ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Должно быть, его усыпили, но этого момента в памяти не отложилось. Вредлинский не запомнил даже, как его раздели и уложили в кровать, заботливо накрыв теплым ватным одеялом.
Как уже говорилось, воздух в комнате был свежий, но не холодный. Нацепив очки, Вредлинский разглядел стоящие у кровати шлепанцы и еще раз удивился, потому что это были не чьи-нибудь, а его собственные тапочки, которые он надел в прихожей всего за несколько минут до похищения. Шлепанцы, как известно, на ногах удерживаются слабо, тем более если человека в них куда-то тащат. Эмиль Владиславович был очень рад, что похитители оказались настолько корректны, что не потеряли их. Как многие пожилые люди, Вредлинский испытывал чувство некой мистической привязанности к старым вещам, которые служили ему на протяжении многих лет. Если такая вещь вдруг портилась, приходила в негодность или терялась, он сильно расстраивался. Иногда ему даже казалось, будто это какой-то знак свыше, предупреждающий его о близости собственной кончины.
Надев тапочки, Эмиль Владиславович первым делом подошел к окну. Не то чтоб Вредлинский прикидывал возможность побега, но все же надо было хоть чуточку осмотреться.
Увы, ничего такого, что бы как-то намекало на то, где он находится, Эмиль Владиславович не увидел. Его глазам предстал всего лишь прямоугольный внутренний двор серого шестиэтажного здания. Во дворе был сквер с еще не облетевшими, мокрыми деревьями и кустами, парковалось несколько автомобилей. На небольшой детской площадке копошилось с десяток малышей, и несколько бабушек и мам степенно прогуливались поблизости. Выехать из этого двора можно было только через арку, находившуюся на противоположной от Вредлинского части дома. Но что там, за этой аркой, он не видел, потому что находился на шестом этаже — угол был слишком острый. Так или иначе, но таких дворов полно в Москве, есть они и в Питере, и в десятках других российских городов. Впрочем, есть такие дворы и в других странах, особенно ближнего зарубежья и бывшего соцсодружества.
После этого Эмиль Владиславович потрогал дверь, и вот тут у него впервые возникло ощущение несвободы. Дверь была заперта снаружи — стало быть, те, кто его похитил, не хотели, чтоб Вредлинский куда-то вышел из этой комфортной камеры. Тем более что туалет и умывальник тут тоже имелись.
Поскольку разгуливать в нижнем белье Эмиль Владиславович не хотел, то принялся разыскивать верхнюю одежду, опасаясь, что похитители ее не оставили. Однако тут он ошибся, ни, разумеется, не стал из-за этой ошибки расстраиваться.
Вся верхняя одежда обнаружилась на плечиках в платяном шкафу. Правда, карманы были абсолютно пусты. Обнаружились даже куртка и ботинки, которые вообще-то были оставлены им в прихожей. Так или иначе, но Эмиль Владиславович оделся и уселся в кресло. В его положении оставалось только ждать, когда появятся хозяева здешнего заведения, и надеяться, что они не изменят к нему своего корректного отношения.
Вредлинский включил телевизор. Не просто так, от скуки, а все с той же целью: выяснить, куда его увезли. Поэтому, когда он стал переключать каналы и оказалось, что они родные, московские, на душе стало чуть-чуть полегче.
Некоторое время он просидел в кресле, глядя обрывки фильмов и передач на разных каналах. Каждый рекламный ролик, перебивавший эти самые фильмы и передачи, его раздражал. Вредлинский подозревал, что 90 процентов жителей бывшего Союза делают то же самое, и коммерческий эффект от рекламы ничтожный. Если кто покупал порошок «Ас» и нашел его приличным, то и без «тети Аси» будет им пользоваться, а тот, кто не покупал «Миф-лимон», то все равно его покупать не будет, несмотря на все потуги «Мойдодыра». Ну, а дамы, которые «открыли для себя прокладки», и вовсе могут отдыхать…
Совершенно неожиданно на Вредлинского нахлынула ностальгия по прежним, советским временам, когда был всего один, потом два, потом три и уж под самый финиш — пять каналов. И был главный, первый канал ЦТ, который говорил все, что было положено знать людям, — в 18.00 «Новости», в 21.00 — «Время». И жить было в общем приятно и спокойно, потому что ни об убийствах, ни о грабежах и изнасилованиях, ни о коррупции чиновников там не говорилось. Была для этого другая передача: «Человек и закон», в которой, однако, ни обгорелых и расчлененных трупов крупным планом, ни катастроф, ни слез не показывали. Но зато уж если говорили, что такой-то чиновник берет взятки, а директор магазина ворует, то все могли быть уверены — их наверняка посадят. Это звучало на всю страну, и основная масса людей была уверена, что справедливость восторжествовала.
Вредлинский прежде считал, что таким образом народ обманывали, заставляя верить в то, будто у нас почти идеальная страна. Сегодня, полюбовавшись на то, как одни телеканалы, принадлежащие одной группе супербогачей, поливают грязью своих оппонентов с других телеканалов, принадлежащих другим супербогачам, он вдруг глянул на всю эту катавасию совсем по-иному.
Как ни странно, он не мог припомнить ни одного случая — по крайней мере, в догорбачевскую эпоху, — когда телевидение открыто лгало. Оно просто ничего не говорило, должно быть, считая, что все, кому интересно, так и так узнают нужную информацию из передач Би-би-си или «Голоса Америки». Теперь же многочисленные каналы, повествуя о тех или иных событиях или фактах, словно бы соревновались в том, кто кого переврет, даже не очень заботясь о том, что их уличат во лжи. Причем если в советское время можно было сделать достаточно близкие к истине выводы, если смешать то, что говорили государственные СМИ, с передачами «вражеских голосов», то есть, условно говоря, «белое» с «черным», то теперь черное вранье лилось из всех источников. Политиков обвиняли во всех смертных грехах, но… почему-то не сажали. Журналистов вроде бы постоянно ловили с поличным на клевете, но тоже оставляли на воле. Какая уж тут вера в справедливость и правовое государство?
Вредлинский, откровенно говоря, сильно удивлялся, что Россия, наслушавшись и насмотревшись всех этих гадостей про своих недавних кумиров, еще не встала на дыбы и не пошла все крошить и потрошить, как в 1917 году. Нет, он этого не хотел и боялся больше смерти, потому что знал — не только ему, ежели что, но и детям-внукам отрыгнется та сытая и обеспеченная жизнь, которую они устроили себе за чужой счет. Так и звенела в голове цитата из Маркса, выученная еще во ВГИКе на занятиях по политэкономии: «Бьет час капиталистической эксплуатации. Экспроприаторов экспроприируют». А Эмиль Владиславович очень не хотел, чтоб его экспроприировали. Было что терять! Но ведь эти идиоты телевизионщики, похоже, не понимают, что, поливая друг друга и своих боссов, которые всем известны, они могут разжечь не только социальную, но и национальную вражду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133