Потом она, возможно, вернется в Англию. Поступит в Оксфорд или Кембридж. Джудит поймала себя на том, что зевает. Ее фантазия иссякла.
Она почувствовала изнеможение. Устала быть взрослой и раздумывать над поступками и проблемами взрослых! Ей захотелось к Лавди — шептаться и смеяться вдвоем, строить планы на предстоящие каникулы в Нанчерроу. К тому же, она проголодалась и весьма обрадовалась, когда у нее за спиной возвышающиеся над всем городом часы на здании банка пробили четыре. Пора возвращаться в школу, если она хочет поспеть к полднику. Чай, хлеб с маслом, а если повезет, то еще джем и сытный кекс. Чай в компании с Лавди вдруг представился ей верхом блаженства. Она повернулась спиной к морю, перешла через дорогу и быстрым шагом пустилась в обратный путь.
Больше всего на свете Диана Кэри-Льюис ненавидела писать письма. Даже нацарапать после званого ужина или проведенных в гостях выходных открытку с выражением благодарности за гостеприимство было для нее тягостной обязанностью, выполнение которой она оттягивала так долго, как только могла. Она не представляла себе повседневного существования без телефона — этого восхитительного изобретения. Однако Эдгар настаивал, чтобы она написала матери Джудит, Молли Данбар.
— Почему я должна ей писать?
— Ты обязана выразить свои соболезнования по поводу смерти миссис Форрестер; к тому же, это будет естественным проявлением учтивости и такта с нашей стороны, если ты заверишь ее, что мы как следует позаботимся о Джудит.
— Уверена, она не нуждается ни в каких заверениях с моей стороны. Мисс Катто в своей обычной корректной манере прекрасно все сделает за меня.
— Так не пойдет, Диана, дорогая. Ты должна написать сама. Я уверен, миссис Данбар желает войти с нами в контакт, и первый шаг обязана сделать ты.
—Почему бы мне не позвонить ей?
—В Сингапур? — усмехнулся полковник. — Это невозможно.
—Я могла бы послать ей телеграмму. — Диана задумалась, потом захихикала. — Как насчет такого сообщения:
«Не бойтесь, дражайшая Молли,
Ваш милый ребенок у нас.
Его мы лелеем и холим
И ждем одобренья от вас…»?
Но Эдгар не был настроен на игривый лад. — Хватит паясничать, Диана!
— А почему бы тебе не заняться этим? Ты же знаешь, как я ненавижу писать письма.
— Это должна сделать ты. Напиши прямо сейчас, и дело с концом; да прояви побольше такта, любезности и сочувствия.
Вскоре Диана уже сидела со страдальческим видом за своим письменным столом, собираясь с силами, чтобы приняться за нелюбимое дело. Нехотя она протянула руку к листу плотной бумаги с голубым тиснением, взяла авторучку с широким пером и начала. Стоило взяться, и она стала бегло и с растущим ощущением собственной искренности покрывать страницу за страницей своими огромными, неразборчивыми каракулями. Раз уж села за письмо — так сделать все сразу.
«Нанчерроу,
Роузмаллион,
Корнуолл. Пятница, 10 апреля.
Дорогая миссис Данбар!
Я с прискорбием прочла в газете о гибели вашей золовки, миссис Форрестер. Хотя мы с ней не были знакомы, я прекрасно понимаю, какое потрясение и горе вы испытали, узнав обо всем. Мне трудно писать об этом, учитывая то обстоятельство, что мы так и не были официально представлены друг другу. Несмотря на это, мы с мужем приносим вам и мистеру Данбару глубочайшие соболезнования по поводу вашей трагической утраты.
И все-таки мы с вами встречались. Всего один раз, в Пензансе, когда покупали нашим девочкам школьную одежду в «Медуэйз», Я очень хорошо помню нашу встречу, и, надеюсь, вы не сочтете, что это письмо написано вам совершенно незнакомым человеком.
Я пригласила Джудит к нам в гости на все пасхальные каникулы. Она уже приезжала к нам на выходные и оказалась очаровательной гостьей и прекрасной компаньонкой для моей неисправимой Лавди. У нас большой дом со множеством комнат для гостей, и Джудит уже обосновалась в нашей симпатичной «розовой» спальне; теперь эта комната останется за ней на столько времени, на сколько она пожелает. Мой муж Эдгар организует доставку всех вещей Джудит из Уиндириджа к нам. Он отправит туда один из грузовиков с нашей фермы, и я уверена, что прислуга миссис Форрестер, все еще живущая там, поможет собрать одежду и остальные вещи Джудит.
Обещаю вам, что у нас Джудит не будет ни в чем испытывать недостатка. Мы ее любим, но присваивать себе не собираемся. Я знаю, что у нее есть бабушка и дедушка в Девоне, а также родственники в Плимуте, которых она, возможно, захочет навещать. Кроме того, в Порткеррисе живет ее старая школьная подруга, а мисс Катто, насколько мне известно, счастлива будет в любое время видеть ее у себя дома в Оксфорде. Только к лучшему для Джудит почувствовать, что у нее столько друзей: она может быть спокойна за будущее. Мы с Эдгаром, со своей стороны, приложим все усилия, чтобы Джудит была счастлива.
Прошу вас, не подумайте, что ее пребывание у нас потребует лишних забот или хлопот. У нас достаточный штат прислуги, не считая Мэри Милливей, которая была няней у Лавди. Она до сих пор с нами и приглядывает за девочками, заботится о них, особенно в мое отсутствие (я часто уезжаю в Лондон), и с моей дорогой Мэри они не останутся без присмотра, не говоря уже о том, что Мэри гораздо надежнее и ответственнее, чем я ».
«В мое отсутствие (я часто уезжаю в Лондон)…»
Мысли Дианы отвлеклись. Она положила ручку, откинулась в кресле и стала смотреть в окно на окутанный туманом апрельский сад, островки желтых нарциссов, сочную молодую листву и подернутое дымкой море. Сейчас, когда пасхальные праздники уже на носу, неподходящий момент для отъезда, но она так давно не была в Лондоне, и ни с того ни с сего ее охватило неодолимое, как потребность в наркотике, желание бросить все и сбежать.
Лондон много значил для нее; это романтика, шик, пьянящее веселье, это старые друзья, магазины, театры, картинные галереи и музыка. Ужины в «Беркли» и «Риц», поездки на автомобиле в Аскот на ежегодный розыгрыш золотого кубка, конспиративный обед с чужим мужем в «Белой башне» или танцы всю ночь напролет в «Мирабель», «Багатель» или в «Четырех сотнях».
Конечно, Корнуолл ее дом, в Корнуолле — ее семья, дети, прислуга, гости. Но Нанчерроу принадлежит Эдгару. А ей принадлежит Лондон — ей одной. Диана была единственным и поздним ребенком чрезвычайно состоятельных родителей. После смерти отца, лорда Олискама, его поместье в графстве Глостершир и большой дом на площади Беркли в центре Лондона отошли вместе с титулом дальнему родственнику, однако, выйдя в семнадцатилетнем возрасте замуж за Эдгара Кэри-Льюиса, Диана получила изрядное приданое, куда входил помимо прочего домик в очень фешенебельном районе Лондона — за площадью Кэдоган, там, где когда-то располагались королевские конюшни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Она почувствовала изнеможение. Устала быть взрослой и раздумывать над поступками и проблемами взрослых! Ей захотелось к Лавди — шептаться и смеяться вдвоем, строить планы на предстоящие каникулы в Нанчерроу. К тому же, она проголодалась и весьма обрадовалась, когда у нее за спиной возвышающиеся над всем городом часы на здании банка пробили четыре. Пора возвращаться в школу, если она хочет поспеть к полднику. Чай, хлеб с маслом, а если повезет, то еще джем и сытный кекс. Чай в компании с Лавди вдруг представился ей верхом блаженства. Она повернулась спиной к морю, перешла через дорогу и быстрым шагом пустилась в обратный путь.
Больше всего на свете Диана Кэри-Льюис ненавидела писать письма. Даже нацарапать после званого ужина или проведенных в гостях выходных открытку с выражением благодарности за гостеприимство было для нее тягостной обязанностью, выполнение которой она оттягивала так долго, как только могла. Она не представляла себе повседневного существования без телефона — этого восхитительного изобретения. Однако Эдгар настаивал, чтобы она написала матери Джудит, Молли Данбар.
— Почему я должна ей писать?
— Ты обязана выразить свои соболезнования по поводу смерти миссис Форрестер; к тому же, это будет естественным проявлением учтивости и такта с нашей стороны, если ты заверишь ее, что мы как следует позаботимся о Джудит.
— Уверена, она не нуждается ни в каких заверениях с моей стороны. Мисс Катто в своей обычной корректной манере прекрасно все сделает за меня.
— Так не пойдет, Диана, дорогая. Ты должна написать сама. Я уверен, миссис Данбар желает войти с нами в контакт, и первый шаг обязана сделать ты.
—Почему бы мне не позвонить ей?
—В Сингапур? — усмехнулся полковник. — Это невозможно.
—Я могла бы послать ей телеграмму. — Диана задумалась, потом захихикала. — Как насчет такого сообщения:
«Не бойтесь, дражайшая Молли,
Ваш милый ребенок у нас.
Его мы лелеем и холим
И ждем одобренья от вас…»?
Но Эдгар не был настроен на игривый лад. — Хватит паясничать, Диана!
— А почему бы тебе не заняться этим? Ты же знаешь, как я ненавижу писать письма.
— Это должна сделать ты. Напиши прямо сейчас, и дело с концом; да прояви побольше такта, любезности и сочувствия.
Вскоре Диана уже сидела со страдальческим видом за своим письменным столом, собираясь с силами, чтобы приняться за нелюбимое дело. Нехотя она протянула руку к листу плотной бумаги с голубым тиснением, взяла авторучку с широким пером и начала. Стоило взяться, и она стала бегло и с растущим ощущением собственной искренности покрывать страницу за страницей своими огромными, неразборчивыми каракулями. Раз уж села за письмо — так сделать все сразу.
«Нанчерроу,
Роузмаллион,
Корнуолл. Пятница, 10 апреля.
Дорогая миссис Данбар!
Я с прискорбием прочла в газете о гибели вашей золовки, миссис Форрестер. Хотя мы с ней не были знакомы, я прекрасно понимаю, какое потрясение и горе вы испытали, узнав обо всем. Мне трудно писать об этом, учитывая то обстоятельство, что мы так и не были официально представлены друг другу. Несмотря на это, мы с мужем приносим вам и мистеру Данбару глубочайшие соболезнования по поводу вашей трагической утраты.
И все-таки мы с вами встречались. Всего один раз, в Пензансе, когда покупали нашим девочкам школьную одежду в «Медуэйз», Я очень хорошо помню нашу встречу, и, надеюсь, вы не сочтете, что это письмо написано вам совершенно незнакомым человеком.
Я пригласила Джудит к нам в гости на все пасхальные каникулы. Она уже приезжала к нам на выходные и оказалась очаровательной гостьей и прекрасной компаньонкой для моей неисправимой Лавди. У нас большой дом со множеством комнат для гостей, и Джудит уже обосновалась в нашей симпатичной «розовой» спальне; теперь эта комната останется за ней на столько времени, на сколько она пожелает. Мой муж Эдгар организует доставку всех вещей Джудит из Уиндириджа к нам. Он отправит туда один из грузовиков с нашей фермы, и я уверена, что прислуга миссис Форрестер, все еще живущая там, поможет собрать одежду и остальные вещи Джудит.
Обещаю вам, что у нас Джудит не будет ни в чем испытывать недостатка. Мы ее любим, но присваивать себе не собираемся. Я знаю, что у нее есть бабушка и дедушка в Девоне, а также родственники в Плимуте, которых она, возможно, захочет навещать. Кроме того, в Порткеррисе живет ее старая школьная подруга, а мисс Катто, насколько мне известно, счастлива будет в любое время видеть ее у себя дома в Оксфорде. Только к лучшему для Джудит почувствовать, что у нее столько друзей: она может быть спокойна за будущее. Мы с Эдгаром, со своей стороны, приложим все усилия, чтобы Джудит была счастлива.
Прошу вас, не подумайте, что ее пребывание у нас потребует лишних забот или хлопот. У нас достаточный штат прислуги, не считая Мэри Милливей, которая была няней у Лавди. Она до сих пор с нами и приглядывает за девочками, заботится о них, особенно в мое отсутствие (я часто уезжаю в Лондон), и с моей дорогой Мэри они не останутся без присмотра, не говоря уже о том, что Мэри гораздо надежнее и ответственнее, чем я ».
«В мое отсутствие (я часто уезжаю в Лондон)…»
Мысли Дианы отвлеклись. Она положила ручку, откинулась в кресле и стала смотреть в окно на окутанный туманом апрельский сад, островки желтых нарциссов, сочную молодую листву и подернутое дымкой море. Сейчас, когда пасхальные праздники уже на носу, неподходящий момент для отъезда, но она так давно не была в Лондоне, и ни с того ни с сего ее охватило неодолимое, как потребность в наркотике, желание бросить все и сбежать.
Лондон много значил для нее; это романтика, шик, пьянящее веселье, это старые друзья, магазины, театры, картинные галереи и музыка. Ужины в «Беркли» и «Риц», поездки на автомобиле в Аскот на ежегодный розыгрыш золотого кубка, конспиративный обед с чужим мужем в «Белой башне» или танцы всю ночь напролет в «Мирабель», «Багатель» или в «Четырех сотнях».
Конечно, Корнуолл ее дом, в Корнуолле — ее семья, дети, прислуга, гости. Но Нанчерроу принадлежит Эдгару. А ей принадлежит Лондон — ей одной. Диана была единственным и поздним ребенком чрезвычайно состоятельных родителей. После смерти отца, лорда Олискама, его поместье в графстве Глостершир и большой дом на площади Беркли в центре Лондона отошли вместе с титулом дальнему родственнику, однако, выйдя в семнадцатилетнем возрасте замуж за Эдгара Кэри-Льюиса, Диана получила изрядное приданое, куда входил помимо прочего домик в очень фешенебельном районе Лондона — за площадью Кэдоган, там, где когда-то располагались королевские конюшни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154