Возникла неловкая пауза, пока Фиби, сгорая от стыда, не высказала мучившие ее сомнения.
– Если окажется, что я и впрямь, как ты выразился, «на сносях», что ты будешь делать?
– Думаю, что не буду спать всю ночь, – размышляя об этом, буркнул Алекс.
Подобное признание ошеломило Фиби. Насколько ей помнилось, она еще никогда никого не лишала сна.
– Ну а дальше?
Закрыв глаза, она ждала ответа, пытаясь представить себе, каково это – иметь ребенка. Прежде девушке еще ни разу не приходилось видеть беременную женщину. Единственное, что ей помнилось, так это что беременных служанок увольняли сразу же.
«Вот для чего ты была создана, – всплыл в памяти голос Саймона. – Вот она – единственная обязанность женщины».
– Ну а если тебе понадобится помощь в твоем положении, – продолжил Алекс, – то я доберусь до лагеря на юге и, вполне возможно, приведу женщину, которая в этом разбирается.
Фиби содрогнулась, живо представив себе повивальную бабку. – Я не хочу, чтобы ты меня покидал, – невольно вырвалось у нее. – Думаю, нам следует подождать, чтобы точно убедиться в том, что это правда.
– В таком случае, нам ничего не остается, кроме как ждать весны, – подытожил Хосмен.
Девушка заставила себя выпить кружку сидра, хотя сейчас ей совершенно ничего не хотелось. Шло время, и внезапно ей овладело какое-то странное чувство. Прежняя Фиби уплывала в никуда, вытесненная чем-то иным и новым.
Ее жизнь так изменилась, что она стала чужой самой себе. Трудно было поверить, что прежде Фиби была беззаботной девчонкой, проводившей лето на озере, посещавшей балы и концерты и веселившейся с подругами.
Падение ее было поистине драматичным. Сентябрь девушка начала в высшем свете, в надежде выйти замуж за настоящего принца и дать своему отцу пропуск в элиту английского общества. А теперь она застряла на всю зиму на практически необитаемом острове и, вполне вероятно, беременная.
– С тобой все в порядке? – спросил Алекс. Молодая женщина уставилась на дощатый пол.
– Я просто подумала, как отреагирует на все это мой отец.
– Ты думаешь, что ребенок от Саймона осчастливит старого выродка? – с усмешкой спросил Хосмен.
Она помедлила с ответом.
– Не думаю, что мой отец знает, что такое счастье. В жизни его больше всего интересовал процесс достижения определенной цели, причем любой ценой. Когда он добивается своего, то, безусловно, испытывает определенное удовлетворение, – Фиби налила в кружку еще сидра. – Так что ты тоже должен быть доволен, потому что не дал ему достигнуть самой желанной своей цели. Ведь у него была единственная дочь, которую обстоятельства сделали непригодной для брака.
– Но, похоже, ты об этом не особо жалеешь.
– Нет-нет, – внезапно девушка ощутила необыкновенную легкость. – Странно, но теперь я чувствую себя свободной. Мне не надо выходить замуж за Саймона, переезжать в Лондон, мне не надо посещать эти многолюдные общественные мероприятия. Теперь я вполне могу стать пионером, покоряющим дикий Запад, или миссионеркой в какой-нибудь экзотической стране.
– Ты действительно этого хочешь?
– Не уверена. Но до пожара и того, что случилось потом, у меня просто не было выбора. Бог знает, что я не годилась на роль жены.
Она произносила это легко, скрывая тоску и опустошение, что терзали ее душу. Фиби становилось как-то не по себе, когда она размышляла о своем будущем в качестве миссис Саймон Кросби из Чансери Лейн, Лондон. А от мысли, что миллионы ее отца поправят финансовое положение Саймона, девушка испытывала настоящее омерзение. Ей хотелось мужа, который бы крепко ее обнимал, любил и делился самыми сокровенными мыслями, с которым можно было бы создать крепкую семью и спокойно состариться.
Насколько было известно Фиби, жены и мужья ее круга вели совершенно независимые друг от друга жизни. Но, конечно, как многие наивные девушки, она была уверена в том, что у нее все будет по-другому.
– И как прикажешь понимать твою фразу о том, что ты не годишься на роль жены? – спросил Алекс.
От отчаяния девушка готова была расплакаться.
– Прошлой ночью я рассказала тебе о том, о чем мне следовало промолчать. Ты что, невнимательно меня слушал?
– Клянусь, я помню каждое твое слово!
– Тогда ты, должно быть, слышал, что мой первый опыт близости с моим женихом, мужчиной, которому я верила столько лет, заставил меня задуматься о фундаментальной ущербности моего характера.
– Минуточку, что ты имеешь в виду?
– А то, что сама близость между мужчиной и женщиной, лежащая в основе всякого брака, для меня просто отвратительна. И судя по всему, объясняется это тем, что у меня просто не было матери, которая…
– Бог мой! – перебил Фиби Алекс. – Да ты, я вижу, так ничего и не поняла!
Его резкий тон привел ее в замешательство.
– О чем ты? – еле слышно прошептала девушка.
– О той ночи, о которой мне поведала.
– Пожалуйста, я не хочу больше это обсуждать…
– Нет, мы будем обсуждать это до тех пор, пока ты, наконец, не поймешь, в чем дело!
– А что тут понимать?! Быть может, мне посчастливилось осознать свою неполноценность, прежде чем я вступила в брак с Саймоном.
– Я тебе не верю, – Алекс встал из-за стола. – Ты обвиняешь себя лишь потому, что этот сукин сын тебя изнасиловал!
Изнасилование. Это было культурное гаденькое словечко, которое даже учитель закона Божьего произносил шепотом, рассказывая библейские истории. Фиби изучала классическую историю и знала, что вестготы и варвары также совершали изнасилования наряду с грабежами и поджогами. И в том, и другом случае изнасилование было актом ненависти и жестокости, вследствие которого жертва либо умирала, либо сходила с ума. В поэмах Овидия женщины, как правило, кончали жизнь самоубийством после того, как их насиловали.
– Нет, – неторопливо произнесла она. – Ты ничего не понимаешь. Саймон был моим женихом, а значит, никакого из…
Фиби так и не смогла произнести этого слова вслух.
– Так, значит, он тебя не насиловал?
– Да, но…
– Не задирал на тебе юбки, не рвал трусики, не входил в тебя против твоей воли?
Каждое слово Хосмена было хуже пощечины, и внезапная боль сжала девушке виски.
– Я больше не буду об этом говорить.
– Тогда ответь мне всего лишь на один вопрос, Фиби!
Алекс почти никогда не называл ее по имени.
– Какой?
– Ты говорила ему, чтобы он прекратил?
– Шепотом, – призналась она. – Но…
– То, что он заставил тебя сделать, то, что ты не хотела, – бесспорный факт. То был акт насилия. Изнасилование, черт его дери, а ты продолжаешь во всем винить себя!
– Саймон никогда не относился ко мне жестоко. Он никогда не поднимал на меня руки, не делал больно…
– И даже в ту ночь? – не унимался Алекс. – Ты можешь поклясться, что тебе в ту ночь не сделали больно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Если окажется, что я и впрямь, как ты выразился, «на сносях», что ты будешь делать?
– Думаю, что не буду спать всю ночь, – размышляя об этом, буркнул Алекс.
Подобное признание ошеломило Фиби. Насколько ей помнилось, она еще никогда никого не лишала сна.
– Ну а дальше?
Закрыв глаза, она ждала ответа, пытаясь представить себе, каково это – иметь ребенка. Прежде девушке еще ни разу не приходилось видеть беременную женщину. Единственное, что ей помнилось, так это что беременных служанок увольняли сразу же.
«Вот для чего ты была создана, – всплыл в памяти голос Саймона. – Вот она – единственная обязанность женщины».
– Ну а если тебе понадобится помощь в твоем положении, – продолжил Алекс, – то я доберусь до лагеря на юге и, вполне возможно, приведу женщину, которая в этом разбирается.
Фиби содрогнулась, живо представив себе повивальную бабку. – Я не хочу, чтобы ты меня покидал, – невольно вырвалось у нее. – Думаю, нам следует подождать, чтобы точно убедиться в том, что это правда.
– В таком случае, нам ничего не остается, кроме как ждать весны, – подытожил Хосмен.
Девушка заставила себя выпить кружку сидра, хотя сейчас ей совершенно ничего не хотелось. Шло время, и внезапно ей овладело какое-то странное чувство. Прежняя Фиби уплывала в никуда, вытесненная чем-то иным и новым.
Ее жизнь так изменилась, что она стала чужой самой себе. Трудно было поверить, что прежде Фиби была беззаботной девчонкой, проводившей лето на озере, посещавшей балы и концерты и веселившейся с подругами.
Падение ее было поистине драматичным. Сентябрь девушка начала в высшем свете, в надежде выйти замуж за настоящего принца и дать своему отцу пропуск в элиту английского общества. А теперь она застряла на всю зиму на практически необитаемом острове и, вполне вероятно, беременная.
– С тобой все в порядке? – спросил Алекс. Молодая женщина уставилась на дощатый пол.
– Я просто подумала, как отреагирует на все это мой отец.
– Ты думаешь, что ребенок от Саймона осчастливит старого выродка? – с усмешкой спросил Хосмен.
Она помедлила с ответом.
– Не думаю, что мой отец знает, что такое счастье. В жизни его больше всего интересовал процесс достижения определенной цели, причем любой ценой. Когда он добивается своего, то, безусловно, испытывает определенное удовлетворение, – Фиби налила в кружку еще сидра. – Так что ты тоже должен быть доволен, потому что не дал ему достигнуть самой желанной своей цели. Ведь у него была единственная дочь, которую обстоятельства сделали непригодной для брака.
– Но, похоже, ты об этом не особо жалеешь.
– Нет-нет, – внезапно девушка ощутила необыкновенную легкость. – Странно, но теперь я чувствую себя свободной. Мне не надо выходить замуж за Саймона, переезжать в Лондон, мне не надо посещать эти многолюдные общественные мероприятия. Теперь я вполне могу стать пионером, покоряющим дикий Запад, или миссионеркой в какой-нибудь экзотической стране.
– Ты действительно этого хочешь?
– Не уверена. Но до пожара и того, что случилось потом, у меня просто не было выбора. Бог знает, что я не годилась на роль жены.
Она произносила это легко, скрывая тоску и опустошение, что терзали ее душу. Фиби становилось как-то не по себе, когда она размышляла о своем будущем в качестве миссис Саймон Кросби из Чансери Лейн, Лондон. А от мысли, что миллионы ее отца поправят финансовое положение Саймона, девушка испытывала настоящее омерзение. Ей хотелось мужа, который бы крепко ее обнимал, любил и делился самыми сокровенными мыслями, с которым можно было бы создать крепкую семью и спокойно состариться.
Насколько было известно Фиби, жены и мужья ее круга вели совершенно независимые друг от друга жизни. Но, конечно, как многие наивные девушки, она была уверена в том, что у нее все будет по-другому.
– И как прикажешь понимать твою фразу о том, что ты не годишься на роль жены? – спросил Алекс.
От отчаяния девушка готова была расплакаться.
– Прошлой ночью я рассказала тебе о том, о чем мне следовало промолчать. Ты что, невнимательно меня слушал?
– Клянусь, я помню каждое твое слово!
– Тогда ты, должно быть, слышал, что мой первый опыт близости с моим женихом, мужчиной, которому я верила столько лет, заставил меня задуматься о фундаментальной ущербности моего характера.
– Минуточку, что ты имеешь в виду?
– А то, что сама близость между мужчиной и женщиной, лежащая в основе всякого брака, для меня просто отвратительна. И судя по всему, объясняется это тем, что у меня просто не было матери, которая…
– Бог мой! – перебил Фиби Алекс. – Да ты, я вижу, так ничего и не поняла!
Его резкий тон привел ее в замешательство.
– О чем ты? – еле слышно прошептала девушка.
– О той ночи, о которой мне поведала.
– Пожалуйста, я не хочу больше это обсуждать…
– Нет, мы будем обсуждать это до тех пор, пока ты, наконец, не поймешь, в чем дело!
– А что тут понимать?! Быть может, мне посчастливилось осознать свою неполноценность, прежде чем я вступила в брак с Саймоном.
– Я тебе не верю, – Алекс встал из-за стола. – Ты обвиняешь себя лишь потому, что этот сукин сын тебя изнасиловал!
Изнасилование. Это было культурное гаденькое словечко, которое даже учитель закона Божьего произносил шепотом, рассказывая библейские истории. Фиби изучала классическую историю и знала, что вестготы и варвары также совершали изнасилования наряду с грабежами и поджогами. И в том, и другом случае изнасилование было актом ненависти и жестокости, вследствие которого жертва либо умирала, либо сходила с ума. В поэмах Овидия женщины, как правило, кончали жизнь самоубийством после того, как их насиловали.
– Нет, – неторопливо произнесла она. – Ты ничего не понимаешь. Саймон был моим женихом, а значит, никакого из…
Фиби так и не смогла произнести этого слова вслух.
– Так, значит, он тебя не насиловал?
– Да, но…
– Не задирал на тебе юбки, не рвал трусики, не входил в тебя против твоей воли?
Каждое слово Хосмена было хуже пощечины, и внезапная боль сжала девушке виски.
– Я больше не буду об этом говорить.
– Тогда ответь мне всего лишь на один вопрос, Фиби!
Алекс почти никогда не называл ее по имени.
– Какой?
– Ты говорила ему, чтобы он прекратил?
– Шепотом, – призналась она. – Но…
– То, что он заставил тебя сделать, то, что ты не хотела, – бесспорный факт. То был акт насилия. Изнасилование, черт его дери, а ты продолжаешь во всем винить себя!
– Саймон никогда не относился ко мне жестоко. Он никогда не поднимал на меня руки, не делал больно…
– И даже в ту ночь? – не унимался Алекс. – Ты можешь поклясться, что тебе в ту ночь не сделали больно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76