Пытался ухватить Витека зубами за ботинок, но приступы рыданий мешали ему осуществить задуманное.
Алина медленно поднимает дрожащие веки.
– Где мы были так долго?
– Там, где сбываются сны.
– Нет, это совсем другое место. Может, на берегу океана или среди снежных вершин?
– Почему ты меня оттолкнула?
– Я хотела прийти к тебе в длинном белом платье, в прозрачной вуали, которую колеблет ветер. Пусть это будет красиво.
– Будет красиво. Открой лицо. Ты меня стесняешься?
– Я не стесняюсь. Я слушаю тебя. Кажется, кто-то ужасно плакал.
– Рекс, твой пес. Испугался нашей любви.
Алина отвела руку от лица, устало уронила ее на упругие кустики чабреца. Он уловил мимолетную, бледную, рассеянную улыбку на ее губах.
– А ты не боишься нашей любви?
– Нет. Ведь она единственная. Другой такой нет на свете.
– Откуда ты знаешь?
– Эту долгую ночь я был один на один с ветром и небом, со звездами. И теперь знаю все. Я выстоял тебя, как терпеливая птица.
– Какая птица?
– Наверняка есть такая, самая терпеливая.
Алина приподнялась, пошатываясь, поправила волосы, в которых запутались былинки и непроросшие семена трав.
– Так что же с нами будет? – спросила она с той же отрешенной улыбкой.
– Думаю, что теперь ты будешь командовать.
– Всегда я?
– Нет. Иногда и я. Но всегда мы будем знать, когда тебе распоряжаться, когда мне.
– Ты не боишься моих капризов?
– Я знаю, ты рождена в полночь тринадцатого числа того месяца, когда земля содрогалась от молний.
Алина наклонилась и припала к его губам.
– Мы сбежим после экзаменов?
– В какой-нибудь из университетских городов. Я буду работать и учиться, а ты – учиться и вести дом.
– А ты станешь самым знаменитым врачом?
– Ты будешь женой прославленного профессора.
Алина снова поцеловала его и шепнула, не отводя губ:
– Может, и я уже люблю?
– Наверняка. Можно ли не любить меня?
– Два хитрейших человека в округе заврались насмерть.
– Это прекрасно.
Рекс терзал когтями дерн, заглушая отчаянье или тоску. Комья лесного чернозема летели вниз, как черный снег.
– Крота ищет, – сказала Алина.
– Нет, притворяется. Страдает от ревности. А Сильвек?
– Что Сильвек?
– Ты не ответила на вопрос.
– Сильвек в ссылке. Впутался в историю, которая сродни нашей. Взгляни, что-то блестит в реке. Раковина или монета. Думаю, нам на счастье.
Действительно, что-то поблескивало между воронками водоворотов и шевелящимися бородами водорослей. За обрывом, в каньоне предместья, все еще распевали марширующие солдаты.
– Это монетка, которую ты мне когда-то дала. Пятьдесят грошей, с которых все началось.
– Почему ты бросил ее в реку?
Витек уже скользил по глинистому откосу, к которому кое-где лепились кусты на островках дерна, принесенных ливнями.
– Я обронил ее тут, грустя о тебе.
Алина, оставшаяся на краю оврага, все уменьшалась и отдалялась. В одинокой усадьбе на том берегу зазвучали уже знакомые цимбалы.
Витек вошел в воду, начал перебирать пальцами в скользких волосах водорослей.
– Чуть левее! – крикнула Алина.
– Здесь?
– Ближе к ногам. Да, здесь.
Потом он возвращался, цепляясь за высохшую глиняную стену, изрытую норами ласточек-береговушек.
– Поймал? Нашел?
– Там ничего нет. Сплошная галька и мерзкие водоросли.
– Как это нет? Погляди.
Обнявшись, они склонились над пропастью. В воде что-то все-таки поблескивало, пуская зайчики в их сторону. Тускнело под толщей воды, чтобы тут же снова засверкать.
– Пусть блестит, – сказал Витек. – Пусть нас ждет. Что теперь прикажешь?
– Надо возвращаться, иначе отец нас убьет. Встретимся здесь же после выпускных экзаменов. В три часа пополудни. И проведем военный совет. Хорошо?
– Я не выдержу столько дней без тебя.
– Мы должны соблюдать осторожность. Мы самые хитрые выпускники на свете.
– А потом – полный вперед. В дальнюю дорогу.
– В дальнюю дорогу или в беспредельность.
– Лучше в дальнюю дорогу.
– До свиданья, супруг мой.
– До свиданья, супруга моя.
Она побежала вверх по лесистому склону, опережаемая Рексом, вновь обретшим радость жизни.
– Не догоняй меня! – крикнула с вершины, придавленной нагромождением облаков. – Я должна вернуться одна!
– До скорых лобзаний, супруга!
– До скорых, супруг мой!
Когда Витек поднялся на гребень холма, изъеденного эрозией, Алина уже перебегала в дрожащем мареве железнодорожное полотно.
– Она должна оглянуться. Это будет добрая примета, – шепнул он.
Но Алина не оглянулась. Рекс мчался впереди и лаял молодецки уже среди садов в белоснежном цветении.
И тут из неглубокого оврага выкатился, громыхая старым железом, поезд. На серых подушках пара мчался он к северным берегам горизонта. В пустых окнах смазывалось отраженье заснеженных садов. И вдруг в одном из вагонных окошек Витек увидал неподвижную и исполненную достоинства знакомую фигуру архиепископа. В излучающих удивительный свет руках он держал позолоченный требник, но смотрел на убегающий монотонный пейзаж и на Витека, застывшего среди высоких сталагмитов конского щавеля. Поезд промчался, волоча за собой ритмичный перестук колес.
– Вероятно, мне показалось. А может, он уладил какое-то важное дело и теперь возвращается в свой дворец, в пожизненное заточение. Может, я все-таки видел архиепископа, только не знаю, зачем мне нужно было его видеть.
И тут из гущи старых акаций вышел полицейский с нашивками старшего сержанта. Он волочил за ремень винтовку с заляпанным глиной прикладом. Глаза были налиты кровью, потное лицо заросло темной щетиной. Полицейский остановился возле Витека, вытащил из кармана металлическую коробочку с потертыми, словно серебряными уголками.
– Закурите? – спросил Витека.
– Благодарю. Некурящий.
– Снова девушку дожидаетесь. Ту же самую?
– Уже дождался.
– Все в порядке?
– Даже лучше.
Полицейский закурил, молча разглядывая Витека. Жадно затянулся, выпустил дым изо рта и носа, выпускал до бесконечности. И одновременно моргал красными веками.
– Удивительная весна, – сказал он. – Только в лесу и в поле, под голым небом, видишь, какая это удивительная весна.
– Каждый год люди удивляются весне, лету, зиме. Видно, так уж и должно быть.
– Собственно, мне без разницы.
– Не огорчайтесь. Все будет хорошо.
– Что будет хорошо?
– А я знаю? Вся наша жизнь.
Полицейский сплюнул желтую слюну в пышный куст мертвого чертополоха. Покачал головой.
– Вся наша жизнь, – проворчал он. – А геморрой разыгрался – спасу нет. Ну, не буду мешать.
И пошел вразвалочку к Пушкарне.
– У меня старческие мозги. Преждевременное одряхление серого вещества, – прошептал неизвестно почему Витек. – Может, и в нашем бытии случаются сбои, как в погоде? Надо быть молодым. Хотя бы им прикидываться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55