ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Хорошо сработал по гостинице, – произнес Арчер. – Я твой должник. Большой должник.
– Ты за это мне платишь.
– Напомни о прибавке к жалованью. – Он задохнулся, и из его груди почти вырвался стон, когда теплый рот жены впился в него.
– Давай прибавку, босс. И скажи Ханне, чтобы она прекратила тебя дразнить. Меня бросает в жар, я волнуюсь, слушая, как ты пытаешься говорить не задыхаясь.
Арчер расхохотался.
– Еще что-нибудь?
– Пусть Кайл проверит, была ли кража со взломом в гостинице и смерть женщины единственным за день происшествием в Саванне. Я бы сам это сделал, но не хочу выпускать Фейт из виду ни на секунду.
– Ах… – Арчер напрягся всем телом, огонь пронзил его, кожа покрылась капельками горячего пота. – Что-то еще?
– Ты провел полную инвентаризацию у нее в магазине;
– Загляни в свою электронную почту после обеда. – Арчер внезапно дернулся и перевернул Ханну на спину, глубоко вошел в ее теплое, заждавшееся тело. Хищно улыбаясь, он передал ей телефон и начал двигаться. – Это Уокер, любимая. Поздоровайся с ним.
Охранник поклонился Уокеру, когда тот шел обратно к секции Фейт,
– Почему ты так долго? – нетерпеливо сказала она. – Всего минута до открытия.
– Секс по телефону.
Ее глаза стали совершенно круглыми.
– Прошу прощения?
– Лучше секс по телефону, чем вообще никакого, – прояснил ситуацию Уокер.
Весомый мешочек из замши опустился в ее руку. Жар охватил ее. Из-за внезапной растерянности ее щеки порозовели. Она наклонилась и стала разворачивать ожерелье так осторожно, словно оно было горячим. Но ее обжигали собственные мысли, а не сверкающие камни.
Ожерелье Монтегю Фейт поместила в самый центр своей экспозиции. Для него она выбрала простой фон из бледного шелка цвета морской волны, чтобы выделить изгибы золота и придать холодноватый контраст блестящему, насыщенному цвету бирманских рубинов. Связующие детали ручной работы, с помощью которых соединялся друг с другом каждый из тринадцати неравных сегментов ожерелья, были сделаны так, что позволяли драгоценностям выглядеть на редкость изящно на любой поверхности. Три великолепных рубина, которые составляли подвеску, можно отделить и использовать как брошь. Подвеска держала эти три рубина тонкими золотыми дужками, и они горели, словно капельки росы на мерцающих языках пламени.
Даже без огненных рубинов это ожерелье завораживало. Сколько бы Уокер ни смотрел на него, всякий раз он видел что-то иное, неуловимое, женское, властное, естественное… В этом и заключалась суть ювелирного искусства, существовавшего с незапамятных времен.
Уокер провел кончиком пальца по ожерелью.
– Похоже, ты хотел бы жить в то время, когда мужчины носили украшения, – сказала Фейт.
Его улыбка была быстрой, яркой. Промелькнув в темной бороде, она исчезла.
– Оно бы потерялось на моей волосатой груди, – сказал Уокер. – Но стоит мне посмотреть на него, и мне кажется, будто я на рассвете слышу первую птицу после длинной ночи.
Фейт не могла ничего ответить на его слова. У нее перехватило горло. Уокер в который раз застал ее врасплох. Никто так не отзывался о ее работе.
– Если ты не получишь за него главный приз – пурпурную ленту, – сказал он, – значит, справедливости в мире не существует.
– Справедливости? – удивилась Фейт. – Твоя оценка – мой главный приз.
Он засмеялся и пожалел, что не может ни обнять ее, ни поцеловать. Потом он обуздал свой порыв и ограничился тем, что щелкнул по аристократическому носику Фейт. Так раз или два у него на глазах делал Арчер.
– Кроме того, ты видел работы других участников.
Он посмотрел на двадцать секторов, отделенных друг от друга, где были выставлены лучшие работы дизайнеров. У каждого из них есть свои поклонники. У каждого свой неповторимый творческий почерк. Внешний вид ювелиров, их манера одеваться отличались друг от друга так же, как их изделия.
– Я полагаю, мне нужен персональный гид или секретный пароль, чтобы просто подойти к некоторым из них, – сухо сказал Уокер.
Она усмехнулась и развела руками. «Вот она я», – означал этот жест.
– Обещаю, мы пройдемся по залу, когда я устрою себе перерыв. До тех пор ты должен будешь… Ах, вот оно!
Уокер перехватил ее взгляд. Фейт во все глаза смотрела на охранника, с которым Уокер уже успел пообщаться. Он нес шикарное, великолепно драпированное кресло с подлокотниками. Оно выглядело очень комфортным.
– Поставьте его напротив стены, – указала Фейт. – Спасибо. У моего компаньона не гнется нога.
– Хорошо, мэм. – По усмешке охранника было видно, что он не прочь рассмотреть поближе лицо женщины, у которой такие ноги. – Если что-то понадобится, зовите.
– Не в буквальном смысле, – пояснил Уокер, когда увидел лицо Фейт, озадаченное тем, что ей придется кричать через весь зал, чтобы позвать охрану. – Это то, что университетские типы называют фигурой речи.
Она искоса посмотрела на него:
– Чепуха.
– Еще одна фигура речи. Я уверен, этот парень будет ждать условного сигнала.
– Я рассмотрю этот вариант. – Фейт отвернулась от смеющихся темно-синих глаз Уокера, потому что сама едва сдерживалась от смеха.
В зале стало шумно. Значит, охрана открыла двери. Первые посетители: коллекционеры, дилеры и туристы – вошли внутрь, нетерпеливо толкаясь. Их одежда не отличалась оригинальностью, зато была очень дорогой.
– Сиди там и веди себя как хороший мальчик, – предупредила Фейт. – Шоу начинается.
Уокер устроился так, чтобы можно было быстро влезть рукой к себе под куртку.
Он мог держать пари, что один из мужчин, который рассматривает экспонаты, убийца, ограбивший сейф в гостанице «Лив оук».
Глава 11
После четырех часов несения службы Уокер стал подумывать о тихих радостях жизни: о холодном пиве и о сандвиче с ветчиной. Но он сомневался, что здесь, на выставке, предложат что-нибудь более существенное, чем дыни и сандвичи с салатом.
Фейт обсуждала особенности золотых сплавов с коллегой-дизайнером, который вырядился в красную шелковую рубашку и широченные брюки. Когда он наконец отошел, мечта Уокера об обеде приняла более четкую форму.
Прежде чем он смог оповестить о ней Фейт, какая-то женщина приблизилась к их экспозиции. Она была густо накрашена – вероятно, для того, чтобы скрыть глубокие шрамы от прыщей. На руке у нее красовался «Ролекс», несоразмерный тонкому запястью. Женщина была одета по-европейски. Ее костюм украшала изумрудная брошь конца двадцатого века – прямоугольный камень в оправе из платины с бриллиантовой россыпью.
Что-то насторожило Уокера в этой женщине. Акцент выдавал ее русское или венгерское происхождение. На всякий случай он встал поближе к Фейт.
– Трехгранный изумруд? – спросила женщина. – Как вы установили этот камень?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84