— Ты знаешь, — что дает мне это право, — он приблизился к кровати и яростно уставился на нее сверху вниз. — Ты знаешь: это может кончиться только одним.
— Полагаю, решение остается за мной.
— Придет время, и ты отдашься мне, — свирепо произнес он. — Не пытайся обмануть себя.
Она попыталась приподняться, опершись на локоть, но ее плечи и руки все еще сильно болели. Она откинулась назад с подавленным стоном. Несмотря на свою беспомощность, Ди продолжала сопротивляться натиску Лукаса.
— В таком случае, я вижу только одно решение: не возвращайся сюда, поскольку ты являешься нежеланным гостем.
— Ты собираешься наставить на меня дробовик? — усмехнулся он, наклонившись так низко, что она могла видеть сверкающую глубину его глаз. — Тогда попробуй рискнуть, дорогая, потому что я вернусь.
— Ты переоцениваешь свою способность очаровывать. Меня всегда интересовало, чего ты в действительности хочешь: меня или Ручей Ангелов? — сделала она ответный выпад.
— И того и другого, дорогая, — ответил он и впился в нее губами.
Поцелуй был грубым, и она попыталась укусить его, но он отдернул голову и потом принялся целовать ее снова. Ди схватила его за руки, но, поскольку ее движения были ограничены, это было пустой тратой сил. Он держал ее и продолжал целовать, пока она не почувствовала солоноватый привкус крови во рту. Он расстегнул на ней рубашку, обнажив грудь. У нее перехватило дыхание, когда его твердая, горячая рука накрыла один из мягких холмиков.
— Вот так это будет происходить между нами, — пробормотал он. — Жарко и дико. Подумай об этом, черт бы тебя побрал.
Все ее тело сжалось от наслаждения и боли. Его горячее дыхание щекотало ее. Нестерпимый жар охватил Ди, и она застонала, слегка раздвинув бедра. Как если бы это послужило ему сигналом, он отпустил ее и поднялся с потемневшим лицом.
— Я могу довести тебя до неистовства. Не забудь об этом, когда захочешь использовать против меня дробовик.
Лукас вышел, оставив ее лежать в расстегнутой, распахнутой рубашке, с обнаженной грудью, ощущая неистовую страсть, которую он разбудил в ней.
— Черт бы тебя побрал, — прошептала Ди, и она бы выкрикнула это, если бы знала, что он услышит ее.
Ее знобило от злости и от опустошающей муки, которую он пробудил в ее теле. Никогда раньше Ди не ощущала себя беззащитной перед мужчиной. И это была самая пугающая вещь из всех, с которыми она столкнулась в жизни, гораздо более пугающая, чем одиночество и необходимость заботиться о себе.
Потеря обоих родителей потрясла Ди до глубины души. Она была напугана, страшно напугана, но ей нужно было продолжать жить. Неспособная поведать кому-либо свои чувства, она замкнулась, ушла в себя. Ди не могла позволить себе пойти на риск и потерять еще кого-то, кого бы она любила. Она бы не выдержала новую боль. Работа на земле сохранила ей разум, вернула ощущение жизни. Ведь земля так щедра, и она, по крайней мере, была вечной. Ди могла верить в теплую почву, смену сезонов, возрождение жизни каждой весной. За исключением Оливии, хозяйка Ручья Ангелов не намеревалась подпускать к себе близко кого бы то ни было.
А теперь Лукас пытался сломить ее отчужденность. Он мог не только разрушить ее жизнь, но и уничтожить ее самоуважение. Если бы она позволила ему всецело завладеть собой, он превратил бы ее в презираемое ею самой существо, лишенное воли и индивидуальности, готовое сделать все, чтобы угодить ему. Тяга к нему не мешала Ди видеть его натуру: Лукас был сильным, самоуверенным и безжалостным, когда добивался того, чего хотел. Он желал ее и не собирался отступать. Ди боялась не того, что он возьмет ее силой, поскольку самолюбие Лукаса не позволило бы ему сделать это, а, скорее, того, что она не сможет сказать ему «нет».
Она осознавала свою слабость перед ним. И хотя он только целовал ее, она была готова перейти с ним к большему. И ее пугало то, насколько легко ему было управлять ею. Она, в порыве гнева, не разрешила ему возвращаться к ней, и теперь, когда гнев прошел, поняла, что это разумное решение и наилучший выход для нее. Но она также знала, что Лукас не подчинится.
На следующее утро, услышав приближающийся стук копыт, Ди посмотрела на дробовик, но призналась себе, что это была пустая угроза, по крайней мере, сейчас. Хотя ей и удалось кое-как одеться, она все еще не могла поднять тяжелое оружие.
Лукас без стука открыл переднюю дверь, которая оставалась незапертой в течение последних двух дней. Ди повернулась к нему от плиты, и резкий упрек был готов сорваться с ее губ, но она сдержалась. Его черные брови нахмурились, когда он увидел, что она стоит у плиты и переворачивает вилкой бекон.
— Тебе не следовало вставать с постели, — с порога заявил он.
— Я уже говорила тебе, что мне лучше. Я могу справиться с этим.
— Но не с туфлями, — заметил он, разглядывая ее босые ноги.
Она пыталась, но не смогла наклониться достаточно низко, чтобы натянуть чулки и надеть туфли. Ди все еще носила его рубашку, и она заменяла ей блузку. С большим трудом ей удалось надеть нижнее белье и юбку. После двух дней пребывания в обнаженном или полуобнаженном виде одежда создавала ощущение комфорта. Лукас бросил небольшой сверток на стол. Она посмотрела на него и вопросительно подняла брови.
— Ночная рубашка. Вместо той, которую я разрезал.
Ди была рада, что он позаботился об этом, поскольку ее гардероб не отличался богатством и разнообразием.
— Я постираю твои рубашки и возвращу их.
— Это не к спеху.
Он смотрел на нее так внимательно, что она начала испытывать неудобство и должна была бороться с желанием проверить, застегнуты ли у нее все пуговицы. Но он только взял у нее вилку и сказал:
— Сядь. Я закончу сам.
Лукас заметил ее нерешительность и продолжал настаивать, пока она не села в кресло у очага.
Когда он подъезжал к ее хижине, каждый его нерв был напряжен, потому что в любую секунду он ожидал выстрела из дробовика. Накануне он слишком далеко зашел, и понимал это. От любой другой женщины он ожидал бы вспышки раздражения, а скорее всего слез обиды. Но Ди обычно выполняла свои обещания и могла встретить его зарядом дроби, который, мрачно думал Лукас, он вполне заслуживал за свою глупость. Вчера он потерял голову, был разгорячен, возбужден и разочарован, и поэтому показал свой необузданный нрав.
После завтрака Лукас встал на колени и помог Ди надеть чулки. Он укрепил подвязки над ее коленями, но на этот раз его действия не заставили ее даже покраснеть. Потом он обул ее в жесткие рабочие башмаки, и его лицо снова стало мрачным. Он подумал об изящных туфлях, которые она могла бы носить, если бы не настаивала на том, чтобы работать как лошадь. Однако на этот раз Лукас не стал упрекать ее.
Они вышли прогуляться, и это был ее первый выход за порог с того злополучного утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66