На Рождество Фиби целых два часа потратила на стирку одежды и постельного белья. Стиснув зубы, она жалела о том, что знает, какой именно сегодня день. Проводить Рождество в качестве прачки? Нет, это было уже слишком.
Девушка зачем-то по-прежнему вела счет дням, проведенным на острове Мей, и потому, когда проснулась под утро в пустой хижине, прекрасно знала, что сегодня Рождество.
Алекса Хосмена, как обычно, нигде не было видно. Фиби подумала, что должна быть благодарна ему за то, что он был таким сильным и так много делал для того, чтобы здесь было тепло и хорошо и чтобы на столе всегда стояло что-нибудь съестное. Но время от времени девушке просто хотелось его общества. Ей не нужен был кролик для жаркого или дрова – она просто мечтала о приятной беседе.
Фиби прекрасно понимала, что не должна проявлять любопытства, но просто ничего не могла с собой поделать. Ведь Алекс вызывал у нее столько вопросов. Девушке хотелось, чтобы он говорил с ней о Кристиане, о войне, и каково это – вырасти на острове Мей. Но она ума не могла приложить, как об этом спросить.
Фиби изо всех сил терла свое нижнее белье, и мыльная вода стекала по ее рукам. Едкое мыло жгло уколы и царапины, оставшиеся после ее многочасовых занятий вышивкой. Но все эти мелкие ранки казались полной ерундой в сравнении с куда большей угрозой скуки и безделья, а шитье успокаивало.
Закончив стирку, девушка развесила белье у печи, чтобы оно быстрее высохло. Против своей воли она вдруг вспомнила про другие Рождественские праздники. Украшенную елку в особняке своего отца и горящие повсюду свечи.
В канун Рождества празднества и званые вечера достигали своего апогея. Когда дело касалось Рождества, экстравагантность ее отца не знала границ. В прошлые годы он дарил ей живого пони, редкостную белую канарейку в позолоченной клетке, бриллиантовую корону и серебряные расчески.
В ответ она презентовала ему трость, украшенную драгоценными камнями, отделанное серебром седло из Марокко, массу шелковых галстуков и великолепные золотые часы.
Но подарки отца не заменяли внимания. Для Филиппа Кью радость дочери была вторична по отношению к самим подаркам. Кью даже держал личного секретаря, единственной работой которого было сделать так, чтобы его имя стало известно всем мало-мальски значимым «нужным» людям. Благодаря экзальтированным посланиям Грэга Локса в ипсуичские и лондонские газеты весь мир знал, что именно подарил на Рождество своей дочери Филипп Кью.
В тот год, когда Фиби исполнилось десять, в канун Рождества между ними возникло хоть какое-то понимание. Как-то раз она на цыпочках неслышно вошла в зимнюю гостиную отца. Он сидел в полном одиночестве, с хрустальной рюмкой бренди в одной руке и маленькой овальной фотографией в другой. Комната освещалась лишь мерцавшим в камине огнем. Фиби затаила дыхание, сразу же узнав фотографию. Обычно она стояла на высоком комоде в личных апартаментах папы и предназначалась исключительно для его глаз. Он никогда не узнает, как часто пробиралась в его комнату дочь, чтобы полюбоваться на портрет своей матери, посылавшей ей привет из глубин вечности. Фиби глядела на нее часами, пытаясь вдохнуть жизнь в неподвижный плоский образ, стараясь вспомнить материнский запах, звук ее голоса, улыбку.
Но прежде девочке и в голову не могло прийти, что отец испытывает ту же жуткую тоску. Ей захотелось подойти к нему, сказать что-нибудь, но она этого не сделала, потому что отчетливо видела, как отец плакал.
Прежде Фиби еще никогда не видела его плачущим и теперь поняла, что никакими подарками не заполнить той жуткой пустоты, что воцарилась в его душе. Быть может, именно в тот вечер она решила что отныне во всем будет слушаться своего отца и всячески ему угождать.
Взбираясь на чердак, Фиби попыталась успокоиться и вернуться к суровой реальности.
Собрав одежду и постельное белье Алекса, она спустилась вниз и снова принялась за работу.
Выливая потом грязную мыльную воду на улицу и дрожа от холода, девушка мысленно продолжала снова и снова возвращаться к тому, что сказал Хосмен по поводу инцидента с Саймоном. Она еще раз перечитала имеющуюся у Алекса потрепанную копию Ветхого Завета и постепенно пришла к выводу, что Саймон и впрямь ее изнасиловал. Ведь Амнон, надругавшийся над родной сестрой, тоже был сыном царя Давида. Даже с лучшими из семей происходили страшные вещи. Однако осознание того, что суженый изнасиловал ее, было слабым утешением.
Чтобы избавиться от мрачных мыслей, Фиби все утро проработала, непокладая рук. К обеду она приготовила жаркое с маринованными помидорами, рис и рыбу, которую удалось поймать Алексу. Ее мастерство поварихи совершенствовалось с каждым днем, хотя запасы продуктов и были ограничены.
Хосмен вернулся к полудню, принеся с собой аромат сосен и снега. Даже в своей комнатке Фиби прекрасно слышала, как он стряхивал с сапог снег.
– Пахнет чем-то вкусненьким, – обрадовался Алекс.
– Это твой обед. Все будет готово через пару минут.
Она заправила свою постель, внезапно удивившись, что когда-то даже понятия не имела, как это делается.
Войдя в большую комнату, девушка испытала настоящее потрясение. Там стояла маленькая сосенка, которую украшали рождественские свечи. Маленькие огоньки отбрасывали волшебные отблески.
– С Рождеством! – пробасил Алекс.
На какое-то мгновение Фиби лишилась дара речи. А потом совершенно неожиданно ее лицо осветила улыбка.
– Я и не думала, что ты вспомнишь.
– А я думал, что это ты захочешь об этом забыть, да только не сможешь.
И как это получилось, что этот мужчина узнал ее настолько хорошо. Этот странный, странный Алекс Хосмен. Он мог быть безумным и неуправляемым, но никогда бы не причинил ей боли. Он был посторонним, но тем не менее знал секреты ее сердца куда лучше любимых подруг. Конечно, он был грубияном с северного острова, но на его силу можно было положиться. Странно было думать так о мужчине, целившемся из револьвера в голову ее отца.
– Для меня это настоящий сюрприз, – проговорила девушка, счастливо улыбаясь. – Сейчас я накрою на стол.
– Спасибо, – ответил улыбкой на улыбку Алекс, вешая на крючок свою куртку. Фиби поставила на стол блюдо с рыбой.
– Должно быть, ты проголодался, проведя все утро на морозе.
Как обычно, они запивали еду теплым сидром и молчали. Ведь всякий долгий разговор, как правило, превращался в спор. Фиби очень хотелось рассказать Алексу, как они праздновали Рождество в Ипсуиче, и расспросить его, как он встречал праздники вместе с Кристианом. Но девушка боялась причинить мужчине боль. Ведь это было первое Рождество Алекса Хосмена без Кристиана.
После того как они закончили трапезу, Фиби убрала со стола грязную посуду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76