Там сдерживали натиск трех вражеских дивизий воины-сибиряки 308-й стрелковой дивизии полковника Л. Н. Гуртьева. Иной день они отражали более десяти атак. Потом к ним на помощь прислали 138-ю стрелковую дивизию под командованием
И. И. Людникова. Немцы так и не смогли одолеть бойцов 138-й дивизии. Обороняемый ими участок позднее назвали «островом Людникова», так как 11 ноября немцам удалось захватить южную часть завода «Баррикады», и дивизия была отрезана от главных сил 62-й армии, защищавшей Сталинград. Это был участок всего семьсот метров в длину и четыреста – в ширину. Снабжение боеприпасами и продовольствием осуществлялось по Волге. Кроме того, дивизию Людникова своим огнем с огневой позиции возле села Безродного на реке Ахтубе поддерживала канонерская лодка «Усыскин». Вообще о роли моряков Волжской военной флотилии командующий 62-й армией В. И. Чуйков позднее сказал так: «… о их подвигах скажу кратко: если бы их не было, возможно 62-я армия погибла бы без боеприпасов и без продовольствия и не выполнила бы своей задачи». Кстати, маршалу Чуйкову Сталинградская земля, обильно политая кровью советских солдат, стала дороже любой другой, поэтому он завещал похоронить себя именно на этой священной земле, и теперь прах маршала покоится рядом с прахом его солдат на Мамаевом кургане.
Великие из Горького вернулись в Сталинград спустя четыре года. А там – пепелище. Дома нет, яма с вещами вскрыта. Словом, ни крова, ничего нет. Матрена Григорьевна уговорила мужа перебраться поближе к родным краям, однако АлексеюЯковлевичу не было работы в деревне, потому они обосновались в Саратовской области в городе Красноармейске, который ранее звался Бальцером, потому что он входил в республику поволжских немцев.
Великих поселили в доме высланных немцев. Место было красивое – река неподалеку, а на ней пристань Ахмат. При доме большой участок земли. Дом этот потом Великие выкупили у городских властей. А дом роскошный, рядом – каменный шатровый подвал, где даже летом было прохладно, да и сам дом был построен на века. Участок – сад и огород – приходилось поливать Лиде, воду она носила в ведрах на коромысле с Волги, натирая до мозолей худенькие плечи. А родители работали на трикотажной фабрике имени Клары Цеткин. Еще в Красноармейске была фабрика имени Карла Либкнехта.
Странно. Городок Бальцер переименовали в Красноармейск, большинство жителей его выселили за Урал, в Казахстан, а фабрики по-прежнему носили имена немецких коммунистов, напоминая о том, что в городе раньше жили поволжские советские немцы, и почти все они были настроены против фашизма.
Привычка работать с малолетства на земле да еще фанатизм учительницы биологии Надежды Кузьминичны Удаловой, влюбленной в свое дело, стали толчком для Лиды в выборе будущей профессии.
В школе особенно выделялись две учительницы – аккуратная щеголиха Евдокия Петровна, преподававшая историю, и Надежда Кузминична Удалова. Первая вела уроки, словно наказание отбывала – все читала по конспекту и учебнику. Вторая на уроках давала материала намного больше, чем в учебнике написано, без устали работала на пришкольном участке, вместе с ребятами поливая посадки, вела юннатский кружок, который слыл в городе лучшим. Как можно было не заразиться любовью к биологии, агротехнике у такой учительницы? Вот и решила Лида с тремя своими подругами поступать в Сталинградский сельскохозяйственный институт. Однако надо сказать, что агротехника все-таки не была ее мечтой. В то время ей было как-то все равно, кем стать, и окажись Евдокия Петровна более интересной личностью, может быть, стала бы Лида педагогом. Это уже в институте она поняла, что сделала правильный выбор, и никогда о том не жалела. Работа на земле стала для нее самым важным делом.
После института Лида стала работать в Светло-Ярском районе в селе Большие Чапурники. Услышав, что там «было столько интересных случаев», я уже не удивилась.
– В колхозе была жеребая кобыла Машка, но я о том не знала. И вот конюх почему-то всегда запрягал в таратайку для меня именно эту Машку – то ли меня недолюбливал, то ли кобылу ту. А она пугливая была, машин очень боялась. Однажды как шарахнется в сторону – таратайка чуть в кювет не попала, едва не опрокинулась, а я меня подбросило вверх метра на полтора. И как я точно приземлилась на сиденье – до сих пор не пойму, а ведь могла сверзиться и на землю. Собралась я как-то в поле, а конюх опять Машку запряг. Если бы я знала, что ей пора жеребиться, ни за что не разрешила бы так сделать. И вот еду я, вижу работающий трактор, ну, я оставила Машку на дороге, вожжи закрепила к спинке таратайки да пошла к трактору. Не успела далеко отойти, слышу сзади удар какой-то. Оглянулась и вижу – Машка упала на землю, и вожжи так перехлестнули шею, что она стала задыхаться, а главное – жеребится она. Перепугалась я, попыталась вожжи ослабить, а сил не хватает. Я бегом навстречу трактористу. А тот ехал потихоньку, потому что думал, я его за что-то ругать буду. Но зато как услышал меня, тут же примчался, отвязал вожжи, Машку распряг. Тут и жеребенок родился. Ой, интересно как было! Маленький такой жеребеночек, ножки тонюсенькие. Полежал-полежал немного, и давай подниматься, ну, думаю, ноги сейчас сломаются у него. Но встал прочно, и к матери тычется. Мы его с трактористом Степкой назвали, потому что он в степи родился. А Машка только пришла в себя, тут же в степь убежала и жеребенка за собой увела, наверное, думала, что мы ее жеребенка отберем. Ее поймали несколько суток спустя. А я всегда ходила на своего крестника Степку смотреть.
Послевоенное время было очень трудное, голодное, а люди жили, веря, что потерпят немного, а потом будет легче. Потому и песни пели радостные. И в семье Великих тоже часто пели, хотя и жили бедно – если бы не огород, так хоть голодай, потому что зарплаты Матрены и Алексея не хватало на жизнь. У Екатерины Алексеевны голос был не сильный, хоть и любила петь, а уж сказок она знала – словно пушкинская Арина Родионовна. Зато сильный голос имела Матрена Григорьевна, ей бы в художественной самодеятельности участвовать, да Алексей Яковлевич не разрешал. А дочери позволил, потому Лида и в школьном хоре пела, и в институте – тоже. Еще маленькая была, ее отправили однажды в деревню к тете, у которой муж был инвалидом войны. Девочка ухаживала за ним, кормила и развлекала песнями. Дядюшка слушал и восторженно восклицал: «Ай да девчонка у Мотьки выросла, ай да молодец! Как хорошо поет!» А еще просил: «Лидка, дай дроби!» – и девочка начинала плясать, звонко отбивая чечетку каблуками сапожек.
Лидия Великая – дитя своего времени – заводная, активная, устремленная в прекрасное будущее. И муж ей нашелся такой же – Вячеслав, активист и заводила, умный парень, комсомольский вожак, душа любой компании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
И. И. Людникова. Немцы так и не смогли одолеть бойцов 138-й дивизии. Обороняемый ими участок позднее назвали «островом Людникова», так как 11 ноября немцам удалось захватить южную часть завода «Баррикады», и дивизия была отрезана от главных сил 62-й армии, защищавшей Сталинград. Это был участок всего семьсот метров в длину и четыреста – в ширину. Снабжение боеприпасами и продовольствием осуществлялось по Волге. Кроме того, дивизию Людникова своим огнем с огневой позиции возле села Безродного на реке Ахтубе поддерживала канонерская лодка «Усыскин». Вообще о роли моряков Волжской военной флотилии командующий 62-й армией В. И. Чуйков позднее сказал так: «… о их подвигах скажу кратко: если бы их не было, возможно 62-я армия погибла бы без боеприпасов и без продовольствия и не выполнила бы своей задачи». Кстати, маршалу Чуйкову Сталинградская земля, обильно политая кровью советских солдат, стала дороже любой другой, поэтому он завещал похоронить себя именно на этой священной земле, и теперь прах маршала покоится рядом с прахом его солдат на Мамаевом кургане.
Великие из Горького вернулись в Сталинград спустя четыре года. А там – пепелище. Дома нет, яма с вещами вскрыта. Словом, ни крова, ничего нет. Матрена Григорьевна уговорила мужа перебраться поближе к родным краям, однако АлексеюЯковлевичу не было работы в деревне, потому они обосновались в Саратовской области в городе Красноармейске, который ранее звался Бальцером, потому что он входил в республику поволжских немцев.
Великих поселили в доме высланных немцев. Место было красивое – река неподалеку, а на ней пристань Ахмат. При доме большой участок земли. Дом этот потом Великие выкупили у городских властей. А дом роскошный, рядом – каменный шатровый подвал, где даже летом было прохладно, да и сам дом был построен на века. Участок – сад и огород – приходилось поливать Лиде, воду она носила в ведрах на коромысле с Волги, натирая до мозолей худенькие плечи. А родители работали на трикотажной фабрике имени Клары Цеткин. Еще в Красноармейске была фабрика имени Карла Либкнехта.
Странно. Городок Бальцер переименовали в Красноармейск, большинство жителей его выселили за Урал, в Казахстан, а фабрики по-прежнему носили имена немецких коммунистов, напоминая о том, что в городе раньше жили поволжские советские немцы, и почти все они были настроены против фашизма.
Привычка работать с малолетства на земле да еще фанатизм учительницы биологии Надежды Кузьминичны Удаловой, влюбленной в свое дело, стали толчком для Лиды в выборе будущей профессии.
В школе особенно выделялись две учительницы – аккуратная щеголиха Евдокия Петровна, преподававшая историю, и Надежда Кузминична Удалова. Первая вела уроки, словно наказание отбывала – все читала по конспекту и учебнику. Вторая на уроках давала материала намного больше, чем в учебнике написано, без устали работала на пришкольном участке, вместе с ребятами поливая посадки, вела юннатский кружок, который слыл в городе лучшим. Как можно было не заразиться любовью к биологии, агротехнике у такой учительницы? Вот и решила Лида с тремя своими подругами поступать в Сталинградский сельскохозяйственный институт. Однако надо сказать, что агротехника все-таки не была ее мечтой. В то время ей было как-то все равно, кем стать, и окажись Евдокия Петровна более интересной личностью, может быть, стала бы Лида педагогом. Это уже в институте она поняла, что сделала правильный выбор, и никогда о том не жалела. Работа на земле стала для нее самым важным делом.
После института Лида стала работать в Светло-Ярском районе в селе Большие Чапурники. Услышав, что там «было столько интересных случаев», я уже не удивилась.
– В колхозе была жеребая кобыла Машка, но я о том не знала. И вот конюх почему-то всегда запрягал в таратайку для меня именно эту Машку – то ли меня недолюбливал, то ли кобылу ту. А она пугливая была, машин очень боялась. Однажды как шарахнется в сторону – таратайка чуть в кювет не попала, едва не опрокинулась, а я меня подбросило вверх метра на полтора. И как я точно приземлилась на сиденье – до сих пор не пойму, а ведь могла сверзиться и на землю. Собралась я как-то в поле, а конюх опять Машку запряг. Если бы я знала, что ей пора жеребиться, ни за что не разрешила бы так сделать. И вот еду я, вижу работающий трактор, ну, я оставила Машку на дороге, вожжи закрепила к спинке таратайки да пошла к трактору. Не успела далеко отойти, слышу сзади удар какой-то. Оглянулась и вижу – Машка упала на землю, и вожжи так перехлестнули шею, что она стала задыхаться, а главное – жеребится она. Перепугалась я, попыталась вожжи ослабить, а сил не хватает. Я бегом навстречу трактористу. А тот ехал потихоньку, потому что думал, я его за что-то ругать буду. Но зато как услышал меня, тут же примчался, отвязал вожжи, Машку распряг. Тут и жеребенок родился. Ой, интересно как было! Маленький такой жеребеночек, ножки тонюсенькие. Полежал-полежал немного, и давай подниматься, ну, думаю, ноги сейчас сломаются у него. Но встал прочно, и к матери тычется. Мы его с трактористом Степкой назвали, потому что он в степи родился. А Машка только пришла в себя, тут же в степь убежала и жеребенка за собой увела, наверное, думала, что мы ее жеребенка отберем. Ее поймали несколько суток спустя. А я всегда ходила на своего крестника Степку смотреть.
Послевоенное время было очень трудное, голодное, а люди жили, веря, что потерпят немного, а потом будет легче. Потому и песни пели радостные. И в семье Великих тоже часто пели, хотя и жили бедно – если бы не огород, так хоть голодай, потому что зарплаты Матрены и Алексея не хватало на жизнь. У Екатерины Алексеевны голос был не сильный, хоть и любила петь, а уж сказок она знала – словно пушкинская Арина Родионовна. Зато сильный голос имела Матрена Григорьевна, ей бы в художественной самодеятельности участвовать, да Алексей Яковлевич не разрешал. А дочери позволил, потому Лида и в школьном хоре пела, и в институте – тоже. Еще маленькая была, ее отправили однажды в деревню к тете, у которой муж был инвалидом войны. Девочка ухаживала за ним, кормила и развлекала песнями. Дядюшка слушал и восторженно восклицал: «Ай да девчонка у Мотьки выросла, ай да молодец! Как хорошо поет!» А еще просил: «Лидка, дай дроби!» – и девочка начинала плясать, звонко отбивая чечетку каблуками сапожек.
Лидия Великая – дитя своего времени – заводная, активная, устремленная в прекрасное будущее. И муж ей нашелся такой же – Вячеслав, активист и заводила, умный парень, комсомольский вожак, душа любой компании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95