Как бы он справился со всем этим, если бы не она? Без Софи никто и понятия бы не имел, куда исчезла Лили; мать никогда не открыла бы ему свою тайну, и он ничего не знал о шантаже, а это означало, что тогда он бы просто погиб.
И еще он нигде не нашел бы утешения, – утешения, которое могла дать ему только она. Утешение, успокоение, любовь – эти слова были совершенно новыми для Джеймса. Прежде они ему просто не приходили в голову. И он даже представить не мог, что они ему когда-нибудь понадобятся. Он словно был заморожен внутри себя, а то, что предлагала Софи, содержало тепло – ему становилось страшно, когда это тепло касалось его замороженного сердца. Вот почему Джеймс пытался избежать этого любыми способами – он хотел остаться замороженным.
Зато теперь, после того как он испытал удивительную радость от того, что кто-то в мире сочувствует ему, он больше никогда не вернется в эту твердую оболочку. Джеймс очень многое узнал о Софи за эти последние несколько недель и понял, что у нее честная, преданная и сочувствующая душа. Она пройдет сквозь огонь и воду ради того, кого любит, и ему следует благодарить Господа за то, что она всем своим щедрым сердцем полюбила его.
Джеймс еще раз горячо сжал ее руку, и она с благодарностью посмотрела ему в глаза. Наверняка у нее все еще остается тысяча вопросов, и она, безусловно, заслуживает того, чтобы получить на них ответы. Ему столько еще нужно объяснить ей, за многое попросить прощения, многое пообещать...
До того как карета остановилась у дома, где находилось заведение мадам Ларуа, ни один из них не проронил ни слова о том, что Лили могла находиться именно здесь, а когда стук колес замер, Джеймс быстро открыл дверцу и спустился на землю. Уитби хотел последовать за ним, но Джеймс остановил его, сказав:
– Побудь здесь вместе с Софи и, пожалуйста, не оставляй ее одну. Кто знает, что за обстановка в этом районе...
Граф кивнул и опять уселся на сиденье.
– Удачи тебе! – пожелала Софи, высунувшись из окна кареты, и помахала мужу рукой.
Когда Джеймс поднялся по ступеням, его встретил хорошо одетый швейцар с восточной внешностью и сразу провел в роскошно обставленный холл, в котором красный пушистый ковер удачно подходил к красным с золотом обоям и обитому бархатом красному небольшому диванчику, с потолка свисала большая хрустальная люстра. С правой стороны на стене была изображена обнаженная женщина, лежащая на берегу реки.
Джеймс сказал, что хотел бы поговорить с мадам Ларуа, и его проводили в соседнюю комнату, а затем попросили немного подождать.
Через минуту парчовая занавеска раздвинулась, и в комнату впорхнула изящная, безупречно одетая немолодая женщина, ее блестящие золотистые волосы были собраны в красивый пучок. На лице ее не было никакой косметики, а фигуре могла позавидовать любая красотка старше двадцати лет.
Джеймс вынужден был признать, что для своего возраста мадам Ларуа была поразительно красивой и элегантной особой, совсем не походившей на злобную фурию, какой он ее себе представлял всю дорогу.
Как только Женевьева увидела его, она невероятно побледнела и, прижав руку ко рту, удивленно воскликнула:
– Боже, это вы!
Джеймс слегка поклонился:
– Да, это действительно я.
Мадам Ларуа успокоилась, и голос ее вдруг стал чарующим и немного хриплым:
– Прошу прощения, ваша светлость, но я не думала, что сходство окажется таким... потрясающим. Вы выглядите точно так, как ваш отец, когда я впервые встретила его, а это было больше тридцати лет назад.
– Уверяю вас, мадам, что на этом сходство заканчивается.
Женевьева заставила себя улыбнуться и, подойдя к небольшому столику, достала бутылку.
– Хотите выпить?
– Спасибо, нет.
– Надеюсь, вы не посчитаете невежливостью, если я налью себе? – спросила она, доставая стакан.
Судя по тому, как дрожала ее тонкая рука, когда она наливала вино, Джеймс понял, что сейчас ей это просто необходимо.
– Это ваше дело, – хмуро произнес он. Женевьева выпила несколько глотков, затем грациозно прошла через комнату и остановилась у камина.
– Что привело вас в Париж, ваша светлость?
– Мне казалось, что вы давно ожидаете моего приезда, и я не хотел вас разочаровывать.
Мадам Ларуа искоса взглянула на него.
– Вы желали встретиться со мной?
Джеймс внезапно рассмеялся:
– Следует признаться, что мне было любопытно увидеть женщину, на которой мой отец женился вопреки советам своего отца, но все же причина моего приезда не в этом.
– Его отец – негодяй, и я уверена, что вы хорошо это знаете, ведь он же был вашим дедом.
Джеймса слегка удивило, что мадам Ларуа столь уверенно рассуждает о нравственности. И тут совершенно неожиданно он понял, почему отец с его диким неуравновешенным характером полюбил эту женщину много лет назад: она осуждала не его, а того, кого он ненавидел.
– Вам хотелось бы побольше узнать о другой стороне жизни вашего отца? – кокетливо спросила Женевьева. – Вы приехали за воспоминаниями?
Джеймсу и в самом деле многое хотелось бы узнать об отце, но в настоящее время ему предстояло решить более серьезные проблемы. Вряд ли он мог представить себя сидящим в этом доме и распивающим чай с женщиной, которая шантажировала его семью.
Подойдя ближе к Женевьеве, он холодно произнес:
– У меня нет времени для развлечений, мадам. Как я понял, вы переписывались с моей матерью, вдовствующей герцогиней.
Женевьева с невинным видом подняла бровь.
– О да, она теперь вдова. Зато вы, как я слышала, женились на американке. Ваша жена пользовалась в Париже большим успехом, дорогой Джеймс, когда приезжала за туалетами.
То, что Женевьева знала о Софи, невероятно разозлило его, а то, что она обратилась к нему по имени, только добавило раздражения.
Джеймс решил, что на сей раз любезностей уже достаточно.
– Я хочу, мадам, чтобы вы поняли, – решительно проговорил он. – Больше никаких писем от вас в замок Уэнтуорт приходить не будет, и если вы позволите себе еще хоть раз обратиться за деньгами к кому-либо из моей семьи, я уничтожу вас. Надеюсь, вы хорошо поняли значение моих слов?
Женевьева глубоко вздохнула:
– Что заставляет вас предполагать, будто я обращалась к кому-то за деньгами? Клянусь вам, – голос Женевьевы звучал совершенно спокойно, – я не думала о вашей семье с тех самых пор... Короче, в последний раз это было очень давно.
– Давайте прекратим эту ложь. – Джеймс подошел к ней совсем близко и сорвал с ее шеи опаловый кулон. – Кстати, это украшение мне хорошо знакомо, и я верну его на то место, где оно должно находиться, – в будуар моей матери.
ЛицоЖеневьевы мгновенно сморщилось, она прижала руку к горлу.
– Как вы посмели?
– Это я должен спросить, как вы посмели, мадам. Ваш секрет раскрыт, и отныне не будет никаких секретов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
И еще он нигде не нашел бы утешения, – утешения, которое могла дать ему только она. Утешение, успокоение, любовь – эти слова были совершенно новыми для Джеймса. Прежде они ему просто не приходили в голову. И он даже представить не мог, что они ему когда-нибудь понадобятся. Он словно был заморожен внутри себя, а то, что предлагала Софи, содержало тепло – ему становилось страшно, когда это тепло касалось его замороженного сердца. Вот почему Джеймс пытался избежать этого любыми способами – он хотел остаться замороженным.
Зато теперь, после того как он испытал удивительную радость от того, что кто-то в мире сочувствует ему, он больше никогда не вернется в эту твердую оболочку. Джеймс очень многое узнал о Софи за эти последние несколько недель и понял, что у нее честная, преданная и сочувствующая душа. Она пройдет сквозь огонь и воду ради того, кого любит, и ему следует благодарить Господа за то, что она всем своим щедрым сердцем полюбила его.
Джеймс еще раз горячо сжал ее руку, и она с благодарностью посмотрела ему в глаза. Наверняка у нее все еще остается тысяча вопросов, и она, безусловно, заслуживает того, чтобы получить на них ответы. Ему столько еще нужно объяснить ей, за многое попросить прощения, многое пообещать...
До того как карета остановилась у дома, где находилось заведение мадам Ларуа, ни один из них не проронил ни слова о том, что Лили могла находиться именно здесь, а когда стук колес замер, Джеймс быстро открыл дверцу и спустился на землю. Уитби хотел последовать за ним, но Джеймс остановил его, сказав:
– Побудь здесь вместе с Софи и, пожалуйста, не оставляй ее одну. Кто знает, что за обстановка в этом районе...
Граф кивнул и опять уселся на сиденье.
– Удачи тебе! – пожелала Софи, высунувшись из окна кареты, и помахала мужу рукой.
Когда Джеймс поднялся по ступеням, его встретил хорошо одетый швейцар с восточной внешностью и сразу провел в роскошно обставленный холл, в котором красный пушистый ковер удачно подходил к красным с золотом обоям и обитому бархатом красному небольшому диванчику, с потолка свисала большая хрустальная люстра. С правой стороны на стене была изображена обнаженная женщина, лежащая на берегу реки.
Джеймс сказал, что хотел бы поговорить с мадам Ларуа, и его проводили в соседнюю комнату, а затем попросили немного подождать.
Через минуту парчовая занавеска раздвинулась, и в комнату впорхнула изящная, безупречно одетая немолодая женщина, ее блестящие золотистые волосы были собраны в красивый пучок. На лице ее не было никакой косметики, а фигуре могла позавидовать любая красотка старше двадцати лет.
Джеймс вынужден был признать, что для своего возраста мадам Ларуа была поразительно красивой и элегантной особой, совсем не походившей на злобную фурию, какой он ее себе представлял всю дорогу.
Как только Женевьева увидела его, она невероятно побледнела и, прижав руку ко рту, удивленно воскликнула:
– Боже, это вы!
Джеймс слегка поклонился:
– Да, это действительно я.
Мадам Ларуа успокоилась, и голос ее вдруг стал чарующим и немного хриплым:
– Прошу прощения, ваша светлость, но я не думала, что сходство окажется таким... потрясающим. Вы выглядите точно так, как ваш отец, когда я впервые встретила его, а это было больше тридцати лет назад.
– Уверяю вас, мадам, что на этом сходство заканчивается.
Женевьева заставила себя улыбнуться и, подойдя к небольшому столику, достала бутылку.
– Хотите выпить?
– Спасибо, нет.
– Надеюсь, вы не посчитаете невежливостью, если я налью себе? – спросила она, доставая стакан.
Судя по тому, как дрожала ее тонкая рука, когда она наливала вино, Джеймс понял, что сейчас ей это просто необходимо.
– Это ваше дело, – хмуро произнес он. Женевьева выпила несколько глотков, затем грациозно прошла через комнату и остановилась у камина.
– Что привело вас в Париж, ваша светлость?
– Мне казалось, что вы давно ожидаете моего приезда, и я не хотел вас разочаровывать.
Мадам Ларуа искоса взглянула на него.
– Вы желали встретиться со мной?
Джеймс внезапно рассмеялся:
– Следует признаться, что мне было любопытно увидеть женщину, на которой мой отец женился вопреки советам своего отца, но все же причина моего приезда не в этом.
– Его отец – негодяй, и я уверена, что вы хорошо это знаете, ведь он же был вашим дедом.
Джеймса слегка удивило, что мадам Ларуа столь уверенно рассуждает о нравственности. И тут совершенно неожиданно он понял, почему отец с его диким неуравновешенным характером полюбил эту женщину много лет назад: она осуждала не его, а того, кого он ненавидел.
– Вам хотелось бы побольше узнать о другой стороне жизни вашего отца? – кокетливо спросила Женевьева. – Вы приехали за воспоминаниями?
Джеймсу и в самом деле многое хотелось бы узнать об отце, но в настоящее время ему предстояло решить более серьезные проблемы. Вряд ли он мог представить себя сидящим в этом доме и распивающим чай с женщиной, которая шантажировала его семью.
Подойдя ближе к Женевьеве, он холодно произнес:
– У меня нет времени для развлечений, мадам. Как я понял, вы переписывались с моей матерью, вдовствующей герцогиней.
Женевьева с невинным видом подняла бровь.
– О да, она теперь вдова. Зато вы, как я слышала, женились на американке. Ваша жена пользовалась в Париже большим успехом, дорогой Джеймс, когда приезжала за туалетами.
То, что Женевьева знала о Софи, невероятно разозлило его, а то, что она обратилась к нему по имени, только добавило раздражения.
Джеймс решил, что на сей раз любезностей уже достаточно.
– Я хочу, мадам, чтобы вы поняли, – решительно проговорил он. – Больше никаких писем от вас в замок Уэнтуорт приходить не будет, и если вы позволите себе еще хоть раз обратиться за деньгами к кому-либо из моей семьи, я уничтожу вас. Надеюсь, вы хорошо поняли значение моих слов?
Женевьева глубоко вздохнула:
– Что заставляет вас предполагать, будто я обращалась к кому-то за деньгами? Клянусь вам, – голос Женевьевы звучал совершенно спокойно, – я не думала о вашей семье с тех самых пор... Короче, в последний раз это было очень давно.
– Давайте прекратим эту ложь. – Джеймс подошел к ней совсем близко и сорвал с ее шеи опаловый кулон. – Кстати, это украшение мне хорошо знакомо, и я верну его на то место, где оно должно находиться, – в будуар моей матери.
ЛицоЖеневьевы мгновенно сморщилось, она прижала руку к горлу.
– Как вы посмели?
– Это я должен спросить, как вы посмели, мадам. Ваш секрет раскрыт, и отныне не будет никаких секретов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76