— обрадовался Пётр Фёдорович.
— А что, товарищ секретарь, может, наладим совместными усилиями сбыт гребешков по Союзу? — предложил Сергей. — Вам деньги пойдут на строительство, мы пустим их на закупку оборудования.
— Эй, ребята! — Наливайко тоже зашвырнул в сердцах гребешок в воду. — Ракушки — это мелочь. Тут у нас столько богатств, столько богатств, что только успевай поворачиваться. На нашем фарфоровом камне работает Ленинград, а скоро и весь Советский Союз будет, всю, значит, фарфоровую промышленность мы снабдим сырьём. Видели бы вы эти хребты! Белые, как снег, без единой травинки. Наше стекло золотую медаль в Монреале получило. Такого кварца больше нигде нет. Мы и дома из стекла строить будем. Я уже архитекторам задание дал. Пусть люди уже сегодня живут в домах коммунистического типа. Не только же квадратные метры важны, но и красота. Глаз радоваться должен. А ещё у нас тут…
— Есть малахит, — сказала Рунова, показывая большой сине-зелёный камень, который нашла на берегу.
— А ну-ка? — Сергей взял его из её рук и отбил кусочек. — Действительно, настоящий малахит, причём отличный, хотя и много породы.
— Вот видите, — Петр Фёдорович развёл руками, — и малахит есть, и уголь, и газ! Люди нам нужны. Люди прежде всего. Среди всей этой красоты надо построить такие дома, чтобы человек как увидел, так прямо и ахнул. Тогда он навсегда останется здесь… Я сейчас нам кое-что к ужину раздобуду.
Он ушёл в травы, а Светлана и Неймарк принялись выбирать раковины в подарок друзьям и знакомым. Из этой груды гребешков всех цветов и калибров можно в полном смысле слова составить целые сервизы.
— Большие раковины заменяют тарелки не только в походных условиях, ими можно украсить и любой званый вечер, — со знанием дела заметила Рунова. — Подать, к примеру, рыбную закуску.
Она загрустила, опомнившись. Вряд ли будут уже в её жизни званые вечера. Кого ей потчевать запечённым в раковине деликатесом?
Вернулся Наливайко с пучком отличного горного лука.
— Прямо тут растёт? — удивился наивный Неймарк.
— Да! Мы его едим. И молодые побеги папоротника тоже. Только надо знать, как их приготовить.
Мутная плесень затянула небо. Холодным овалом сверкало затуманенное солнце. Хмурые жёлтые полосы появились над светлой линией горизонта.
Пора было возвращаться на комбинат. Сергей взялся за румпель и повёл баркас. Все сидели притихшие, задумчивые. Грустной свежестью тянуло с посуровевших берегов.
— Можно мне повести лодку? — попросила Светлана.
Юра настороженно приподнялся с места, но Наливайко остановил его успокоительным прикосновением к плечу.
— Доверите судно коллеге? — обратился он к Серёже Астахову.
— Очаровательнейшая Светлана Андреевна может всё, — подал свой голос в её защиту Неймарк. — Она у нас и моряк, и водолаз, и даже, извините, геологиня.
— Пожалуйста, — Сергей уступил Светлане место. — Держите на правую скалу. Нам надо пройти между ней и берегом.
Темнеющая скала с выемкой посредине походила на ружейный целик. Светлана постаралась совместить с ним “мушку” — крамбол на носу баркаса. Потом ей удалось добиться того, чтобы мушка не уходила, но, взглянув за корму, она увидела волнистый виляющий след. Впрочем, проход оказался достаточно широким.
На комбинате уже дожидалась райкомовская “Волга”. Заметив подходивший баркас, шофёр Коля просигналил и, когда все собрались, широким жестом открыл багажник. Там дымился молочным паром отборный огненный чилим.
— Едем прямо в столовую! — распорядился Наливайко, потирая руки. — Поужинаем как следует, отоспимся, а завтра продолжим инспекторский смотр.
XV
Безотказная машина, на которой Лебедева проехала свыше трёх тысяч километров по щебнистым пустыням и гоби, замерла посреди беснующегося потока. Неукротимые талые воды несли камни, песок, какие-то перегнившие корневища. Напрасно шофёр Сандыг насиловал воющий стартер. Застряли намертво. Ставшее неожиданно зыбким, каменистое дно медленно всасывало обездвиженные колеса, вокруг которых уже неистовствовали пенные буруны. Ледяная вода просочилась в кабину, лизнула сандалеты, и Лебедевой пришлось подобрать коленки. Машина глухо вибрировала, противостоя течению. В накренившееся крыло остервенело бил разогнанный гравий.
— Крепко засели, — констатировал Лобсан Дугэрсурэн с неуместным, как показалось Анастасии Михайловне, весельем.
Шофёр в ответ процедил сквозь зубы какие-то слова по-монгольски. Возможно, выругался. Лобсан выслушал его с безмятежным спокойствием и тоже подтянул промокшие ноги.
— Но ведь надо что-то делать? — обратилась к нему Лебедева, удивляясь собственной невозмутимости. Страха она, безусловно, не испытывала. Скорее вялое любопытство. Она столько повидала за эти недели и так физически вымоталась, что не находила в себе сил для волнений. Осознание реальной опасности пришло позднее, когда гладкие стремительные каскады стали перекатывать через капот.
— Давайте перелезем на крышу, Анастасия Михайловна? — предложил Лобсан, не без труда открыв дверцу.
Подбиравшаяся к сиденью вода сразу опала. Лебедева взглянула на кипящую воронку и отрицательно покачала головой.
— Если уж и пускаться вплавь, то не для того, чтобы продрогнуть на крыше. Я, с вашего разрешения, подожду.
Лобсан понимающе улыбнулся и остался на месте.
Зато шофёр, которому нечего было терять, ибо и без того промок до колен, попробовал осторожно сползти в воду, но поскользнулся и, основательно окунувшись, кое-как взобрался на багажник.
Метрах в трёхстах впереди стояли, светя фарами, несколько грузовиков. Их водители, безусловно, видели застрявшую на стремнине машину, но ничего не предпринимали. Скорее всего, их остановили такие же разлившиеся по предгорью потоки. Помощь могла прийти только с другого берега, но сзади, насколько хватал глаз, не было видно ни одного автомобиля.
Прошло неведомо сколько времени, прежде чем Сандыг, взявший на себя роль наблюдателя, различил вдали одинокого всадника. Стремясь привлечь его внимание, он перескочил, угрожающе громыхнув жестью, на крышу машины и отчаянно замахал руками.
Лебедева с надеждой смотрела на неторопливо приближающегося арата с арканом на длинном шесте. Ей ещё не приходилось встречаться со столь доподлинным, можно даже сказать, образцово-показательным сыном степей. Коричневое от загара лицо пожилого монгола, его зорко прищуренные глаза и удивительно симпатичные морщинки понравились Анастасии Михайловне чрезвычайно. Отметила она и синее, тронутое копотью костров дэли, и сапоги с загнутыми кверху носками, и богатую, украшенную чеканным серебром сбрую. Под стать ей было и огниво, подвешенное к наборному поясу, и длинная с серебряным запальником трубка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— А что, товарищ секретарь, может, наладим совместными усилиями сбыт гребешков по Союзу? — предложил Сергей. — Вам деньги пойдут на строительство, мы пустим их на закупку оборудования.
— Эй, ребята! — Наливайко тоже зашвырнул в сердцах гребешок в воду. — Ракушки — это мелочь. Тут у нас столько богатств, столько богатств, что только успевай поворачиваться. На нашем фарфоровом камне работает Ленинград, а скоро и весь Советский Союз будет, всю, значит, фарфоровую промышленность мы снабдим сырьём. Видели бы вы эти хребты! Белые, как снег, без единой травинки. Наше стекло золотую медаль в Монреале получило. Такого кварца больше нигде нет. Мы и дома из стекла строить будем. Я уже архитекторам задание дал. Пусть люди уже сегодня живут в домах коммунистического типа. Не только же квадратные метры важны, но и красота. Глаз радоваться должен. А ещё у нас тут…
— Есть малахит, — сказала Рунова, показывая большой сине-зелёный камень, который нашла на берегу.
— А ну-ка? — Сергей взял его из её рук и отбил кусочек. — Действительно, настоящий малахит, причём отличный, хотя и много породы.
— Вот видите, — Петр Фёдорович развёл руками, — и малахит есть, и уголь, и газ! Люди нам нужны. Люди прежде всего. Среди всей этой красоты надо построить такие дома, чтобы человек как увидел, так прямо и ахнул. Тогда он навсегда останется здесь… Я сейчас нам кое-что к ужину раздобуду.
Он ушёл в травы, а Светлана и Неймарк принялись выбирать раковины в подарок друзьям и знакомым. Из этой груды гребешков всех цветов и калибров можно в полном смысле слова составить целые сервизы.
— Большие раковины заменяют тарелки не только в походных условиях, ими можно украсить и любой званый вечер, — со знанием дела заметила Рунова. — Подать, к примеру, рыбную закуску.
Она загрустила, опомнившись. Вряд ли будут уже в её жизни званые вечера. Кого ей потчевать запечённым в раковине деликатесом?
Вернулся Наливайко с пучком отличного горного лука.
— Прямо тут растёт? — удивился наивный Неймарк.
— Да! Мы его едим. И молодые побеги папоротника тоже. Только надо знать, как их приготовить.
Мутная плесень затянула небо. Холодным овалом сверкало затуманенное солнце. Хмурые жёлтые полосы появились над светлой линией горизонта.
Пора было возвращаться на комбинат. Сергей взялся за румпель и повёл баркас. Все сидели притихшие, задумчивые. Грустной свежестью тянуло с посуровевших берегов.
— Можно мне повести лодку? — попросила Светлана.
Юра настороженно приподнялся с места, но Наливайко остановил его успокоительным прикосновением к плечу.
— Доверите судно коллеге? — обратился он к Серёже Астахову.
— Очаровательнейшая Светлана Андреевна может всё, — подал свой голос в её защиту Неймарк. — Она у нас и моряк, и водолаз, и даже, извините, геологиня.
— Пожалуйста, — Сергей уступил Светлане место. — Держите на правую скалу. Нам надо пройти между ней и берегом.
Темнеющая скала с выемкой посредине походила на ружейный целик. Светлана постаралась совместить с ним “мушку” — крамбол на носу баркаса. Потом ей удалось добиться того, чтобы мушка не уходила, но, взглянув за корму, она увидела волнистый виляющий след. Впрочем, проход оказался достаточно широким.
На комбинате уже дожидалась райкомовская “Волга”. Заметив подходивший баркас, шофёр Коля просигналил и, когда все собрались, широким жестом открыл багажник. Там дымился молочным паром отборный огненный чилим.
— Едем прямо в столовую! — распорядился Наливайко, потирая руки. — Поужинаем как следует, отоспимся, а завтра продолжим инспекторский смотр.
XV
Безотказная машина, на которой Лебедева проехала свыше трёх тысяч километров по щебнистым пустыням и гоби, замерла посреди беснующегося потока. Неукротимые талые воды несли камни, песок, какие-то перегнившие корневища. Напрасно шофёр Сандыг насиловал воющий стартер. Застряли намертво. Ставшее неожиданно зыбким, каменистое дно медленно всасывало обездвиженные колеса, вокруг которых уже неистовствовали пенные буруны. Ледяная вода просочилась в кабину, лизнула сандалеты, и Лебедевой пришлось подобрать коленки. Машина глухо вибрировала, противостоя течению. В накренившееся крыло остервенело бил разогнанный гравий.
— Крепко засели, — констатировал Лобсан Дугэрсурэн с неуместным, как показалось Анастасии Михайловне, весельем.
Шофёр в ответ процедил сквозь зубы какие-то слова по-монгольски. Возможно, выругался. Лобсан выслушал его с безмятежным спокойствием и тоже подтянул промокшие ноги.
— Но ведь надо что-то делать? — обратилась к нему Лебедева, удивляясь собственной невозмутимости. Страха она, безусловно, не испытывала. Скорее вялое любопытство. Она столько повидала за эти недели и так физически вымоталась, что не находила в себе сил для волнений. Осознание реальной опасности пришло позднее, когда гладкие стремительные каскады стали перекатывать через капот.
— Давайте перелезем на крышу, Анастасия Михайловна? — предложил Лобсан, не без труда открыв дверцу.
Подбиравшаяся к сиденью вода сразу опала. Лебедева взглянула на кипящую воронку и отрицательно покачала головой.
— Если уж и пускаться вплавь, то не для того, чтобы продрогнуть на крыше. Я, с вашего разрешения, подожду.
Лобсан понимающе улыбнулся и остался на месте.
Зато шофёр, которому нечего было терять, ибо и без того промок до колен, попробовал осторожно сползти в воду, но поскользнулся и, основательно окунувшись, кое-как взобрался на багажник.
Метрах в трёхстах впереди стояли, светя фарами, несколько грузовиков. Их водители, безусловно, видели застрявшую на стремнине машину, но ничего не предпринимали. Скорее всего, их остановили такие же разлившиеся по предгорью потоки. Помощь могла прийти только с другого берега, но сзади, насколько хватал глаз, не было видно ни одного автомобиля.
Прошло неведомо сколько времени, прежде чем Сандыг, взявший на себя роль наблюдателя, различил вдали одинокого всадника. Стремясь привлечь его внимание, он перескочил, угрожающе громыхнув жестью, на крышу машины и отчаянно замахал руками.
Лебедева с надеждой смотрела на неторопливо приближающегося арата с арканом на длинном шесте. Ей ещё не приходилось встречаться со столь доподлинным, можно даже сказать, образцово-показательным сыном степей. Коричневое от загара лицо пожилого монгола, его зорко прищуренные глаза и удивительно симпатичные морщинки понравились Анастасии Михайловне чрезвычайно. Отметила она и синее, тронутое копотью костров дэли, и сапоги с загнутыми кверху носками, и богатую, украшенную чеканным серебром сбрую. Под стать ей было и огниво, подвешенное к наборному поясу, и длинная с серебряным запальником трубка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97