Когда он выступает в совете графства, весь зал погружается в Дрему.
Допив свою рюмку, мистер Бейнс взглянул на часы.
— Боюсь, мне пора. Они встали.
— Я не пойду провожать тебя, — сказала мисс Катто Джудит. — Ненавижу махать рукой на прощание. Но, пожалуйста, не пропадай, держи меня в курсе дел.
— Обязательно.
— И желаю тебе прекрасно провести летние каникулы.
— Спасибо.
— До свидания, моя дорогая.
— До свидания, мисс Катто.
Они пожали друг другу руки. Не целуясь. Они никогда не целовались. Джудит повернулась и вышла из кабинета, потом вышел мистер Бейнс и закрыл за ними дверь. Мисс Катто осталась одна, С минуту она неподвижно стояла в задумчивости, затем подобрала с полу брошенную газету. Каждый день приносил все более мрачные новости. Вот и теперь: две тысячи нацистов уже вступили в Гданьск, Рано или поздно Гитлер намеревается оккупировать Польшу точно так же, как раньше захватил Чехословакию и Австрию. А это будет означать новую войну, и целое поколение молодых людей будет втянуто в этот устрашающий конфликт и отдано на истребление.
Мисс Катто аккуратно свернула газету и положила ее на стол. Она понимала, что необходимо сохранять мужество и твердость духа, но в иные минуты, такие, как эта, когда Джудит уехала навсегда, ее сердце будто разрывалось на части при мысли о предстоящих трагических утратах.
Ее академическое облачение все еще лежало там, где она его оставила. Теперь она взяла мантию и капюшон, свернула и прижала к груди, словно ища в них утешения. Выпускное торжество — трудный рубеж, который нужно преодолевать каждый год заново, — всякий раз выматывало ее до предела, и все же откуда эта щемящая боль, это мучительное чувство утраты? Глаза ее вдруг наполнились слезами, слезы потекли по щекам, и она зарылась лицом в душную черную ткань, пылая безмолвным неистовым протестом против неизбежной войны, скорбя о молодых, о Джудит, о возможностях, которым никогда не суждено будет воплотиться в жизнь.
В понедельник, сырым августовским утром, над Нанчерроу шел теплый, проливной летний дождь. Надвинувшиеся с юго-востока низкие серые тучи заволокли скалы и море, покрытые густой листвой ветви деревьев клонились под тяжестью дождевых струй. Потоки струились в канавах и клокотали в водосточных трубах. Еженедельная стирка была отложена на день. Никто не думал жаловаться: после продолжительной жары и засухи все только радовались свежести и прохладе. Дождь лил как из ведра, изможденные от засухи цветы, фрукты, овощи благодарно впитывали влагу, и воздух был напоен ни с чем не сравнимым ароматом сырой, только что смоченной земли.
Лавди, за которой как тень следовал Тигр, вышла через судомойню из дома, шагнула во двор и глубоко вдохнула — легкие наполнились бодрящей свежестью. Лавди была в резиновых сапогах и старом дождевике, надетом поверх шортов и полосатого хлопчатобумажного свитера, но с непокрытой головой, и когда она зашагала в направлении фермы Лиджи, ее и без того волнистые темные пряди, намокнув под дождем, завернулись в тугие-претугие локоны.
Она направилась было по дороге, ведущей к конюшням, но на полпути свернула на изрытую колеями дорожку, уходящую к вересковым пустошам. Вдоль дорожки, за глубокой сточной канавой, тянулась древняя каменная ограда; тут пламенел желтыми, благоухающими миндалем цветами колючий утесник, в изобилии росли наперстянка, бледно-розовые мальвы и волчеягодник; темный гранит стены покрывали бархатистые островки темно-оранжевого, точно шафран, лишайника, За стеной раскинулись ослепительно зеленеющие пастбища, на которых среди беспорядочно рассыпанных холмиками валунов бродили стада гернзейских молочных коров мистера Маджа, а в небе с криками кружили чайки, явившиеся с моря вместе с непогодой.
Лавди радовалась дождю. Стоило чуть привыкнуть к льющим на тебя струям, и они начинали веселить и будоражить. Она все убыстряла шаг, стараясь не отстать от бегущего впереди Тигра, и вскоре так разогрелась, что расстегнула плащ, и полы его заполоскались у нее за спиной, словно пара бесполезных крыльев. Дорожка зигзагами поднималась в гору. Лиджи находилась прямо впереди, но сейчас ее скрывал полог дождя. Плохая видимость ничуть не мешала Лавди, она знала, что Лиджи — там; земли, принадлежащие ее отцу, были ее миром, и даже с завязанными глазами она нашла бы дорогу в любом уголке имения. Прошла бы без затруднений даже через темный проход в зарослях колючего ревеня и дальше, через каменоломню, к скалам и уединенной бухточке.
Последний поворот дорожки — и в полумраке проступили очертания дома Маджей, массивного, приземистого, окруженного служебными строениями, конюшнями, свинарниками. Окно кухни миссис Мадж светилось, как желтый огонек свечи, — ничего удивительного, если учесть хмурую погоду; да и в самый светлый день в кухне миссис Мадж неизменно держалась темень.
Лавди добралась до калитки, ведущей во двор, и остановилась, чтобы перевести дыхание. Тигр проскочил внутрь, не дожидаясь ее, затем и она перелезла через калитку и прошла через грязный двор, где стоял крепкий запах коровьего навоза, наполнявшего огромный глиняный чан посередине двора. Навоз прел, курился легким парком, доходя до готовности, когда его можно будет разбросать на полях и запахать в землю. Повсюду с кудахтаньем расхаживали в поисках съестного пестро-рыжие куры миссис Мадж, а на краю навозного чана примостился красавец петух и, растопырив крылья, надрывал горло. Лавди осторожно пробралась по скользким булыжникам ко второй калитке, попала в сад и по усыпанной галькой дорожке прошла к передней двери. Стащила сапоги и в носках вошла в дом.
Низкий потолок, маленькая полутемная передняя, на верхний этаж ведет деревянная лестница. Лавди отодвинула железную щеколду на кухонной двери, повеяло вкусными запахами стряпни миссис Мадж. Овощной суп и горячий хлеб.
— Миссис Мадж!
Та стояла возле мойки и чистила картошку, вокруг нее, как всегда, царил хаос. На одном краю кухонного стола она перед этим раскатывала тесто, но поскольку кухня служила также и жилой комнатой, то другой конец стола был завален газетами, каталогами семян и сельскохозяйственных орудий, неоплаченными счетами. У плиты стояли нечищеные башмаки, над нею висели посудные полотенца, а на сушилке у самого потолка вздернута с помощью подъемного блока куча выстиранного белья, среди которого выделялись кальсоны мистера Маджа. В голубом кухонном шкафу чего только не хранилось: фарфоровая посуда, почтовые открытки с загибающимися углами, упаковки таблеток, старые письма, собачьи поводки, шприц, старомодный телефонный аппарат, корзина с покрытыми слоем грязи куриными яйцами, ожидающими помывки. Куры миссис Мадж неслись где попало, и, отправляясь за яйцами, первым делом надо было наведаться в укромное местечко позади собачьей конуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154