Поскольку весть о поражении русского войска разнеслась и на восток от Хазарии, на Русь двинулись даже те, кто прежде никогда этого не делал. С берегов далекого озера Яман-Сор(Озеро Яман-Сор находится на территории нынешней Западно-Казахстанской области.) появились многочисленные печенежские орды, и тысяцкому Микуле, каковым он стал по завершении Каспийского похода, пришлось дважды(Первая война произошла в 915 г., вторая — в 920 г.) вести с ними войну на порубежье Руси с Дикой степью.
Но Игорь всегда понимал, что главную опасность для Руси представляют не мятежи древлян либо тиверцев, не набеги хазар или печенегов, а Византия. И ежели у Руси с ней покуда мир, то лишь потому, что либо Византия сама вынуждена защищаться от сарацин, либо императорам приходилось подавлять очередное восстание своих разноплеменных данников. Но стоит только представиться удобному случаю — Новый Рим обязательно постарается лишить Русь тех выгодных положений договоров, что заставили его силой подписать князья Аскольд, Дир, Олег. Поэтому Игорь любыми способами стремился оттянуть войну с южным соседом, ибо каждый выигранный Русью мирный год укреплял ее, позволял набирать былую мощь.
Не желая давать Византии повода к войне, Игорь неукоснительно соблюдал заключенные с ней предшественниками договоры, и русские войска несколько раз оказывали помощь империи в войнах с сарацинами в Малой Азии и пиратами в Средиземном море. Однако Игорь применял против вероломного соседа и его оружие: если Новый Рим не упускал случая натравить на Русь хазар или печенегов, то и Игорь стал поддерживать врагов империи, не позволяя ей выпутаться из череды войн. Так, русские войска неоднократно оказывали поддержку Болгарии в ее противостоянии Византии, а болгарский каган — василевс(В 913 г. Византия признала за Симеоном право на титул василевса Болгарии.) Симеон — стал близким другом Игоря.
Однако всему наступает конец, наступил он и миру с Византией — империя нарушила заключенные с Русью договоры о торговле и дружбе. Именно так объявляла она войны тем, на чьи земли не могла двинуть легионы либо к чьим берегам направить свой флот. Так поступила она во времена Асколь-да и Дира: уничтожив в Царьграде русских купцов и захватив их товары, показала этим пренебрежение к Руси и увидела однажды в отместку за это у стен своего стольного града 200 русских ладей с воинами. Тем же способом действовала она и в отношении Болгарии, отменив в 894 году дарованные прежде ее купцам льготы и обязав их вести торг лишь в Фессалонике с уплатой пошлины, что послужило причиной первой войны кагана Симеона с Византией. И вот теперь Новый Рим снова, как в княжение Аскольда и Дира, бросил вызов Руси, не желая признавать ее равной себе державой и разрывая оплаченные русской кровью договоры. Но империя просчиталась — Русь, которую она мнит после поражения на Итиль-реке выбитой из седла, явит ей свою истинную силу и докажет, что внуки Перуна так же храбры и отважны, как их деды и отцы, а ее великий князь под стать своим грозным воителям-предшественникам — князьям Аскольду, Диру, Олегу…
— Здрав будь, княже, — вывел Игоря из задумчивости тихий хрипловатый голос.
Перед Игорем виднелся уже знакомый вход в пещеру со священным источником Перуна, у которого с клюкой в руках стоял волхв, хранитель подземного источника.
— Долгих лет жизни и тебе, мудрый старче, — ответил Игорь.
— Что привело тебя ко мне, княже? Жажда открыть богам свою переполненную тревогой душу? Желание услышать волю Неба перед тем, как принять собственное, важное для судеб Руси решение?
— Мне нужен совет богов, старче. Трудные кровавые события грядут на Русь, и кто, как не Перун, бог воинов-русичей, подскажет, как поступить мне, великому князю, в столь ответственное для державы и ее народа время?
— Перун никогда не оставляет своих внуков, тем паче в преддверии беды. Ступай за мной, княже.
Как и в прошлый раз, Микула с великим князем прошли вслед за волхвом к священному источнику, выслушали обращение волхва к богам. Теперь Микула не удивлялся ни наползавшему в пещеру из стены туману, ни тому, как он переставал чувствовать собственное тело, а из головы постепенно уходило понимание происходящего. И вот он уже не в пещере, а перед глазами вовсе не туман.
Перед ним во всю ширь расстилалось безбрежное, сливавшееся вдали с горизонтом море. По его синей глади скользили боевые русские ладьи с раздутыми ветром парусами, увешанные червлеными щитами. В одной из них сидел Микула, с потрескавшимися от жажды губами, почерневшим от солнца и ветра лицом, ввалившимися от голода и усталости глазами…
Но разве это море? Перед ним высились остроконечные горные пики, их склоны поросли изумрудными лесами, вверху, где пики соприкасались с облаками, под лучами солнца ярко сверкали кудрявые шапки отрогов, в ущельях виднелись бурные, стремительные реки, в живописных долинах раскинулись селения с красивыми домиками. Слабый прохладный ветерок приятно гладил кожу, ноздри щекотал сладковатый запах цветущих деревьев, в уши вливалось мелодичное журчание лесного ручья, нарушаемое оживленным птичьим гомоном…
Но что это, куда делись горы? Прямо на Микулу, прикрываясь щитами и выставив жала копий, неумолимо надвигались сплошной стеной ромейские центурии. Раздирали уши отрывистые звуки чужой военной музыки, першило в горле от поднятой ногами легионеров пыли, яростью и злобой сверкали глаза приближавшихся к нему врагов. Против византийцев, выставив навстречу их копьям щит, сжимая в руке обнаженный меч, стоял среди дружинников он, тысяцкий Микула. Две железные стены столкнулись, звон и лязг оружия повисли в воздухе, страшно закричали раненые, зашлись в предсмертном хрипе умирающие. Рубился с обступившими его недругами Микула, перехватывал и отбивал мечом чужие удары, щедро рассыпал свои. И вдруг мелькнула перед самыми глазами полоса вражьей стали…
Микула вздрогнул так, что едва не уронил факел. Широко открыв глаза, несколько мгновений неподвижно стоял на месте, не в состоянии осмыслить, где находится и что с ним происходит. Пещеру заволакивал мрак, лишь в небольшом пространстве, которое мог осветить слабо горевший факел, клубились волны седого тумана. Тысяцкий ощутил резкий, неприятный запах пещеры, плечи непроизвольно передернулись от промозглой сырости подземелья.
Громкий, полный ужаса крик великого князя снова заставил Микулу вздрогнуть. Подняв выше факел, положив ладонь на крыж меча, он шагнул на звук голоса в клубы тумана. Откинув назад голову, прикрыв лицо руками, Игорь медленно пятился от священного источника. Его лицо было мертвенно-бледным, глаза закрыты, губы перекошены. Чувствуя, как в душу вползает безотчетный страх, Микула схватил великого князя за плечи и тряс до тех пор, покуда тот не открыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
Но Игорь всегда понимал, что главную опасность для Руси представляют не мятежи древлян либо тиверцев, не набеги хазар или печенегов, а Византия. И ежели у Руси с ней покуда мир, то лишь потому, что либо Византия сама вынуждена защищаться от сарацин, либо императорам приходилось подавлять очередное восстание своих разноплеменных данников. Но стоит только представиться удобному случаю — Новый Рим обязательно постарается лишить Русь тех выгодных положений договоров, что заставили его силой подписать князья Аскольд, Дир, Олег. Поэтому Игорь любыми способами стремился оттянуть войну с южным соседом, ибо каждый выигранный Русью мирный год укреплял ее, позволял набирать былую мощь.
Не желая давать Византии повода к войне, Игорь неукоснительно соблюдал заключенные с ней предшественниками договоры, и русские войска несколько раз оказывали помощь империи в войнах с сарацинами в Малой Азии и пиратами в Средиземном море. Однако Игорь применял против вероломного соседа и его оружие: если Новый Рим не упускал случая натравить на Русь хазар или печенегов, то и Игорь стал поддерживать врагов империи, не позволяя ей выпутаться из череды войн. Так, русские войска неоднократно оказывали поддержку Болгарии в ее противостоянии Византии, а болгарский каган — василевс(В 913 г. Византия признала за Симеоном право на титул василевса Болгарии.) Симеон — стал близким другом Игоря.
Однако всему наступает конец, наступил он и миру с Византией — империя нарушила заключенные с Русью договоры о торговле и дружбе. Именно так объявляла она войны тем, на чьи земли не могла двинуть легионы либо к чьим берегам направить свой флот. Так поступила она во времена Асколь-да и Дира: уничтожив в Царьграде русских купцов и захватив их товары, показала этим пренебрежение к Руси и увидела однажды в отместку за это у стен своего стольного града 200 русских ладей с воинами. Тем же способом действовала она и в отношении Болгарии, отменив в 894 году дарованные прежде ее купцам льготы и обязав их вести торг лишь в Фессалонике с уплатой пошлины, что послужило причиной первой войны кагана Симеона с Византией. И вот теперь Новый Рим снова, как в княжение Аскольда и Дира, бросил вызов Руси, не желая признавать ее равной себе державой и разрывая оплаченные русской кровью договоры. Но империя просчиталась — Русь, которую она мнит после поражения на Итиль-реке выбитой из седла, явит ей свою истинную силу и докажет, что внуки Перуна так же храбры и отважны, как их деды и отцы, а ее великий князь под стать своим грозным воителям-предшественникам — князьям Аскольду, Диру, Олегу…
— Здрав будь, княже, — вывел Игоря из задумчивости тихий хрипловатый голос.
Перед Игорем виднелся уже знакомый вход в пещеру со священным источником Перуна, у которого с клюкой в руках стоял волхв, хранитель подземного источника.
— Долгих лет жизни и тебе, мудрый старче, — ответил Игорь.
— Что привело тебя ко мне, княже? Жажда открыть богам свою переполненную тревогой душу? Желание услышать волю Неба перед тем, как принять собственное, важное для судеб Руси решение?
— Мне нужен совет богов, старче. Трудные кровавые события грядут на Русь, и кто, как не Перун, бог воинов-русичей, подскажет, как поступить мне, великому князю, в столь ответственное для державы и ее народа время?
— Перун никогда не оставляет своих внуков, тем паче в преддверии беды. Ступай за мной, княже.
Как и в прошлый раз, Микула с великим князем прошли вслед за волхвом к священному источнику, выслушали обращение волхва к богам. Теперь Микула не удивлялся ни наползавшему в пещеру из стены туману, ни тому, как он переставал чувствовать собственное тело, а из головы постепенно уходило понимание происходящего. И вот он уже не в пещере, а перед глазами вовсе не туман.
Перед ним во всю ширь расстилалось безбрежное, сливавшееся вдали с горизонтом море. По его синей глади скользили боевые русские ладьи с раздутыми ветром парусами, увешанные червлеными щитами. В одной из них сидел Микула, с потрескавшимися от жажды губами, почерневшим от солнца и ветра лицом, ввалившимися от голода и усталости глазами…
Но разве это море? Перед ним высились остроконечные горные пики, их склоны поросли изумрудными лесами, вверху, где пики соприкасались с облаками, под лучами солнца ярко сверкали кудрявые шапки отрогов, в ущельях виднелись бурные, стремительные реки, в живописных долинах раскинулись селения с красивыми домиками. Слабый прохладный ветерок приятно гладил кожу, ноздри щекотал сладковатый запах цветущих деревьев, в уши вливалось мелодичное журчание лесного ручья, нарушаемое оживленным птичьим гомоном…
Но что это, куда делись горы? Прямо на Микулу, прикрываясь щитами и выставив жала копий, неумолимо надвигались сплошной стеной ромейские центурии. Раздирали уши отрывистые звуки чужой военной музыки, першило в горле от поднятой ногами легионеров пыли, яростью и злобой сверкали глаза приближавшихся к нему врагов. Против византийцев, выставив навстречу их копьям щит, сжимая в руке обнаженный меч, стоял среди дружинников он, тысяцкий Микула. Две железные стены столкнулись, звон и лязг оружия повисли в воздухе, страшно закричали раненые, зашлись в предсмертном хрипе умирающие. Рубился с обступившими его недругами Микула, перехватывал и отбивал мечом чужие удары, щедро рассыпал свои. И вдруг мелькнула перед самыми глазами полоса вражьей стали…
Микула вздрогнул так, что едва не уронил факел. Широко открыв глаза, несколько мгновений неподвижно стоял на месте, не в состоянии осмыслить, где находится и что с ним происходит. Пещеру заволакивал мрак, лишь в небольшом пространстве, которое мог осветить слабо горевший факел, клубились волны седого тумана. Тысяцкий ощутил резкий, неприятный запах пещеры, плечи непроизвольно передернулись от промозглой сырости подземелья.
Громкий, полный ужаса крик великого князя снова заставил Микулу вздрогнуть. Подняв выше факел, положив ладонь на крыж меча, он шагнул на звук голоса в клубы тумана. Откинув назад голову, прикрыв лицо руками, Игорь медленно пятился от священного источника. Его лицо было мертвенно-бледным, глаза закрыты, губы перекошены. Чувствуя, как в душу вползает безотчетный страх, Микула схватил великого князя за плечи и тряс до тех пор, покуда тот не открыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194