— Я был рад это слышать. Кстати, я думал, Фоксом у тебя уже все кончено.
Да, сэр.
Он повесил голову еще ниже. Щеки горели. Стыд и унижение парой побитых собак ползали внутри. Подумать только: он был готов поменять свою жизнь полностью и целиком, и вот торчит тут, как ком грязи, а человек, который дал ему шанс, допрашивает его. Хуже всего, что приходится все время врать. В горле встал ком размером с бейсбольный мяч; Трейс попытался проглотить его и чуть не подавился.
— Вчера вечером вы с Керни подрались. — Дэн взял кем-то забытый карандаш и стал рассеянно постукивать тупым концомпо столу, не сводя глаз с Трейса. — Из-за чего?
— Просто, — начал было Трейс, но поймал суровый взгляд Элизабет и поправился:
— Он издевался надо мной из-за того, что я у вас работаю.
— И поэтому вы подрались?
Трейс кивнул, стараясь уклониться от этих пронзительных голубых глаз, способных, наверное, видеть сквозь стену. Но не рассказывать же об Эми и тех гадостях, что говорил про нее Керни.
— Куда ты отправился, когда Элстром вас разнял? — Домой. Оставил велосипед в сарае и пошел погулять в лес.
— Когда стемнело?
— Да, сэр.
— Зачем?
Трейс пожал ноющими от напряжения плечами и принялся рассматривать ногти.
— Там хорошо думать.
— Ты был один?
Трейс снова попытался сглотнуть. Эх, оказаться бы сейчас где-нибудь еще, хоть в смертельном холоде Антарктиды, хоть в безводной аравийской пустыне, хоть в болоте, кишащем змеями…
— Трейс?
— Да, сэр, пробормотал он, вжимаясь в спинку стула.
Дэн медленно, глубоко вдохнул, выпрямился, осторожно выдохнул. Парень лжет. Это написано у него на лбу большими буквами. Элизабет нервно рылась в сумочке, ища сигареты. Она тоже это знает: у нее такой вид, будто вот-вот заплачет. Дрожащими руками она достала наконец пачку «Вирджиния слимз», вытащила сигарету, повертела ее в руках и бросила обратно в сумку.
— Итак, ты утверждаешь, — снова переведя взгляд на Трейса и мерно постукивая карандашом по столу, подытожил Дэн, — что был в лесу один. До которого часа?
— Не знаю. Долго.
— Элизабет?
Она прижала кончики пальцев к губам, чтобы справиться с охватившей ее паникой. Ужас рос внутри, раздувался, распирал ее, разрывал на части.
— Не знаю, — приниженно пробормоталаона. — Я не слышала, как он пришел.
— Трейс, ты плохо умеешь врать, — строго сказал Дэн. — Было бы лучше рассказать мне правду.
Трейс затаил дыхание и уставился на свои баскетбольные кроссовки.
— Тебе нечего больше добавить?
Он мысленно съежился от промелькнувшего в голосе Янсена разочарования.
— Нет, сэр.
— Ладно. — Дэн отложил карандаш, встал, чувствуя, как мышцы и связки отзываются всеми длинными, тяжкими прожитыми днями, которые он помнил, и еще несколькими забытыми. — Что же, Трейс, выбора у меня не остается. Мне придется задержать тебя на время…
— Нет! — взорвалась Элизабет, вскочив так резко, что опрокинула стул.
Дэн пристально смотрел на побледневшего, как мел, Трейса.
— Хочу, чтобы ты как следует подумал обо всем, сынок. Ты — главный подозреваемый, а алиби у тебя нет. Сказать мне правду не так плохо, как быть обвиненным в убийстве.
Он подошел к двери, кликнул помощника. Вошел Кауфман и с печальным, извиняющимся видом стал бочком приближаться к Трейсу. Элизабет остановила его взглядом, обняла сына. Она прижимала его к себе со всей силой, на какую была способна. Жаль, что он так вырос и его нельзя взять на руки, как когда-то давно, когда он был маленьким мальчиком с поцарапанными коленками.
— Я люблю тебя, родной мой, — шептала она, дрожащей рукой гладя сына по щеке.
Он смотрел на нее сквозь разбитые очки, смотрел со страхом, горечью, а за страхом и горечью теснились другие чувства, которым он не давал воли.
— Все будет хорошо, мамочка, — пробормотал он, всем сердцем желая, чтобы ей больше не пришлось проходить через это из-за него, чтобы он сам мог вернуться назад и исправить те глупости, что натворил; чтобы Керни Фоксу вообще не рождаться на свет.
Кауфман взял его за локоть и повел по длинному белому коридору. Элизабет стояла в дверях и смотрела им вслед. У нее так болело сердце, что ей казалось, будто она умирает. Когда Кауфман и Трейс свернули за угол, она обернулась к Дэну, чтобы излить часть своего страха, отчаяния и ярости на него.
— Как ты мог? — процедила она, исступленно моргая, чтобы не дать слезам пролиться. — Он ведь еще ребенок! Дэн плотно закрыл дверь, отрезая ее монолог от любопытных ушей в соседнем кабинете.
— Элизабет, он подозреваемый. Мои личные чувства не должны иметь с этим ничего общего. Мне надо дело делать.
— Правильно, — оскалилась Элизабет, шмыгнув носом и едва сдерживаясь, чтобы не броситься на него с кулаками, — твои законные избиратели негодуют, требуют его голову, и ты готов принести ее им на блюдечке. Все легко, мило, аккуратно — как ты любишь.
— Для меня это совсем не легко.
— Он не виноват! — крикнула Элизабет.
— Он лжет! — крикнул в ответ Дэн, и его голос звонко отразился от пустых белых стен. — Я не могу просто взять и отпустить его. Он подрался с Фоксом при пяти десятках свидетелей, потом Фокса нашли убитым в миле от твоего дома, и все, что по этому поводу говорит Трейс, — что он один гулял в лесу. Элизабет, ты сама знаешь, где он ходил вчера ночью? Чем занимался?
Она зажала рот ладонью, давясь слезами. Трейс ее сын, и она должна бы знать, где он был, что делал. Должна без тени сомнения знать, что он не мог убить человека. А она не знала. Господи помоги, она не знала, способен он на убийство или нет. В последнее время он был такой озлобленный, к нему было не пробиться… Она чувствовала, что он ускользает от нее, и хотела вернуть его, но как?
— О боже, — прошептала она. Ее опять душил страх.
Дэн смотрел, как она пытается справиться с собой, и внутренний голос тихонько подсказывал, что у него не будет более удобного момента, чтобы разорвать всякую связь с этой женщиной. У него есть работа, работа для него главное, и ничто другое не должно ему мешать. Но как удержаться, не потянуться к Элизабет?
— Иди ко мне, — позвал он вполголоса, кладя руку ей на плечо.
Она сбросила его руку, шагнула назад.
— Нет. Так ничего не получится, друг мой. Или одно, или другое. Ты не можешь разрезать свою и мою жизнь на кусочки — дружба, любовь, работа — и пользоваться ими по отдельности. Настоящая жизнь не так аккуратна. Ты не можешь потянуться ко мне, когда тебя заест совесть, а потом поставить обратно на полочку. Я тебе не кукла, чтобы играть со мною, когда приспичит; я живой человек, у меня есть сердце, и мне до смерти надоело, что его все время кто-то разбивает, так что уйди и не трогай меня!
Не дожидаясь, пока он послушается, она протиснулась мимо него к двери, выскочила в холл и побежала к выходу на улицу, натыкаясь на расставленные повсюду металлические столы и стулья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111