условии, что его люди выстоят и не побегут.
Но в данном случае он не был уверен в ситуации и не испытывал желания оказаться осажденным в крепости, из которой нет выхода. Железная цитадель пала слишком внезапно. Это было так, словно враг читал его мысли, поскольку он уже решил, что если космический рудовоз не окажется в его руках, прежде чем основные силы гафов выступят из столицы, то ему придется отступить через Наковальню. В противном случае ему пришлось бы вступить в сражение с неизвестной по силе армией, оставив в тылу укрепленную неприятельскую позицию.
«Мой враг знает не только то, о чем я думаю, - решил Александр, - но он также внимательно изучает, как я сражаюсь». Отчаяние порождает отчаянные действия, но порою оно заставляет перейти на новый уровень мышления. Если Кубар еще жив, то Александр не сомневался, что в предстоящей битве не будет места слепому отчаянию.
* * *
Низко поклонившись единственной урне, содержащей пепел трех его братьев, Хина потрогал талисман, висевший на его шее. В кожаном мешочке находилась миниатюрная копия урны, установленной на семейном алтаре. И так же, как и более крупный дубликат, миниатюрная урна хранила пепел трех его братьев. Обычай, согласно которому последний оставшийся в живых брат всегда носил при себе пепел тех, кто ушел перед ним, считался древним даже во времена Кубара. Он служил постоянным напоминанием об узах, связывающих воедино четыре души, которые вместе пришли в этот мир и которые тоже вместе однажды предстанут перед судом Незримого Света, где деяния всех четверых будут рассматриваться как деяния одного. Последний оставшийся в живых мог продолжить линию рода, но он также нес на себе самую тяжелую ношу, поскольку именно его поступки имели наибольший вес и значительнее всех влияли на окончательное решение высшего суда. Его три брата находились в Бинде, Зале Покоя и Тихого Созерцания, и их пепел в кожаном мешочке на шее заставлял постоянно помнить об этом. Поскольку они могли видеть каждое его действие, читать каждую его мысль то. если он оступится, они сразу узнают, что неразумное поведение последнего брата обрекло их всех на вечный мрак.
- Пора.
Он почувствовал легкое прикосновение к плечу.
Повернувшись, Хина увидел Кавету, стоящую в дверях семейной усыпальницы. Она была частью наследства, доставшегося ему от Калина, поскольку если старший брат успевал перед смертью завести супругу, то она доставалась последнему оставшемуся в живых брату. Для Хины это не являлось тяжким обязательством; он издали любил Кавету с тех самых пор, как Калин назвал ее своей, и в глубине души знал, что она также испытывает к нему благосклонность, несмотря на обязательства перед Калином. Она приблизилась и положила руки ему на плечи, а он осторожно прижал ладонь к ее животу.
Днем раньше она сказала ему, что беременна и дети будут его. Для Хины это было главным доказательством ее любви, поскольку она не имела детей от Калина. Многие считали, что гаварнианские женщины способны контролировать детородный цикл. Если это было так, то она позволила своему организму начать цикл в ту ночь, когда после траура по Калину, продолжавшегося двадцать затемнений, они впервые оказались вместе.
Значит, скоро на свет появятся еще пять маленьких существ - четыре мальчика и одна девочка, как это было всегда у представителей гаварнианской расы. Три сына будут названы в честь его братьев, а четвертый получит имя отца, что являлось давно заведенным обычаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
При реках Вавилона… Он задумался о странном невидимом боге, которому поклонялись иудеи. Неужели боги, или бог, на самом деле так далеки от людей? Безликие судьи, беспристрастно вершащие судьбами людей? Но даже их бог проявлял гнев, посылая огненный дождь на тех, кто вызвал его недовольство.
Или люди всего лишь марионетки в руках богов? Почему его послали сюда? Кто был этот полубог Элдин, имеющий живот, как у Пармениона, и со страхом говоривший с еще более могущественными богами, называемыми Надзиратели?
- Ты когда-нибудь слышал о боге по имени Элдин? - внезапно спросил Александр, бросив взгляд через плечо на Ярослава.
Парменион поставил на стол чашу и тоже внимательно посмотрел на престарелого философа.
Лицо Ярослава осталось неподвижным. Пожалуй, даже слишком неподвижным, подумал Александр.
- Что это за бог, мой повелитель?
Александр понимающе улыбнулся и отвел взгляд в сторону. Неужели и на самом деле все это просто какая-то игра, которой развлекаются боги? Он часто думал об этом по ночам, лежа в одиночестве, когда они пересекали бескрайние просторы Персии. Наблюдают ли боги Олимпа за его действиями, вызывают ли они у них какой-то интерес? В глубине души он всегда мечтал сравняться с ними. Надеялся, что в тот день, когда весь мир ляжет у его ног, даже боги посмотрят на смертного из плоти и крови с завистью и уважением. Поскольку боги правят издалека и их голос никогда не слышен, в то время как он, Александр, мог упорядочить мир, лежавший перед его глазами. Упорядочить мир.
Он бросил взгляд на южные равнины. На расстоянии, казалось бы не превышающем дистанцию одного дневного перехода, к небу поднималась гигантская башня, за ней прямо из морской пучины вставала следующая, а за ней - еще одна. Горы, сделанные богами, целый мир, сделанный богами, и он был всего лишь актером на их сцене. Смотрят ли они за ним сейчас? Почти инстинктивно он повернулся и посмотрел на гору, которую называл Олимпом. «Если вы смотрите, - подумал он, - то смотрите внимательнее, поскольку, несмотря на все ваше могущество, я все-таки Александр».
- Подготовьте войска к выступлению с началом затемнения, - скомандовал Александр, повернувшись лицом к своим офицерам. - Нам придется вступить в битву с тем оружием, которое у нас есть.
- Но почему не остаться здесь, чтобы они сами на нас напали? - спросил Парменион.
- В таком случае у них появится возможность, прорвавшись через левый фланг нашей обороны, отрезать нам путь к Наковальне. Если это произойдет, мы окажемся прижатыми к берегу залива. И хотя у нас есть корабли, я не хотел бы, чтобы единственный путь для снабжения продовольствием и отступления лежал по воде. Я хочу встретиться с врагом как можно ближе к столице, чтобы после того, как мы одержим победу, у него уже не было времени на то, чтобы перегруппироваться, прежде чем мы подойдем к самым воротам.
Дайте людям команду готовиться, мы выступаем через час.
Офицеры отсалютовали и, повернувшись, вышли из командирской палатки.
Он не стал раскрывать им истинные причины наступления. Во время первого сражения он намеренно разместил армию в таком месте, из которого не было пути для отступления. Зная, как сражается враг, он был уверен в успехе при том условии, что его люди выстоят и не побегут.
Но в данном случае он не был уверен в ситуации и не испытывал желания оказаться осажденным в крепости, из которой нет выхода. Железная цитадель пала слишком внезапно. Это было так, словно враг читал его мысли, поскольку он уже решил, что если космический рудовоз не окажется в его руках, прежде чем основные силы гафов выступят из столицы, то ему придется отступить через Наковальню. В противном случае ему пришлось бы вступить в сражение с неизвестной по силе армией, оставив в тылу укрепленную неприятельскую позицию.
«Мой враг знает не только то, о чем я думаю, - решил Александр, - но он также внимательно изучает, как я сражаюсь». Отчаяние порождает отчаянные действия, но порою оно заставляет перейти на новый уровень мышления. Если Кубар еще жив, то Александр не сомневался, что в предстоящей битве не будет места слепому отчаянию.
* * *
Низко поклонившись единственной урне, содержащей пепел трех его братьев, Хина потрогал талисман, висевший на его шее. В кожаном мешочке находилась миниатюрная копия урны, установленной на семейном алтаре. И так же, как и более крупный дубликат, миниатюрная урна хранила пепел трех его братьев. Обычай, согласно которому последний оставшийся в живых брат всегда носил при себе пепел тех, кто ушел перед ним, считался древним даже во времена Кубара. Он служил постоянным напоминанием об узах, связывающих воедино четыре души, которые вместе пришли в этот мир и которые тоже вместе однажды предстанут перед судом Незримого Света, где деяния всех четверых будут рассматриваться как деяния одного. Последний оставшийся в живых мог продолжить линию рода, но он также нес на себе самую тяжелую ношу, поскольку именно его поступки имели наибольший вес и значительнее всех влияли на окончательное решение высшего суда. Его три брата находились в Бинде, Зале Покоя и Тихого Созерцания, и их пепел в кожаном мешочке на шее заставлял постоянно помнить об этом. Поскольку они могли видеть каждое его действие, читать каждую его мысль то. если он оступится, они сразу узнают, что неразумное поведение последнего брата обрекло их всех на вечный мрак.
- Пора.
Он почувствовал легкое прикосновение к плечу.
Повернувшись, Хина увидел Кавету, стоящую в дверях семейной усыпальницы. Она была частью наследства, доставшегося ему от Калина, поскольку если старший брат успевал перед смертью завести супругу, то она доставалась последнему оставшемуся в живых брату. Для Хины это не являлось тяжким обязательством; он издали любил Кавету с тех самых пор, как Калин назвал ее своей, и в глубине души знал, что она также испытывает к нему благосклонность, несмотря на обязательства перед Калином. Она приблизилась и положила руки ему на плечи, а он осторожно прижал ладонь к ее животу.
Днем раньше она сказала ему, что беременна и дети будут его. Для Хины это было главным доказательством ее любви, поскольку она не имела детей от Калина. Многие считали, что гаварнианские женщины способны контролировать детородный цикл. Если это было так, то она позволила своему организму начать цикл в ту ночь, когда после траура по Калину, продолжавшегося двадцать затемнений, они впервые оказались вместе.
Значит, скоро на свет появятся еще пять маленьких существ - четыре мальчика и одна девочка, как это было всегда у представителей гаварнианской расы. Три сына будут названы в честь его братьев, а четвертый получит имя отца, что являлось давно заведенным обычаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84