— Потанцуй со мной, — еле слышно сказал он. — Пожалуйста.
— Нет! — выдохнула она отказ.
Она была в таком смятении, что не могла снова оказаться в его руках, в какой-то степени не предав саму себя.
— Тогда давай выйдем отсюда.
— Нет! — и на этот раз восклицание было наполнено ужасом.
Еще одно приглашение заняться чем-то недостойным! Как мог он просить ее снова пойти с ним после того, что произошло днем?! Но, возможно, это и было причиной его просьбы, горько подумала она. Он ожидал, что она опять окажется такой же податливой.
Своей сильной рукой Луис взял ее за локоть и развернул.
— Пойдем отсюда, Оливия. Ну.
Жесткий, командный тон, которым он произнес эту фразу, заставил девушку притихнуть. Она молча позволила ему вывести ее из зала и провести по ступеням. Прохладный воздух овеял ее разгоряченное лицо, когда они перешли через улицу и остановились в тени большого дерева. Она по-прежнему слышала музыку, смех и какофонию голосов множества говоривших одновременно людей, но все это было приглушено и удалено, задушено звуками ночи.
— Что тебе нужно? — прошептала она почти испуганно.
Оливия попыталась освободиться, но он сжал ее руку сильнее.
— Я хочу, чтобы ты перестала выглядеть неприступной, как камень, — сердито ответил он.
Спина Оливии напряглась при этом тоне. Она не обладала необузданным нравом, но это не означало, что она не могла постоять за себя, если ее подвергали несправедливым нападкам.
— Я буду выглядеть так, как захочу, — резко ответила она, обескураженная тем, что смогла придумать только такой детский ответ.
Она оказалась в невыгодном положении, почти не имея опыта в спорах. Очевидно, он тоже заметил это, поскольку его хватка ослабла и легкая улыбка тронула уголки его рта.
— Напомни мне когда-нибудь, чтобы я научил тебя бороться, — сказал он. — Ты должна была сказать что-то, заставившее бы меня тоже почувствовать себя виноватым.
— Зачем? — спросила она расстроенным голосом. — Случившееся было моей виной. Я не должна была идти с тобой.
— Ах, дорогая, — он мягко рассмеялся, поднес ее руку к своим губам и нежно поцеловал один из ее пальцев. — Не взваливай на себя всю вину, ведь мои плечи намного шире. Я, по крайней мере, знал, что делал.
— Я не ребенок, мистер Фронтерас. Конечно, и я знала, что делала.
Она была раздражена его снисходительностью. Его же продолжало забавлять ее упрямство.
— Неужели? Не думаю. Если бы у тебя был хоть какой-нибудь опыт, ты бы не была так огорчена сейчас. Кто-нибудь еще когда-нибудь целовал тебя?
— Конечно, — возмущенно ответила она.
— Правда? И как? — произнес он скептически. — Легкие поцелуи с закрытым ртом, которые даже не позволяют ощутить вкус?
Оливия вдруг осознала абсурдность своего поведения, поскольку она старалась убедить его в наличии у нее опыта, которого у нее не было, и в то же время боялась, что он поверит в ее опытность. Ситуация показалась ей комичной, и она прижала ладонь ко рту, чтобы подавить смех. Луис усмехнулся тоже.
— Так-то лучше, — сказал он и нежно погладил ее щеку. — Происшедшее сегодня — это то, что случается между людьми, которых влечет друг к другу. Это не позорно, но, конечно, всегда должно оставаться в тайне. Думаешь, твои подруги не ощущали прикосновения мужских рук к своей груди? Уверяю тебя, что большинство из них ощущали.
— Большинство из моих подруг замужем, — заметила Оливия. — Полагаю, что состоящие в браке люди могут… могут более вольно общаться друг с другом, — осторожно закончила она, чувствуя, что ее лицо горит.
— Немногим более чем остальным, — медленно произнес Луис.
— Не думаю, — сказала она, смущенная этой мыслью.
В этот момент из зала вышли два ковбоя, и их веселые голоса громко звучали в неподвижном ночном воздухе. Луис обнял ее за талию и обошел дерево, подальше от их глаз. Она чувствовала у себя за спиной грубую кору и благодарно прислонилась к твердой опоре.
— Конечно, многие занимаются любовью до того, как поженятся. В конце концов, это же так приятно.
Ей становилось все труднее понимать суть спора.
— Приятно или нет, мистер Фронтерас…
— Луис.
— …Мне не следовало позволять вам сегодня такие вольности, и мне стыдно за мое поведение.
— Маленькая дорогая моралистка, — нежно произнес он.
— Я не ваша дорогая! Пожалуйста, не называйте меня так.
— Но это так. Ты просто еще не признала это.
Она глубоко вздохнула, пытаясь собраться и привести в порядок свои мысли.
— Наши отношения носят слишком случайный характер, чтобы я могла позволить подобное между нами, и я не допущу, чтобы это произошло еще раз…
Он положил руки на дерево, и она оказалась в его объятиях.
— Не нужно, — тихо сказал он, — не нужно делать таких заявлений.
— Но я должна, — так же тихо ответила она.
Луис тяжело вздохнул. Он не мог позволить ей уйти. Но он и не мог просто соблазнить ее. Оливия сочла бы себя падшей и никогда бы не вышла замуж, чтобы сохранить свою ужасную тайну. Она была милой и благородной и заслуживала большего.
Ему казалось, что никогда в жизни он так сильно не желал ни одну женщину, как Оливию Милликен. И был готов на все, чтобы получить ее.
Он наклонился к ней и сказал:
— Мои намерения благородны. Тебе не нужно сопротивляться моим чувствам, пока я не стану настолько неприятен тебе, что ты захочешь, чтобы я ушел. Но я не думаю, что это произойдет. А если бы и произошло, я бы все равно не отказался от тебя, — закончил он с железной решимостью.
У нее перехватило дыхание. Она откинула голову назад, глядя на его худое лицо, видимое в лунном свете, струившимся сквозь чуть колыхавшиеся листья. Она была так ошеломлена, что не могла собраться с мыслями.
Это было почти непостижимо. Луис хотел жениться на ней? Очевидно, он это имел в виду под «благородными намерениями». Но как он мог даже думать о женитьбе на ней? По его же собственному признанию, он был бродягой. У него не было дома. А она, хотя и мечтала о путешествиях, но в глубине своего сознания всегда создавала образ дома, места, куда она могла вернуться. «Дом»в ее мечтах был не домом родителей, а теплым, гостеприимным гнездышком, созданным ею вместе с любимым человеком. И этот дом заполняли бы голоса детей. Как могла она даже думать о браке с человеком, который не мог обеспечить этого?
— Нечего сказать? — спросил он с кривой усмешкой. — Но это произойдет. Я не сдамся.
Потом он наклонился и начал целовать ее, и у нее снова перехватило дыхание. Если его поцелуи были возбуждающими днем, то сейчас она ощущала их еще сильнее, поскольку знала, чего ожидать. У нее промелькнула мысль о сопротивлении, но она отмахнулась от нее. Ей не хотелось сопротивляться, не хотелось думать о том, что она должна или не должна делать. Она хотела наслаждаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66