— Она вела себя по-доброму, я ее не боюсь, она меня не даст в обиду.
В глубокой тьме чужой подворотни напротив дома Аурифаберов он привлек девушку к себе, и она прильнула к нему и замерла в его объятиях. У обоих мелькнула мысль, что, может быть, это в последний раз, но они не разжимали объятий и целовались и не хотели верить, что так случится.
— А теперь иди! Иди скорее! Я подожду, пока ты войдешь в дом.
Оттуда, где они остановились, Лиливину был виден весь проулок и слабое пятнышко света во дворе, падавшее из единственного не закрытого ставнями окна. Он отодвинул девушку от себя, повернул лицом к дому и легонько толкнул:
— Ну, беги!
И вот ее уже нет. Послушная его приказанию, она одним духом перебежала через дорогу и нырнула в проход, заслонив на мгновение отблеск света в дальнем конце. Вот она вбежала во двор, промелькнула тенью в луче слабого света, вскочила в сени и окончательно исчезла.
Лиливин неподвижно стоял в темной подворотне и долго еще смотрел ей вслед. Ночь была очень тихая, и вокруг не слышно было ни шороха. Ему не хотелось уходить. Уже погасло последнее смутное пятнышко света во дворе, но он все еще стоял, невидящими глазами напряженно вглядываясь в ту сторону, где скрылась Раннильт.
Однако он ошибся — свет не погас, он только исчез на минутку, ненадолго заслоненный фигурой человека, который, неслышно пройдя по проходу, показался на улице. Это был высокий, стройный и, судя по походке, молодой мужчина, он выскочил из подворотни так стремительно, как будто очень спешил. Должно быть, его заставили выйти на улицу какие-то темные, тайные делишки, ибо он шел торопливо и крадучись, старательно прячась в глубокую тень от домов и низко пригнув голову в надвинутом на самый лоб капюшоне.
Среди домочадцев Уолтера Аурифабера было всего лишь двое молодых мужчин, и Лиливин, целый вечер забавлявший там веселую компанию своими песнями, музыкой и гимнастическими фокусами, без труда понял, кто это был, к тому же и нарядный новенький плащ, несмотря на все предосторожности, выдавал полуночника. Подумать только — всего три дня, как он женат! И куда же это носит Даниэля Аурифабера среди ночи?
Наконец Лиливин вышел из своего укрытия и побрел назад к Хай Кроссу. Торопливая фигура в капюшоне больше не попадалась ему на пути. Улизнувший неведомо куда и зачем, Даниэль затерялся в путанице кривых улочек. Вдоль Вайля Лиливин дошел до ворот. Он резко вздрогнул, когда его окликнул стражник, оказавшийся бдительнее своих товарищей:
— Так-так, парень! Быстро же ты вернулся! Куда это ты собрался из города в такой поздний час? И что ты все шныряешь туда-сюда, как бес перед заутреней?
— Я проводил домой девушку, — ответил Лиливин, радуясь, что может просто сказать правду. — А теперь иду обратно в аббатство. Я там у них работаю, — И это тоже было правдой. Завтра он собирался особенно приналечь, чтобы отработать долги за пропущенный день, когда брату Ансельму пришлось трудиться в одиночку.
— Вот оно что, ты, значит, ихний работник? — благодушно спросил стражник. — Смотри не давай не подумавши никаких обетов, а то не видать тебе больше своей девчонки! Ну, иди, спокойной тебе ночи!
Зияющая пасть городских ворот, озаренная полыхающим пламенем настенного факела, закрылась за ним, и впереди в блеске серебряных струй открылась арка моста; над головою сквозь легкую дымку облаков просвечивали здесь и там редкие звездочки. Перейдя через мост, Лиливин снова нырнул в придорожные кусты. Тишина, казалось, таила в себе угрозу. Поравнявшись с воротами аббатства, он не отважился выйти на открытое пространство, где его отовсюду было бы видно. Как западный портал церкви, так и калитка в воротах показались ему одинаково недоступными.
Он постоял в гуще кустов, поглядывая оттуда на Форгейт, и тут на него вдруг нахлынули искусительные мысли: он подумал, что вот он выбрался из стен монастыря, никто его не заметил, впереди целая ночь, за это время он успеет уйти за много миль от Шрусбери и затеряться среди незнакомых людей. Лиливин был так мал, так слаб, так боялся всего и так хотел жить! Его обуревало желание поскорее убежать, чтобы спастись от нависшей над ним угрозы. Но в глубине души он все время знал, что никуда не убежит. Поэтому надо было во что бы то ни стало вернуться туда, где он еще тридцать семь дней будет в безопасности и откуда рукой подать до того дома, в котором, трудясь на чужих людей, его ждет и молится за него Раннильт.
В конце концов удача улыбнулась Лиливину скорее, чем он ожидал. У одного из работников аббатства незадолго до того родился сын, и в тот день он собрал у себя гостей по случаю крестин. Среди приглашенных на праздник друзей и родственников были работники аббатства: управляющие, пастухи и плотники, — сейчас они, сытые и веселые, гурьбой валили по дороге, возвращаясь в свои жилища, находившиеся на хозяйственном дворе монастыря. Лиливин издали увидел, как они медленно приближались, растянувшись в неровную длинную цепь; дойдя до ворот, они сгрудились там и принялись прощаться, перед тем как одним войти в ограду, а другим отправиться в деревню; убедившись, что по крайней мере треть из них идет туда же, куда и он, Лиливин незаметно вылез из кустов и пристроился рядом с ними. Одним человеком больше или меньше — в потемках не разобрать. Никем не окликнутый, он вошел в ворота и, пока народ не спеша расходился, потихоньку шмыгнул в церковь, а там добрался и до своего брошенного ложа в южном притворе.
Итак, овечка вернулась в стадо, все кончилось благополучно. Возблагодарив в душе Бога, он проскользнул в пустую церковь — до заутрени оставалось еще больше часа — и пошел в боковую часовню за своими одеялами, спрятанными позади алтаря. Лиливин очень устал, но сна не было ни в одном глазу, ему казалось, он никогда не заснет. Однако, едва он постелил свою постель, спрятал под соломой новый плащ и кафтан и наконец-то, весь дрожа от возбуждения, вытянулся на широкой скамейке, сон напал на него так быстро и неожиданно, что Лиливин только почувствовал, как проваливается в бесконечно глубокий колодец, и сразу его охватила тьма и глубокий покой.
Брат Кадфаэль встал задолго до заутрени, чтобы сходить в свой сарайчик, где у него оставались приготовленные накануне пилюли. На всех кустах и растениях гербариума поблескивали непросохшие капли, оставшиеся после легкого дождичка, сияние зари отражалось в тысячах серебристых росинок, которые сверкали всеми цветами радуги. День снова обещал быть ясным и свежим. Было тепло и влажно — превосходная погода для посадки, почва мягко крошится под руками после морозной, суровой зимы. Лучших условий для прорастания и развития растений просто нельзя пожелать!
Заслышав звон колокола, вызывающий монахов из спальных помещений на первую утреннюю службу, Кадфаэль, припрятав в надежное место пилюли, направился из сарайчика прямо в церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
В глубокой тьме чужой подворотни напротив дома Аурифаберов он привлек девушку к себе, и она прильнула к нему и замерла в его объятиях. У обоих мелькнула мысль, что, может быть, это в последний раз, но они не разжимали объятий и целовались и не хотели верить, что так случится.
— А теперь иди! Иди скорее! Я подожду, пока ты войдешь в дом.
Оттуда, где они остановились, Лиливину был виден весь проулок и слабое пятнышко света во дворе, падавшее из единственного не закрытого ставнями окна. Он отодвинул девушку от себя, повернул лицом к дому и легонько толкнул:
— Ну, беги!
И вот ее уже нет. Послушная его приказанию, она одним духом перебежала через дорогу и нырнула в проход, заслонив на мгновение отблеск света в дальнем конце. Вот она вбежала во двор, промелькнула тенью в луче слабого света, вскочила в сени и окончательно исчезла.
Лиливин неподвижно стоял в темной подворотне и долго еще смотрел ей вслед. Ночь была очень тихая, и вокруг не слышно было ни шороха. Ему не хотелось уходить. Уже погасло последнее смутное пятнышко света во дворе, но он все еще стоял, невидящими глазами напряженно вглядываясь в ту сторону, где скрылась Раннильт.
Однако он ошибся — свет не погас, он только исчез на минутку, ненадолго заслоненный фигурой человека, который, неслышно пройдя по проходу, показался на улице. Это был высокий, стройный и, судя по походке, молодой мужчина, он выскочил из подворотни так стремительно, как будто очень спешил. Должно быть, его заставили выйти на улицу какие-то темные, тайные делишки, ибо он шел торопливо и крадучись, старательно прячась в глубокую тень от домов и низко пригнув голову в надвинутом на самый лоб капюшоне.
Среди домочадцев Уолтера Аурифабера было всего лишь двое молодых мужчин, и Лиливин, целый вечер забавлявший там веселую компанию своими песнями, музыкой и гимнастическими фокусами, без труда понял, кто это был, к тому же и нарядный новенький плащ, несмотря на все предосторожности, выдавал полуночника. Подумать только — всего три дня, как он женат! И куда же это носит Даниэля Аурифабера среди ночи?
Наконец Лиливин вышел из своего укрытия и побрел назад к Хай Кроссу. Торопливая фигура в капюшоне больше не попадалась ему на пути. Улизнувший неведомо куда и зачем, Даниэль затерялся в путанице кривых улочек. Вдоль Вайля Лиливин дошел до ворот. Он резко вздрогнул, когда его окликнул стражник, оказавшийся бдительнее своих товарищей:
— Так-так, парень! Быстро же ты вернулся! Куда это ты собрался из города в такой поздний час? И что ты все шныряешь туда-сюда, как бес перед заутреней?
— Я проводил домой девушку, — ответил Лиливин, радуясь, что может просто сказать правду. — А теперь иду обратно в аббатство. Я там у них работаю, — И это тоже было правдой. Завтра он собирался особенно приналечь, чтобы отработать долги за пропущенный день, когда брату Ансельму пришлось трудиться в одиночку.
— Вот оно что, ты, значит, ихний работник? — благодушно спросил стражник. — Смотри не давай не подумавши никаких обетов, а то не видать тебе больше своей девчонки! Ну, иди, спокойной тебе ночи!
Зияющая пасть городских ворот, озаренная полыхающим пламенем настенного факела, закрылась за ним, и впереди в блеске серебряных струй открылась арка моста; над головою сквозь легкую дымку облаков просвечивали здесь и там редкие звездочки. Перейдя через мост, Лиливин снова нырнул в придорожные кусты. Тишина, казалось, таила в себе угрозу. Поравнявшись с воротами аббатства, он не отважился выйти на открытое пространство, где его отовсюду было бы видно. Как западный портал церкви, так и калитка в воротах показались ему одинаково недоступными.
Он постоял в гуще кустов, поглядывая оттуда на Форгейт, и тут на него вдруг нахлынули искусительные мысли: он подумал, что вот он выбрался из стен монастыря, никто его не заметил, впереди целая ночь, за это время он успеет уйти за много миль от Шрусбери и затеряться среди незнакомых людей. Лиливин был так мал, так слаб, так боялся всего и так хотел жить! Его обуревало желание поскорее убежать, чтобы спастись от нависшей над ним угрозы. Но в глубине души он все время знал, что никуда не убежит. Поэтому надо было во что бы то ни стало вернуться туда, где он еще тридцать семь дней будет в безопасности и откуда рукой подать до того дома, в котором, трудясь на чужих людей, его ждет и молится за него Раннильт.
В конце концов удача улыбнулась Лиливину скорее, чем он ожидал. У одного из работников аббатства незадолго до того родился сын, и в тот день он собрал у себя гостей по случаю крестин. Среди приглашенных на праздник друзей и родственников были работники аббатства: управляющие, пастухи и плотники, — сейчас они, сытые и веселые, гурьбой валили по дороге, возвращаясь в свои жилища, находившиеся на хозяйственном дворе монастыря. Лиливин издали увидел, как они медленно приближались, растянувшись в неровную длинную цепь; дойдя до ворот, они сгрудились там и принялись прощаться, перед тем как одним войти в ограду, а другим отправиться в деревню; убедившись, что по крайней мере треть из них идет туда же, куда и он, Лиливин незаметно вылез из кустов и пристроился рядом с ними. Одним человеком больше или меньше — в потемках не разобрать. Никем не окликнутый, он вошел в ворота и, пока народ не спеша расходился, потихоньку шмыгнул в церковь, а там добрался и до своего брошенного ложа в южном притворе.
Итак, овечка вернулась в стадо, все кончилось благополучно. Возблагодарив в душе Бога, он проскользнул в пустую церковь — до заутрени оставалось еще больше часа — и пошел в боковую часовню за своими одеялами, спрятанными позади алтаря. Лиливин очень устал, но сна не было ни в одном глазу, ему казалось, он никогда не заснет. Однако, едва он постелил свою постель, спрятал под соломой новый плащ и кафтан и наконец-то, весь дрожа от возбуждения, вытянулся на широкой скамейке, сон напал на него так быстро и неожиданно, что Лиливин только почувствовал, как проваливается в бесконечно глубокий колодец, и сразу его охватила тьма и глубокий покой.
Брат Кадфаэль встал задолго до заутрени, чтобы сходить в свой сарайчик, где у него оставались приготовленные накануне пилюли. На всех кустах и растениях гербариума поблескивали непросохшие капли, оставшиеся после легкого дождичка, сияние зари отражалось в тысячах серебристых росинок, которые сверкали всеми цветами радуги. День снова обещал быть ясным и свежим. Было тепло и влажно — превосходная погода для посадки, почва мягко крошится под руками после морозной, суровой зимы. Лучших условий для прорастания и развития растений просто нельзя пожелать!
Заслышав звон колокола, вызывающий монахов из спальных помещений на первую утреннюю службу, Кадфаэль, припрятав в надежное место пилюли, направился из сарайчика прямо в церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67