Встретив в монастыре носилки с покойником, перепуганный и потрясенный этим зрелищем, встревоженный юноша побежал узнавать, что случилось, совершенно не догадываясь о том, что эту смерть кто-то связывает с его именем. Он выскочил из западной галереи, и его одинокая фигура, показавшаяся на открытом месте, была тотчас же замечена. Толпа взревела, раздался жуткий торжествующий вой. Лиливин пошатнулся, точно захлебнувшись порывом холодного ветра, попятился и задрожал всем телом; его миловидное лицо, очистившееся за последние два дня от уродливых ссадин, безобразно изменилось, перекошенное ужасом.
Самые лихие ребята уже рванулись вперед с улюлюканьем, но Хью Берингар их опередил. Его любимый, всем знакомый мосластый конь, гремя копытами, мгновенно пересек двор и загородил жертву от гончей стаи, а Хью, соскочив с седла, уже держал Лиливина за плечо жестом, который при желании можно было толковать и как объявление ареста, и как защиту и покровительство. Повернувшись к нападающим, Хью спокойно смотрел на них со всегдашним невозмутимым выражением на мрачном лице. Охотники оцепенели под его леденящим взглядом, а когда оттаяли, то потихоньку начали отодвигаться назад, покорно подчиняясь этому властному человеку.
Проворный молодой послушник, судя по всему, хорошо исполнил свое поручение, ухватив самую суть, так как Хью наполовину был уже в курсе дела, прекрасно отдавая себе отчет о возможных последствиях. Начав расспросы, он не отпустил Лиливина, а продолжал его держать за плечо, предоставив присутствующим самим решать, что значит этот жест, и с самым пристальным вниманием выслушал сначала бред, который нес Даниэль, а затем лаконичный отчет Кадфаэля.
— Прекрасно! Отец приор, лучше всего, если вы сами в установленном порядке доведете это до сведения лорда аббата. Я должен осмотреть тело утопшего человека, а также места, где он был выброшен на берег и где прибило его лодку. При этом мне потребуется помощь тех людей, которые их обнаружили. Что же касается остальных, то, если кто-то желает что-нибудь сказать, говорите сейчас.
И они сказали, укрощенные, но все еще не остывшие, полные решимости дать выход своему пылу. Ибо смерть эта, как они считали, не была несчастным случаем на реке. Они были убеждены, что это было преднамеренное убийство свидетеля, человека любознательного, находившегося рядом с местом преступления, способного, как никто другой, откопать какую-нибудь неопровержимую улику. Он нашел доказательство против жонглера, опрокидывающее все уловки, с помощью которых он пытался отвертеться, и этого свидетеля сплавили в Северн, чтобы заткнуть ему рот. Сначала они ворчали, под конец уже громко орали. Хью дал им выкричаться и ждал, когда они перебесятся. Он знал, что эти люди не такие кровожадные чудовища, какими хотели казаться, но знал также, что стоит подуть попутному ветру, и они при малейшем толчке совсем озвереют и натворят много бед.
Накричавшись, они выдохлись и сникли в наступившем штиле, как обвисшие паруса.
— Мои люди стояли на страже перед воротами, — спокойно начал Хью. — Они были все время здесь и ни разу не видели человека, которого вы обвиняете. Насколько мне известно, он и шагу не ступал за ворота. Как же тогда, скажите на милость, он мог приложить руку к гибели этого человека?
На это у них не нашлось готового ответа, хотя они и переминались с ноги на ногу и, качая головами, обменивались взглядами, как бы говоря, что наверняка смогли бы дать ответ, если бы им дали пролить немного света на это дело. Но тут подал голос брат Жером, до сих пор скромно скрывавшийся в тени своего покровителя, и вкрадчиво сказал:
— Простите, брат приор! Но так ли точно известно, что этот молодой человек все время находился в стенах аббатства? Помните, как вчера вечером его искал брат Ансельм, который не видел его после полудня; между прочим, он заметил, что тот даже не зашел, как обыкновенно, на кухню за своим ужином. Памятуя о своей ответственности за любого гостя нашего аббатства, я почел своим долгом поискать его и проверил все места, какие только можно. Это было уже в сумерки. Нигде в аббатстве я не нашел его.
Толпа мгновенно возликовала, а Лиливин, как со вздохом отметил про себя брат Кадфаэль, задрожал, несколько раз судорожно сглотнул, но так и не смог выдавить из себя ни слова. Под носом у него выступила испарина, и капельки пота стекали по губам, он только успевал их лихорадочно слизывать.
— Вот видите. Честной брат говорит то же самое! Его здесь не было! Он где-то шлялся по своим подлым делишкам!
— Правильнее сказать, — мягко попенял им брат Роберт, — его не смогли найти. — Но по лицу приора было видно, что его это не очень огорчает.
— Это без ужина-то уйти? Чтобы голодный крысеныш да без крайней надобности куда-то побежал, забыв о жратве? — злобно крикнул Даниэль.
— Еще какая надобность была! Он свою жизнь готов был поставить на кон, только бы не оставить в живых Болдуина, который мог сказать о нем правду.
— Ну, говори же! — сухо приказал Хью, тряхнув Лиливина за плечо. — У тебя ведь тоже есть язык. Ты выходил за стены аббатства?
Лиливин проглотил комок, секунду поколебался в мучительном молчании и затем со стоном выговорил:
— Нет!
— Ты находился здесь, в стенах аббатства вчера, когда тебя искали и не могли найти?
— Я не хотел, чтобы меня нашли. Я спрятался.
Голос его зазвучал несколько тверже. Но Хью так легко от него не отстал.
— Ты ни разу не выходил отсюда, с тех пор как получил убежище?
— Нет, ни разу! — Он чуть не поперхнулся и так тяжело перевел дух, как будто только что пробежал большое расстояние.
— Вы слышали? — громко спросил Хью, отодвигая Лиливина, чтобы прикрыть его своей спиной. — Вы получили ответ. Человек, сидящий взаперти, не мог совершить убийство за пределами аббатства, а было ли это убийством, надо еще доказать, сейчас для этого нет подтверждения. А теперь ступайте, займитесь своей работой и предоставьте служителям закона разбираться в делах, которые решает закон.
И обращаясь к своим помощникам, он коротко распорядился:
— Очистите двор от посторонних людей! С провостом я поговорю позже.
В часовне лежал на спине догола раздетый Болдуин Печ, вокруг собрались, чтобы изучить его тело, брат Кадфаэль, Хью Берингар, перевозчик Мадог и аббат Радульфус. В уголках закрытых глаз Печа чернели следы въевшейся и засохшей грязи, словно сурьма, которой тщеславные женщины пользуются, чтобы подкрасить и оттенить глаза. Из его густых спутанных седоватых волос Кадфаэль вытащил несколько стебельков жерухи — тоненькие, как волосинки, с крошечными белыми цветками, которые, увядая, превращались в бурые нити; еще он нашел запутавшийся в волосах покойника ольховый листок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Самые лихие ребята уже рванулись вперед с улюлюканьем, но Хью Берингар их опередил. Его любимый, всем знакомый мосластый конь, гремя копытами, мгновенно пересек двор и загородил жертву от гончей стаи, а Хью, соскочив с седла, уже держал Лиливина за плечо жестом, который при желании можно было толковать и как объявление ареста, и как защиту и покровительство. Повернувшись к нападающим, Хью спокойно смотрел на них со всегдашним невозмутимым выражением на мрачном лице. Охотники оцепенели под его леденящим взглядом, а когда оттаяли, то потихоньку начали отодвигаться назад, покорно подчиняясь этому властному человеку.
Проворный молодой послушник, судя по всему, хорошо исполнил свое поручение, ухватив самую суть, так как Хью наполовину был уже в курсе дела, прекрасно отдавая себе отчет о возможных последствиях. Начав расспросы, он не отпустил Лиливина, а продолжал его держать за плечо, предоставив присутствующим самим решать, что значит этот жест, и с самым пристальным вниманием выслушал сначала бред, который нес Даниэль, а затем лаконичный отчет Кадфаэля.
— Прекрасно! Отец приор, лучше всего, если вы сами в установленном порядке доведете это до сведения лорда аббата. Я должен осмотреть тело утопшего человека, а также места, где он был выброшен на берег и где прибило его лодку. При этом мне потребуется помощь тех людей, которые их обнаружили. Что же касается остальных, то, если кто-то желает что-нибудь сказать, говорите сейчас.
И они сказали, укрощенные, но все еще не остывшие, полные решимости дать выход своему пылу. Ибо смерть эта, как они считали, не была несчастным случаем на реке. Они были убеждены, что это было преднамеренное убийство свидетеля, человека любознательного, находившегося рядом с местом преступления, способного, как никто другой, откопать какую-нибудь неопровержимую улику. Он нашел доказательство против жонглера, опрокидывающее все уловки, с помощью которых он пытался отвертеться, и этого свидетеля сплавили в Северн, чтобы заткнуть ему рот. Сначала они ворчали, под конец уже громко орали. Хью дал им выкричаться и ждал, когда они перебесятся. Он знал, что эти люди не такие кровожадные чудовища, какими хотели казаться, но знал также, что стоит подуть попутному ветру, и они при малейшем толчке совсем озвереют и натворят много бед.
Накричавшись, они выдохлись и сникли в наступившем штиле, как обвисшие паруса.
— Мои люди стояли на страже перед воротами, — спокойно начал Хью. — Они были все время здесь и ни разу не видели человека, которого вы обвиняете. Насколько мне известно, он и шагу не ступал за ворота. Как же тогда, скажите на милость, он мог приложить руку к гибели этого человека?
На это у них не нашлось готового ответа, хотя они и переминались с ноги на ногу и, качая головами, обменивались взглядами, как бы говоря, что наверняка смогли бы дать ответ, если бы им дали пролить немного света на это дело. Но тут подал голос брат Жером, до сих пор скромно скрывавшийся в тени своего покровителя, и вкрадчиво сказал:
— Простите, брат приор! Но так ли точно известно, что этот молодой человек все время находился в стенах аббатства? Помните, как вчера вечером его искал брат Ансельм, который не видел его после полудня; между прочим, он заметил, что тот даже не зашел, как обыкновенно, на кухню за своим ужином. Памятуя о своей ответственности за любого гостя нашего аббатства, я почел своим долгом поискать его и проверил все места, какие только можно. Это было уже в сумерки. Нигде в аббатстве я не нашел его.
Толпа мгновенно возликовала, а Лиливин, как со вздохом отметил про себя брат Кадфаэль, задрожал, несколько раз судорожно сглотнул, но так и не смог выдавить из себя ни слова. Под носом у него выступила испарина, и капельки пота стекали по губам, он только успевал их лихорадочно слизывать.
— Вот видите. Честной брат говорит то же самое! Его здесь не было! Он где-то шлялся по своим подлым делишкам!
— Правильнее сказать, — мягко попенял им брат Роберт, — его не смогли найти. — Но по лицу приора было видно, что его это не очень огорчает.
— Это без ужина-то уйти? Чтобы голодный крысеныш да без крайней надобности куда-то побежал, забыв о жратве? — злобно крикнул Даниэль.
— Еще какая надобность была! Он свою жизнь готов был поставить на кон, только бы не оставить в живых Болдуина, который мог сказать о нем правду.
— Ну, говори же! — сухо приказал Хью, тряхнув Лиливина за плечо. — У тебя ведь тоже есть язык. Ты выходил за стены аббатства?
Лиливин проглотил комок, секунду поколебался в мучительном молчании и затем со стоном выговорил:
— Нет!
— Ты находился здесь, в стенах аббатства вчера, когда тебя искали и не могли найти?
— Я не хотел, чтобы меня нашли. Я спрятался.
Голос его зазвучал несколько тверже. Но Хью так легко от него не отстал.
— Ты ни разу не выходил отсюда, с тех пор как получил убежище?
— Нет, ни разу! — Он чуть не поперхнулся и так тяжело перевел дух, как будто только что пробежал большое расстояние.
— Вы слышали? — громко спросил Хью, отодвигая Лиливина, чтобы прикрыть его своей спиной. — Вы получили ответ. Человек, сидящий взаперти, не мог совершить убийство за пределами аббатства, а было ли это убийством, надо еще доказать, сейчас для этого нет подтверждения. А теперь ступайте, займитесь своей работой и предоставьте служителям закона разбираться в делах, которые решает закон.
И обращаясь к своим помощникам, он коротко распорядился:
— Очистите двор от посторонних людей! С провостом я поговорю позже.
В часовне лежал на спине догола раздетый Болдуин Печ, вокруг собрались, чтобы изучить его тело, брат Кадфаэль, Хью Берингар, перевозчик Мадог и аббат Радульфус. В уголках закрытых глаз Печа чернели следы въевшейся и засохшей грязи, словно сурьма, которой тщеславные женщины пользуются, чтобы подкрасить и оттенить глаза. Из его густых спутанных седоватых волос Кадфаэль вытащил несколько стебельков жерухи — тоненькие, как волосинки, с крошечными белыми цветками, которые, увядая, превращались в бурые нити; еще он нашел запутавшийся в волосах покойника ольховый листок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67