Бывали моменты, когда он брал ее неистово, быстро доводя ласками до лихорадочного состояния за считанные минуты. Но временами Джесси менялась с ним ролями. Отталкивая его руки и не давая прикасаться к себе, она покрывала его лицо и тело поцелуями и милыми ласками. И лишь после того, как он начинал стонать и извиваться от нестерпимого желания, она позволяла ему включиться в любовную игру, трогать ее, ласкать и наконец…
Но быстро или медленно, подчиняясь или руководя, они оба чувствовали, как пламя страсти между ними разгоралось все жарче, пока он совсем не забыл, какой была его жизнь без нее.
Они отдыхали в тени дерева у реки. Прошла еще неделя, и Крид наконец почувствовал себя совсем как раньше.
Откинувшись на мягкую траву, он смотрел в глубину безоблачного голубого неба и думал о том, что в мире нет больше места, где ему было бы так хорошо.
— Скажи, а каким был твой отец?
Он взглянул на Джесси, сидевшую, свесив ноги в воду. Одна ее рука покоилась на животе.
— Он был врачевателем, как Мато Вакува. Когда я был совсем маленьким, мне всегда хотелось стать таким же, как он. В нашей деревне не было другого человека, кого уважали бы больше, чем его.
— А как его звали?
— Оседлавший ветер.
— А что означает твое имя?
— Белый журавль.
Джесси на мгновение задумалась.
— Скажи, а как индейцы дают имена своим детям? Крестят их?
— Нет, — ответил Крид. Выдернув травинку, он крутил ее между пальцами. — На четвертый день после рождения ребенка родители приглашают всех на празднество по случаю выбора имени. Отец и бабка матери раздают подарки приглашенным, шаману и бедным. Под конец празднества отец объявляет выбранное имя. Меня назвали в честь деда — отца моего отца.
Крид смотрел в глубь воды. «Если бы я тогда прошел испытание и нашел свое предзнаменование, то получил бы новое имя…»
— А твой отец жив?
— Отец был убит в бою, когда мне было тринадцать.
— А твоя мать?
— Не знаю. Я убежал из дома, когда мне было семнадцать, и больше никогда туда не возвращался.
— Как же твои родители встретились? — Мою мать ранили во время рейда. Кто-то из воинов племени привез ее в деревню и оставил на попечение моему отцу. Отец вылечил ее раны…
— И они полюбили друг друга? — воскликнула Джесси. — Как романтично…
— Не совсем так. Мой отец влюбился. Но мать ненавидела всё, что было связано с индейцами, включая и меня.
— Мне так жаль, Крид…— сказала Джесси тихо.
— Да уж. — Он бросил травинку в воду и долго провожал взглядом, пока течение не унесло ее совсем.
Он так и не понял, почему мать не хотела, чтобы он оставался с людьми племени лакота. Он ясно дала ему понять, что не одобряет его желания жить здесь, что стыдится того, что в его жилах течет индейская кровь, и заставила его уехать с нею на Восток. Почему?
— И ты никогда не интересовался, что с ней случилось?
Он покачал головой:
— Честно говоря, нет. Я даже толком не вспоминал о ней до тех пор, пока мы с тобой не попали сюда
— Может быть, после того, как найдем Розу, мы сможем поискать и твою мать?
— Может быть. Хотя я глубоко сомневаюсь, что на будет счастлива увидеть меня на пороге своего дома.
—Так тяжело жить, когда собственная мать не любит тебя…— прошептала Джесси, — мне бы хотелось…
— Чего, любимая? Чего бы тебе хотелось?
— Мне бы хотелось узнать, где сейчас мой отец, если он еще жив, конечно. Это, наверное, очень глупо. Я ведь даже не помню, как он выглядит.
Крид со вздохом обнял Джесси за плечи и притянул к себе.
— Я в свое время был удачливым охотником за преступниками, ты это знаешь. И я смог бы проследить весь его путь, если тебе действительно хочется его найти.
Джесси подняла к нему лицо, и он увидел в ее глазах столько нежности.
— Ты бы сделал это ради меня?
— Если хочешь, я это сделаю.
— Не знаю. Наверное, он тоже чувствовал бы себя не более счастливым, чем твоя мать, если бы ей вдруг довелось тебя увидеть.
Слабая догадка мелькнула в мозгу Крида, когда он взглянул на Джесси.
— Откуда у тебя этот неожиданный интерес к моей матери и своему отцу? — спросил он, нахмурившись.
Джесси пожала плечами и отвернулась, но под пристальным, изучающим взглядом Крида почувствовала, как жар поднимается к ее щекам.
— Джесси…— Крид нервно сглотнул. — А ты, случайно, не беременна?
Засмущавшись, она повернулась и посмотрела ему в глаза.
— А ты разве стал бы возражать?
Внезапно онемев, Крид только смотрел на нее, не отрываясь. Беременна! Сначала он пытался убедить себя в том, что это плохая весть, что он не хочет быть отцом, что у него нет никакого права привести в этот мир ребенка, когда он сам еще не разобрался со своей непутевой жизнью, но теперь всё это уже не имело значения. Он почувствовал, как уголки его губ, помимо воли, растягиваются в счастливую улыбку, а где-то в глубине души растет волна радостного возбуждения. Вскочив на ноги, он схватил Джесси и крепко прижал к себе.
— Да это же просто великолепно! — воскликнул он и, подхватив ее на руки, стал кружиться. Их смех смешался… Потом, почти бездыханный, он бережно опустил ее на землю, продолжая обнимать.
— Джесси…— Он покачал головой, охваченный благоговейным восторгом от одной мысли, что она носит ребенка. Его ребенка.
Она улыбнулась ему в ответ, глядя на него сияющими любовью глазами. И он подумал, что она никогда еще не была так красива, как в этот момент, светясь от счастья и ощущения новой жизни, зародившейся у нее под сердцем.
— Я испугалась, что ты сошел с ума.
— Нет. — Он поцеловал ее. — Я не сумасшедший. Я просто люблю тебя, Джесси.
— И я люблю тебя! — прошептала она пылко и, крепко обняв его за шею, поцеловала со всей любовью, какая только была в ее сердце.
Зима возвестила о себе порывами ветра и дождем. Теперь, когда Крид совсем поправился, они перешли жить в свой вигвам. Крид предложил Вакиньеле, жене Тасунке Хинзи, свою лошадь в обмен на шкуры для вигвама. Санлата, Вакиньела и несколько других женщин собрались и сшили эти шкуры.
Джесси восхищалась тем, что и зимой, и в любую непогоду вигвамы племени лакота оставались теплыми и уютными. Внутренний покров защищал обитателей вигвама от сырости и сквозняков и не давал дождю протекать внутрь жилища. Теплый воздух, поднимавшийся от очага, наполнял вигвам и, поднимаясь к отверстию вверху, вытеснял холодный воздух, попадавший внутрь из-под шкур, и дым.
Внутренний слой шкур на наклонных стенках вигвама индейцы еще называли «заслон от духов», потому он не давал ночью теням в вигваме «плясать» на внешней стенке. Так достигалась не только укромность живущей в вигваме семьи, но и хоть какая-то ее безопасность. Враг не мог из темноты высмотреть цель для стрельбы по освещенному изнутри вигваму.
—Джесси оглядела внутренний полог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Но быстро или медленно, подчиняясь или руководя, они оба чувствовали, как пламя страсти между ними разгоралось все жарче, пока он совсем не забыл, какой была его жизнь без нее.
Они отдыхали в тени дерева у реки. Прошла еще неделя, и Крид наконец почувствовал себя совсем как раньше.
Откинувшись на мягкую траву, он смотрел в глубину безоблачного голубого неба и думал о том, что в мире нет больше места, где ему было бы так хорошо.
— Скажи, а каким был твой отец?
Он взглянул на Джесси, сидевшую, свесив ноги в воду. Одна ее рука покоилась на животе.
— Он был врачевателем, как Мато Вакува. Когда я был совсем маленьким, мне всегда хотелось стать таким же, как он. В нашей деревне не было другого человека, кого уважали бы больше, чем его.
— А как его звали?
— Оседлавший ветер.
— А что означает твое имя?
— Белый журавль.
Джесси на мгновение задумалась.
— Скажи, а как индейцы дают имена своим детям? Крестят их?
— Нет, — ответил Крид. Выдернув травинку, он крутил ее между пальцами. — На четвертый день после рождения ребенка родители приглашают всех на празднество по случаю выбора имени. Отец и бабка матери раздают подарки приглашенным, шаману и бедным. Под конец празднества отец объявляет выбранное имя. Меня назвали в честь деда — отца моего отца.
Крид смотрел в глубь воды. «Если бы я тогда прошел испытание и нашел свое предзнаменование, то получил бы новое имя…»
— А твой отец жив?
— Отец был убит в бою, когда мне было тринадцать.
— А твоя мать?
— Не знаю. Я убежал из дома, когда мне было семнадцать, и больше никогда туда не возвращался.
— Как же твои родители встретились? — Мою мать ранили во время рейда. Кто-то из воинов племени привез ее в деревню и оставил на попечение моему отцу. Отец вылечил ее раны…
— И они полюбили друг друга? — воскликнула Джесси. — Как романтично…
— Не совсем так. Мой отец влюбился. Но мать ненавидела всё, что было связано с индейцами, включая и меня.
— Мне так жаль, Крид…— сказала Джесси тихо.
— Да уж. — Он бросил травинку в воду и долго провожал взглядом, пока течение не унесло ее совсем.
Он так и не понял, почему мать не хотела, чтобы он оставался с людьми племени лакота. Он ясно дала ему понять, что не одобряет его желания жить здесь, что стыдится того, что в его жилах течет индейская кровь, и заставила его уехать с нею на Восток. Почему?
— И ты никогда не интересовался, что с ней случилось?
Он покачал головой:
— Честно говоря, нет. Я даже толком не вспоминал о ней до тех пор, пока мы с тобой не попали сюда
— Может быть, после того, как найдем Розу, мы сможем поискать и твою мать?
— Может быть. Хотя я глубоко сомневаюсь, что на будет счастлива увидеть меня на пороге своего дома.
—Так тяжело жить, когда собственная мать не любит тебя…— прошептала Джесси, — мне бы хотелось…
— Чего, любимая? Чего бы тебе хотелось?
— Мне бы хотелось узнать, где сейчас мой отец, если он еще жив, конечно. Это, наверное, очень глупо. Я ведь даже не помню, как он выглядит.
Крид со вздохом обнял Джесси за плечи и притянул к себе.
— Я в свое время был удачливым охотником за преступниками, ты это знаешь. И я смог бы проследить весь его путь, если тебе действительно хочется его найти.
Джесси подняла к нему лицо, и он увидел в ее глазах столько нежности.
— Ты бы сделал это ради меня?
— Если хочешь, я это сделаю.
— Не знаю. Наверное, он тоже чувствовал бы себя не более счастливым, чем твоя мать, если бы ей вдруг довелось тебя увидеть.
Слабая догадка мелькнула в мозгу Крида, когда он взглянул на Джесси.
— Откуда у тебя этот неожиданный интерес к моей матери и своему отцу? — спросил он, нахмурившись.
Джесси пожала плечами и отвернулась, но под пристальным, изучающим взглядом Крида почувствовала, как жар поднимается к ее щекам.
— Джесси…— Крид нервно сглотнул. — А ты, случайно, не беременна?
Засмущавшись, она повернулась и посмотрела ему в глаза.
— А ты разве стал бы возражать?
Внезапно онемев, Крид только смотрел на нее, не отрываясь. Беременна! Сначала он пытался убедить себя в том, что это плохая весть, что он не хочет быть отцом, что у него нет никакого права привести в этот мир ребенка, когда он сам еще не разобрался со своей непутевой жизнью, но теперь всё это уже не имело значения. Он почувствовал, как уголки его губ, помимо воли, растягиваются в счастливую улыбку, а где-то в глубине души растет волна радостного возбуждения. Вскочив на ноги, он схватил Джесси и крепко прижал к себе.
— Да это же просто великолепно! — воскликнул он и, подхватив ее на руки, стал кружиться. Их смех смешался… Потом, почти бездыханный, он бережно опустил ее на землю, продолжая обнимать.
— Джесси…— Он покачал головой, охваченный благоговейным восторгом от одной мысли, что она носит ребенка. Его ребенка.
Она улыбнулась ему в ответ, глядя на него сияющими любовью глазами. И он подумал, что она никогда еще не была так красива, как в этот момент, светясь от счастья и ощущения новой жизни, зародившейся у нее под сердцем.
— Я испугалась, что ты сошел с ума.
— Нет. — Он поцеловал ее. — Я не сумасшедший. Я просто люблю тебя, Джесси.
— И я люблю тебя! — прошептала она пылко и, крепко обняв его за шею, поцеловала со всей любовью, какая только была в ее сердце.
Зима возвестила о себе порывами ветра и дождем. Теперь, когда Крид совсем поправился, они перешли жить в свой вигвам. Крид предложил Вакиньеле, жене Тасунке Хинзи, свою лошадь в обмен на шкуры для вигвама. Санлата, Вакиньела и несколько других женщин собрались и сшили эти шкуры.
Джесси восхищалась тем, что и зимой, и в любую непогоду вигвамы племени лакота оставались теплыми и уютными. Внутренний покров защищал обитателей вигвама от сырости и сквозняков и не давал дождю протекать внутрь жилища. Теплый воздух, поднимавшийся от очага, наполнял вигвам и, поднимаясь к отверстию вверху, вытеснял холодный воздух, попадавший внутрь из-под шкур, и дым.
Внутренний слой шкур на наклонных стенках вигвама индейцы еще называли «заслон от духов», потому он не давал ночью теням в вигваме «плясать» на внешней стенке. Так достигалась не только укромность живущей в вигваме семьи, но и хоть какая-то ее безопасность. Враг не мог из темноты высмотреть цель для стрельбы по освещенному изнутри вигваму.
—Джесси оглядела внутренний полог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79