— Пузырьки! — восхищенно воскликнул Холмс. В его глазах появился лихорадочный блеск. — Пузырьки!!!
Я похолодел.
— Уотсон, посмотрите сколько пузырьков!
Только тот, кто хорошо знал Холмса, мог меня понять. Написав с десяток монографий о пузырьках, их формах, размерах, вместимости — Холмс едва не допел меня до умопомешательства. Пузырьки, как и верлибры, в последнее время стали его страстью, смыслом его жизни. У Холмса, без сомнения, была самая ценная и самая богатая в мире коллекция пузырьков. Вся наша квартира на Бейкер-стрит была завалена пузырьками. Наиболее ценные экземпляры Холмс постоянно таскал с собой в футляре из-под скрипки, а по ночам прятал под подушку. Особенно он гордился редчайшим экземпляром пузырька из-под самогона, присланным из России. Этот пузырек вмещал больше сорока галлонов, а иногда и меня: в те нередкие ночи, когда у Холмса ночевали всякие подозрительные личности из Ист-Энда, мне приходилось в буквальном смысле лезть в бутылку. Человек восемь непрошеных гостей сразу же занимали мою кровать, троих-четверых Холмс пускал к себе на диван, после чего все, кроме Холмса, засыпали мертвым сном. Сам же великий сыщик вею ночь бродил по квартире, пересчитывая пузырьки и проверяя засовы на шкафу с наиболее ценными экспонатами.
От этих грустных воспоминаний меня отвлекло бормотание Холмса, который, опустившись перед столиком на колени и полузакрыв глаза, рассказывал что-то об истории этих трижды проклятых пузырьков и об их роли в становлении и развитии цивилизации.
Так прошло битых два часа. Холмс уже успел описать и классифицировать добрую дюжину пузырьков и был полон энтузиазма поведать мне об оставшейся сотне экземпляров.
— Вы только посмотрите, Уотсон, на этот бокал, из которого покойный пил последний раз в своей жизни! Он создан в пятнадцатом веке венецианскими мастерами. Интересно, что специалисты до сих пор не пришли к окончательному выводу: относить венецианские бокалы к пузырькам или нет. Сам я раньше считал…
В комнате наступила тишина. Холмс с каким-то новым интересом взглянул на бокал. Он зачем-то понюхал его, лизнул палец и провел им по внутренней стороне бокала. Затем, вытащив из кармана щепотку серого порошка, он посыпал им палец, полил задымившуюся массу из маленького синего флакончика и стал с нетерпением ждать конца химической реакции. Когда масса, наконец, перестала бурлить и пениться, Холмс надолго задумался, глядя на свой палец, потом повернул ко мне мгновенно ставшее серьезным лицо и глухо сказал:
— Это яд, Уотсон! Лорд Хьюго Блэквуд был отравлен! И, как бы в ответ на эти слова, из мрачных глубин замка донесся жуткий, нечеловеческий вой, переходящий то в леденящий душу хохот, то в тоскливые рыдания, многократным эхом разносящиеся по древним переходам и галереям.
Глава 9.
— Что это? — воскликнул Холмс. — Что это?!!
В первое мгновенье я не мог выговорить ни слова — язык совершенно отказывался мне повиноваться.
Вой повторился. Он снова перешел в хохот, такой ужасный, что мне хотелось бросить все и бежать, бежать, бежать, бежать, сметая все на своем пути, не разбирая дороги и, по возможности, в разные стороны.
— Что это, Уотсон? — повторил Холмс. В голосе моего друга слышалась дрожь.
— Послушайте, Холмс, — прошептал я, когда дар речи, наконец, вернулся ко мне. — А может, это смеются ваши крысы? Вы же считаете…
— Вы с ума сошли! — возмутился Холмс — Крысы смеются совсем не так.
Мой друг набрал в легкие воздуха и издал несколько судорожных квакающих звуков, от которых остатки моих волос встали дыбом, а спину покрыл холодный пот.
— Вот, Уотсон, вы слышали? Это настоящий крысиный смех. — Холмс с гордостью посмотрел на меня и добавил: — Я называю его сокращенно — КС .
Новый страшный вопль из глубин замка совершенно выбил Холмса из колеи. Он метнулся под стол, где уже сидел я.
Утро мы встретили там же, под столом. Мы давно покаялись друг другу во всех грехах, по несколько раз вспомнили прожитую жизнь и с безразличием приговоренных к казни ждали своей неминуемой смерти.
Какова же была наша радость, когда с первыми солнечными лучами крики, вопли и стоны затихли, а в дверях показался наш родной, милый, старый Квентин.
— Как! Вы живы? — удивленно спросил он. — Впрочем… И все остальные тоже… Оригинальный в этом сезоне призрак! — Помаячив еще с минуту около подоконника, Квентин тяжело вздохнул и повернулся к нам.
— Ну, — сказал он, — вылезайте. Нечего там отсиживаться. Мы нехотя покинули наше убежище. — Как там внизу? — осторожно спросил Холмс.
— Паникуют… — и Квентин, равнодушно зевнув, удалился, не то одобрительно, не то осуждающе покачивая головой.
Наскоро размяв от долгого сидения ноги, мы с Холмсом решили спуститься вниз.
В холле стояла непривычная суматоха. Мы с удивлением обнаружили, что в замке, оказывается, довольно много слуг. Они сновали туда-сюда с мешками, сундуками, корзинами и узлами. Создавалось впечатление, что все они внезапно решили взять расчет. Вся эта кутерьма живо напоминала мне бегство иудеев из Египта или, точнее, крыс с тонущего корабля.
Присмотревшись, мы заметили в передвижениях снующих слуг некий порядок. Центром его являлась многострадальная супруга Дэниела Блэквуда. На ней был светло-зеленый костюм для верховой езды и длинный ниспадающий плащ. Широкополая шляпа скрывала ее роскошные волосы. Мы подошли ближе.
— Доброе утро, мистер Холмс. Доброе утро, доктор Уотсон. Надеюсь, вы хорошо провели ночь? Джек! Этот чемодан — в коляску. Элис, куда вы тащите ковер? Вы с ума сошли! Немедленно повесьте его обратно! Эй, Фред, немедленно отправляйтесь за лордом Дэниелом — он, кажется, пытается выкатить из подвала старое бургундское…
— Простите, леди Джейн, — нерешительно начал Холмс, — вы, кажется, собрались в кругосветное путешествие?
— Вы что, ничего не слышали этой ночью?! — с ужасом воскликнула леди Джейн. — Этой ночью вновь появился призрак замка Блэквудов. Мы ни на минуту не задержимся здесь! Всякий, кто останется в замке на вторую ночь — погибнет! Да где же этот Дэниел? Фред! Фре-ед!!!
Из глубины коридора послышался шум, и вскоре в холле появился здоровенный мужлан богатырского телосложения, одетый в простые кожаные штаны, полосатую фуфайку и огромные башмаки. Железной хваткой он сжимал плечо лорда Блэквуда, не давая тому отклониться от курса. На спине согнутого в три погибели Дэниела покоилась бочка, по размерам не уступающая леди Гудгейт.
— Послушайте, Холмс, а бочки вы, случайно, не относите к пузырькам? — съязвил я и тут же об этом пожалел. Лицо моего друга озарилось.
— Пузырьки! — благоговейно прошептал он и ринулся навстречу Дэниелу.
— Дорогой Дэниел! — страстно начал Холмс. — Видите ли… — он замялся, но, видимо, страсть коллекционера одержала верх, — видите ли, в кабинете вашего покойного отца я обнаружил коллекцию пузырьков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23