Отняв беззаботную лёгкость, наркотическая эта отрава обрела самодовлеющую ценность. Память о пережитом волнении не оставляла даже во сне, мучая неутолённой жаждой, толкая на повторение.
Сейчас Кирилл показался Светлане уверенным в себе, умудренным, но в то же время потускневшим, словно надломленным непосильной ношей. Непривычной покорностью веяло от него, всегда внутренне напряжённого, готового к бунту.
Сначала это неприятно поразило Светлану, обдав разочаровывающим холодком. Однако, вглядевшись в Кирилла, прислушавшись к недоговорённому, она поняла, что и он переполнен возвышенным чувством всепоглощающей жалости. Она увидела себя как бы со стороны, в этом сиротском халатике с развившимися, потерявшими золотистый блеск волосами, и вспыхнула радостью, что мила ему даже такой. Он ходил здесь, рядом, а она и не вспоминала о нём, вырываясь из небытия, продираясь сквозь боль. Или всё-таки вспоминала? Звала?
Что-то открылось ей в эти ночи и дни, на многое она смотрела совершенно иначе.
— Всё будет хорошо, — сказала, благодарно перебирая его пальцы. — Не волнуйся.
— Когда тебя выпустят?
— Не знаю ещё, но думаю — скоро. Ты поезжай и ни о чём не беспокойся. Ни о чём!
— Разве мы не вернёмся вдвоём?
— Мне бы тоже хотелось этого, милый, — Светлана едва сдерживала слёзы. — Но боюсь, что придётся задержаться. Я буду страдать, зная, как ты маешься здесь. — Она боялась, что он может понять её не так, как нужно, и мучилась этим.
— Мы же будем видеться!
— Конечно. Но обстоятельства складываются не совсем так, как нам хочется, как бы мне хотелось теперь… Очень хотелось! Видишь ли, Кира, мне придётся уехать, если, конечно, не помешает болезнь.
— Уехать? Надолго? Куда? — он забросал её вопросами, задохнувшись от горестной неожиданности. — Но это же невозможно!
— Я вернусь, — горячо зашептала она. — Вернусь к тебе и останусь с тобой сколько захочешь. Ты можешь мне верить.
— Я верю, но…
— Верь! Верь мне, милый, — умоляюще заклинала она. — Мы встретились так внезапно и потому не можем ничего изменить. Но это временно, это пройдёт. Дальше будет, как мы с тобой захотим. Как ты захочешь. Ты и сам это знаешь, не можешь не знать. Ты ведь чувствуешь, как мы связаны друг с другом?
— Да я как только увидел тебя!..
— А мне открылось только теперь! И всё потому, что ты тоньше, умнее… Я ведь последняя дура рядом с тобой. Но я научусь, не сомневайся. Людям редко выпадает такое. Даже если мы никогда-никогда не встретимся, оно останется с нами. Как бы ни сложилась судьба, никто мне не будет ближе, чем ты. Ты же чувствовал, как мне было плохо? Вот видишь! И я в любой дали буду чувствовать, что с тобой… Я старше, я прожила жизнь и не знала, что есть на земле такая высокая близость…
Вслушиваясь в её горячечный шёпот, Кирилл замирал от горестной неги, предчувствуя недоброе и веря почти беззаветно.
— Выходи за меня замуж, — неожиданно для самого себя предложил он, преодолев внутреннее сопротивление.
— Ох, Кира! — Светлана со стоном прикрыла глаза. — Зачем так? — Она испуганно улыбнулась. — У нас ещё всё впереди.
— Но ведь ты уезжаешь!
— В экспедицию, месяца на три.
— Целых три месяца! Как невообразимо долго!
— Очень долго, Кирилл, но мы выдержим. Правда? Грош нам цена, если это не так, — она умоляюще заглянула ему в глаза.
— Прекрасная дама и рыцарь, — ответил он печальной улыбкой. — Испытание любви. Только зачем, дорогая?
— Да я сама извожусь при мысли о том, что нам надо расстаться! Думаешь, я ничего не понимаю? Разлука разлуке рознь. Иногда неделя — да что там неделя! — день, и то может оказаться губительным. И мы так мало друг друга знаем, и вообще слишком многое против нас… Я не настолько наивна, Кирилл.
— Вот видишь!
— И тем не менее, — процедила она, упрямо стиснув зубы, — я верю в нас. Иногда даже полезно расстаться.
— Для тех, кто не любит.
— Любовь… Мы с тобой говорили о большем. Если оно сохранится, то и любовь будет. Мне не семнадцать лет, Кира. Я никуда от тебя не денусь и постараюсь отдать всё, что только смогу. Буду любовницей, другом, служанкой…
— Но не женой?
— Опять ты торопишься! Ты же ничего обо мне не знаешь…
— О том, что было, или о том, что есть?
— То, что есть, лишь продолжение прошлого… Я оставила двух мужей, у меня были увлечения, наконец, ты моложе меня.
— Какое мне дело до этого? Я знаю тебя такой, как ты есть, и никто другой мне не нужен.
— Это сейчас. А через год? Через пять? Через десять?!
— Никто не может ручаться за будущее, Света, никто! — Он бережно обнял её. — И, по-моему, лучше сто раз ошибиться, чем своими руками убить то, что может сбыться.
— Как ты верно сказал! — поняла она. — И я так думала когда-то… Только мой лимит ошибок исчерпан.
— Мы сами себе определяем права. Я не верю в высшие силы.
— Я — тоже. Но есть ведь иные: физические, душевные… Мне их не хватает, Кирилл. И времени совсем мало осталось.
— Поэтому ты хочешь выбросить псу под хвост ещё три месяца? Четверть года, Светлана!
— Так получилось. Тут завязано столько, что от меня почти ничего не зависит, иначе бы я давно махнула рукой.
— Вот и махни! Когда человек очень хочет, то для него нет безвыходных ситуаций.
— Ты даже представить себе не можешь, как мне хочется послушаться! — Светлана доверчиво прильнула к нему. — Я ведь всего лишь женщина! И ты постарайся понять…
Она рассказала ему, как жила последние месяцы, отказывая себе в самых простейших радостях, потому что ничего уже для себя не хотела и никому не верила, виня лишь самое себя в том, что не умела жить, как все люди.
— Теперь ты видишь, какое место занимает в моей жизни работа? — неожиданно прервав себя, спросила Светлана. — Доверие товарищей, которые поддержали меня в трудную минуту? Предать для меня так же немыслимо, как и отказаться от независимости. А я хочу остаться независимой, Кира, при любых обстоятельствах. Ты понимаешь меня?
Он понимал.
— Когда ты должна уехать?
— Через месяц, если не подкачаю.
— От всего сердца желаю тебе не подкачать. Главное — будь здорова. Остальное приложится.
— Остальное зависит только от нас.
— Но три месяца плюс ещё один — это уже четыре?
— Я постараюсь сделать так, чтобы мы увиделись… Мне совсем не обязательно торчать во Владивостоке до самого отплытия.
— Ты уходишь в плавание?
— В южные моря, к Большому барьерному рифу.
— Это же так интересно! — Усилием воли Кирилл заставил себя приободриться. — Прости мне моё нытьё. Наверное, я бы и сам не устоял перед подобным соблазном.
— Поверь, что я бы никуда не поехала, если бы это зависело от меня одной. Ты мне будешь писать?
— А можно?
— Конечно. Владивосток — радио, теплоход “Борей”. Обычной телеграммой. Я даже постараюсь позвонить, если удастся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Сейчас Кирилл показался Светлане уверенным в себе, умудренным, но в то же время потускневшим, словно надломленным непосильной ношей. Непривычной покорностью веяло от него, всегда внутренне напряжённого, готового к бунту.
Сначала это неприятно поразило Светлану, обдав разочаровывающим холодком. Однако, вглядевшись в Кирилла, прислушавшись к недоговорённому, она поняла, что и он переполнен возвышенным чувством всепоглощающей жалости. Она увидела себя как бы со стороны, в этом сиротском халатике с развившимися, потерявшими золотистый блеск волосами, и вспыхнула радостью, что мила ему даже такой. Он ходил здесь, рядом, а она и не вспоминала о нём, вырываясь из небытия, продираясь сквозь боль. Или всё-таки вспоминала? Звала?
Что-то открылось ей в эти ночи и дни, на многое она смотрела совершенно иначе.
— Всё будет хорошо, — сказала, благодарно перебирая его пальцы. — Не волнуйся.
— Когда тебя выпустят?
— Не знаю ещё, но думаю — скоро. Ты поезжай и ни о чём не беспокойся. Ни о чём!
— Разве мы не вернёмся вдвоём?
— Мне бы тоже хотелось этого, милый, — Светлана едва сдерживала слёзы. — Но боюсь, что придётся задержаться. Я буду страдать, зная, как ты маешься здесь. — Она боялась, что он может понять её не так, как нужно, и мучилась этим.
— Мы же будем видеться!
— Конечно. Но обстоятельства складываются не совсем так, как нам хочется, как бы мне хотелось теперь… Очень хотелось! Видишь ли, Кира, мне придётся уехать, если, конечно, не помешает болезнь.
— Уехать? Надолго? Куда? — он забросал её вопросами, задохнувшись от горестной неожиданности. — Но это же невозможно!
— Я вернусь, — горячо зашептала она. — Вернусь к тебе и останусь с тобой сколько захочешь. Ты можешь мне верить.
— Я верю, но…
— Верь! Верь мне, милый, — умоляюще заклинала она. — Мы встретились так внезапно и потому не можем ничего изменить. Но это временно, это пройдёт. Дальше будет, как мы с тобой захотим. Как ты захочешь. Ты и сам это знаешь, не можешь не знать. Ты ведь чувствуешь, как мы связаны друг с другом?
— Да я как только увидел тебя!..
— А мне открылось только теперь! И всё потому, что ты тоньше, умнее… Я ведь последняя дура рядом с тобой. Но я научусь, не сомневайся. Людям редко выпадает такое. Даже если мы никогда-никогда не встретимся, оно останется с нами. Как бы ни сложилась судьба, никто мне не будет ближе, чем ты. Ты же чувствовал, как мне было плохо? Вот видишь! И я в любой дали буду чувствовать, что с тобой… Я старше, я прожила жизнь и не знала, что есть на земле такая высокая близость…
Вслушиваясь в её горячечный шёпот, Кирилл замирал от горестной неги, предчувствуя недоброе и веря почти беззаветно.
— Выходи за меня замуж, — неожиданно для самого себя предложил он, преодолев внутреннее сопротивление.
— Ох, Кира! — Светлана со стоном прикрыла глаза. — Зачем так? — Она испуганно улыбнулась. — У нас ещё всё впереди.
— Но ведь ты уезжаешь!
— В экспедицию, месяца на три.
— Целых три месяца! Как невообразимо долго!
— Очень долго, Кирилл, но мы выдержим. Правда? Грош нам цена, если это не так, — она умоляюще заглянула ему в глаза.
— Прекрасная дама и рыцарь, — ответил он печальной улыбкой. — Испытание любви. Только зачем, дорогая?
— Да я сама извожусь при мысли о том, что нам надо расстаться! Думаешь, я ничего не понимаю? Разлука разлуке рознь. Иногда неделя — да что там неделя! — день, и то может оказаться губительным. И мы так мало друг друга знаем, и вообще слишком многое против нас… Я не настолько наивна, Кирилл.
— Вот видишь!
— И тем не менее, — процедила она, упрямо стиснув зубы, — я верю в нас. Иногда даже полезно расстаться.
— Для тех, кто не любит.
— Любовь… Мы с тобой говорили о большем. Если оно сохранится, то и любовь будет. Мне не семнадцать лет, Кира. Я никуда от тебя не денусь и постараюсь отдать всё, что только смогу. Буду любовницей, другом, служанкой…
— Но не женой?
— Опять ты торопишься! Ты же ничего обо мне не знаешь…
— О том, что было, или о том, что есть?
— То, что есть, лишь продолжение прошлого… Я оставила двух мужей, у меня были увлечения, наконец, ты моложе меня.
— Какое мне дело до этого? Я знаю тебя такой, как ты есть, и никто другой мне не нужен.
— Это сейчас. А через год? Через пять? Через десять?!
— Никто не может ручаться за будущее, Света, никто! — Он бережно обнял её. — И, по-моему, лучше сто раз ошибиться, чем своими руками убить то, что может сбыться.
— Как ты верно сказал! — поняла она. — И я так думала когда-то… Только мой лимит ошибок исчерпан.
— Мы сами себе определяем права. Я не верю в высшие силы.
— Я — тоже. Но есть ведь иные: физические, душевные… Мне их не хватает, Кирилл. И времени совсем мало осталось.
— Поэтому ты хочешь выбросить псу под хвост ещё три месяца? Четверть года, Светлана!
— Так получилось. Тут завязано столько, что от меня почти ничего не зависит, иначе бы я давно махнула рукой.
— Вот и махни! Когда человек очень хочет, то для него нет безвыходных ситуаций.
— Ты даже представить себе не можешь, как мне хочется послушаться! — Светлана доверчиво прильнула к нему. — Я ведь всего лишь женщина! И ты постарайся понять…
Она рассказала ему, как жила последние месяцы, отказывая себе в самых простейших радостях, потому что ничего уже для себя не хотела и никому не верила, виня лишь самое себя в том, что не умела жить, как все люди.
— Теперь ты видишь, какое место занимает в моей жизни работа? — неожиданно прервав себя, спросила Светлана. — Доверие товарищей, которые поддержали меня в трудную минуту? Предать для меня так же немыслимо, как и отказаться от независимости. А я хочу остаться независимой, Кира, при любых обстоятельствах. Ты понимаешь меня?
Он понимал.
— Когда ты должна уехать?
— Через месяц, если не подкачаю.
— От всего сердца желаю тебе не подкачать. Главное — будь здорова. Остальное приложится.
— Остальное зависит только от нас.
— Но три месяца плюс ещё один — это уже четыре?
— Я постараюсь сделать так, чтобы мы увиделись… Мне совсем не обязательно торчать во Владивостоке до самого отплытия.
— Ты уходишь в плавание?
— В южные моря, к Большому барьерному рифу.
— Это же так интересно! — Усилием воли Кирилл заставил себя приободриться. — Прости мне моё нытьё. Наверное, я бы и сам не устоял перед подобным соблазном.
— Поверь, что я бы никуда не поехала, если бы это зависело от меня одной. Ты мне будешь писать?
— А можно?
— Конечно. Владивосток — радио, теплоход “Борей”. Обычной телеграммой. Я даже постараюсь позвонить, если удастся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97