— Мой кузен виконт де Бузнуа, — отвечал юноша.
— В таком случае, любезный шевалье, — подхватил стоявший рядом молодой человек, — давайте-ка вашу руку, потому как мы с вами вроде бы тоже родичи, хотя и с левой стороны: ведь это я отбил у дражайшего виконта его последнюю любовницу.
— И ваше наследство стоит моего? — невозмутимо осведомился Роже, пожимая протянутую руку.
— Ей-ей, недурно сказано! — вскричал маркиз де Крет-те. — Что ты на это ответишь, Тревиль?
— Я отвечу, — отозвался Тревиль, — что шевалье д'Ангилем, без сомнения, заставит признать ложной поговорку: «Глуп, как миллионер». Он будет и богат, и остроумен. Gaudeant bene natinote 6.
— Аминь! — провозгласил Кретте. — А вот и ваши сапоги, шевалье.
Роже удалился с сапожником в небольшую туалетную комнату.
— Ну что ж, господа, — проговорил маркиз, проводив взглядом юношу, — признайтесь, что этот молодой человек недурно держится для провинциала, пожалуй, он будет не так скучен, как мы сперва предполагали.
Пять минут спустя шевалье вышел из туалетной в сапогах со шпорами, которые могли бы нагнать страху на любого другого скакуна, кроме Мальбрука. Когда юноша появился на крыльце, конюх подал ему хлыст.
Молодые люди вскочили на своих коней, а Буажоли вывел из конюшни Мальбрука. Это был великолепный жеребец караковой масти, с волнистой гривою, дымящимися ноздрями и налитыми кровью глазами, жилы на его стройных ногах перекрещивались, как нити рыбацкой сети. Роже с видом знатока взглянул на него и понял, что встретит в этом коне достойного противника; вот почему он не пренебрег ни одной из тех предосторожностей, каких требовали обстоятельства: старательно расправил уздечку, стиснул в руке поводья, укрепил ноги в стременах и, только убедившись, что прочно сидит в седле, дал знак Буажоли отпустить коня.
Мальбрук только того и ждал. Едва почувствовав себя на свободе, он принялся брыкаться, вставать на дыбы, метаться из стороны в сторону, словом, проделывать все свои излюбленные штуки, с помощью которых он привык сбрасывать наземь седока; однако на сей раз конь имел дело с умелым наездником. Роже с минуту не мешал жеребцу проделывать все его фокусы, довольствуясь тем, что следовал каждому движению Мальбрука, так что лошадь и всадник казались единым существом; затем, когда шевалье счел, что пришло время положить конец капризам лошади, он начал так ловко и сильно сдавливать бока жеребца коленями, что Мальбрук понял: дело принимает для него дурной оборот. Тогда конь удвоил усилия; но на этот раз шпоры и хлыст всадника заработали столь дружно, что несчастное животное заржало от боли и пена хлопьями начала стекать с его губ на землю. Наконец, после отчаянной борьбы, длившейся минут десять, Мальбрук признал себя побежденным. Тогда Роже потехи ради заставил жеребца пройти пять или шесть кругов, как в манеже, потом принудил его несколько раз переменить ногу, затем проделать с полдюжины курбетов и в заключение — выполнить все то, что заставлял обычно выполнять хорошо выдрессированных лошадей знаменитый ла Гериньер, Франкони той эпохи.
Молодые дворяне сперва с величайшим любопытством, а затем и с величайшим удовольствием наблюдали за этими упражнениями, особенно гордился триумфом шевалье маркиз де Кретте. Когда достопочтенный Мальбрук был наконец укрощен, маркиз подъехал к Роже и поздравил его, остальные хором присоединили к его поздравлениям и свои похвалы.
Затем все направились в Сен-Жермен. По дороге говорили только о том, что педантичный ригоризм г-жи де Ментенон и строгости Людовика XIV нагоняют тоску и скуку на всю Францию. Эти сумасбродные юнцы на все лады честили вдову Скаррона, которую они упорно называли «старухой».
В то время в столице уже появилась большая группа дворян, открыто насмехавшихся над отцом Лашезом и его августейшими покровителями; дворяне эти объединились вокруг герцога Орлеанского и старались противиться всякому «старью»; однако партия эта была еще очень слаба, и так как на нее весьма косо смотрели в Версале, было несколько рискованно признаваться во всеуслышание в том, что ты к ней принадлежишь.
Роже вырос в среде провинциального дворянства, пребывавшего, как мы уже сказали, в постоянной оппозиции к королю, а потому он чувствовал себя в новой компании как рыба в воде и довольно умело вед свою партию в хоре дворян, осыпавших проклятиями всемогущую фаворитку короля; он даже обогатил беседу несколькими туренскими ноэлями: их сочинили досужие остряки из окрестностей Лоша, потешаясь над отцом Лашезом и высокопоставленной попечительницей пансиона благородных девиц в Сен-Сире. Словом, шевалье полагал, что был весьма дерзок, на самом же деле он был всего лишь забавен.
Во время прогулки Роже не переставал восхищаться тем, с какой бездумной небрежностью ехавшие с ним рядом молодые щеголи мяли свои накрахмаленные жабо и кружевные манжеты; юношу поразил изысканный покрой их платья и тонко обдуманный подбор тканей, цвета которых столь изящно гармонировали между собой, что гармония эта приводила его в священный трепет; прежде он не поверил бы, что можно с такой непринужденностью носить камзол и кафтан, хотя они очень узки и плотно облегают талию. Роже даже не старался скрыть свой простодушный восторг, но, к своему удивлению, он ни разу не услышал язвительной насмешки по поводу его собственного костюма; он был за это так признателен своим спутникам, что еще больше робел и при каждом удобном случае норовил принизить самого себя; но как только он открывал рот, чтобы слегка пройтись насчет своих провинциальных манер и сомнительного наряда, кто-либо из его молодых спутников тут же мягко останавливал его. И поэтому благодарность переполняла сердце шевалье.
По прибытии в Сен-Жермен молодые аристократы прежде всего ознакомились с картой кушаний; должно было пройти не меньше часа, пока заказанный ими обед будет готов, и маркиз де Кретте предложил сыграть партию в брелан. При этих словах Роже вздрогнул.
«Увы! — сказал он себе. — Если я сяду с ними играть, то мигом лишусь трех, а то и четырех пистолей. Плохо мое дело!»
Он робко взглянул на маркиза, и тот сразу же догадался, что его новый знакомый в затруднении.
— Господа, — сказал маркиз, — шевалье д'Ангилем, должно быть, не слишком хорошо знаком с правилами игры в брелан; давайте ограничим ставку двадцатью луидорами, чтобы он успел подучиться, не разоряясь при этом.
Услыхав столь любезное предложение, Роже почувствовал, что на лбу у него выступил холодный пот.
«Ведь такая ставка — половина всего, чем я располагаю, — пронеслось у него в голове, — я погиб!»
И тут он мгновенно понял, что подразумевают люди, говоря о превратности судьбы: родовой замок д'Ангилемов, прилегавшие к нему земли, полувековые сбережения, хранившиеся в несгораемом ящике отца, — все это могло пойти прахом за какой-нибудь час игры в карты, а ведь с ним еще решили играть по маленькой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110