Он пришел от этого знакомства в восторг, Раш, наоборот, испугался. Правда, к дню свадьбы он смягчился, даже Кэсси заметила перемену и стала лучше к нему относиться. Под конец приема Раш подошел к Арчеру, потряс ему руку и назвал счастливчиком.
С мужчинами, пытавшимися с ней заигрывать, Кэсси обходилась очень забавно: отвергала их, умудряясь не задевать их чувства, но давая понять, что любит только мужа. До знакомства с Кэсси ему не была чужда ревность, но благодаря ей он забыл о ревности. Сталкиваясь с ней на улице, мужчины сначала отводили глаза, а потом вожделенно смотрели ей вслед. Как они ему завидовали! Встречаясь с ним, она бежала ему навстречу, кидалась в объятия, обдавая его своим теплом, превращая в факел. С ней он чувствовал себя всесильным, хотя ее красота вызывала у него страх.
Им было нелегко уединяться: казалось, окружающих влечет к ним как магнитом. Раш говорил, что от них исходит золотое свечение. Может быть, Рашу казалось, что эти лучи не дотягиваются до него, и именно потому он наговорил ему тогда в больнице столько гадостей? Сегодня, разговаривая с Либерти, Арчер Репсом вспомнил все: боль, ложь… Неужели и тогда Раш не был с ним искренен? Он отбросил эту мысль и вернулся к воспоминаниям об их счастье вдвоем, о вечерах, когда он крал ее у остальных.
Крепко обнявшись, они танцевали под звуки старых песен. И так день за днем.
Она напевала под музыку, касаясь губами его уха, и через некоторое время он лишался терпения. Он тащил ее вон из клуба с такой поспешностью, что это вызывало шепоток среди присутствующих. В такси он до нее не дотрагивался: они сидели в противоположных углах, как дети, старающиеся произвести хорошее впечатление на взрослых. Но таксист, как и все прочие, знал, что больше всего ему хочется оказаться с ней в постели.
Впрочем, иногда это была не постель, а кресло, диван, стол или ковер. Каждый новый предмет обстановки они вводили в обиход, занимаясь на нем любовью.
Он закрыл глаза, глотая холодное пузырящееся шампанское и вспоминая ее горло, ее розовеющую от прилива страсти кожу…
«Как жаль, что тебе не видно, как ты прекрасна в такие мгновения», — сказал он ей как-то. Она расширила глаза, словно такие речи мог вести только безумец.
А ее откинутая голова и зажмуренные глаза! Время от времени она замирала и открывала глаза, чтобы убедиться, что он никуда не делся из-под нее, а потом снова предавалась страсти, приближая момент, ради которого он жил. Прижимаясь к нему с громкими стонами, она принималась облизывать его пальцы, словно это сосцы, а она — изголодавшийся детеныш. Потом она падала на него, закрывая его голову и грудь своими спутанными волосами и без конца выкрикивая его имя. Всякий раз ему казалось, что он впервые слышит свое имя из ее уст.
Он так и не поделился с ней своим главным страхом: что однажды, вернувшись домой, он не найдет ее и поймет, что сну пришел конец.
Себе она ничего не могла купить, зато ради него старалась не жалея сил. Это она приобретала все необходимое для их дома в Греймерси-парк с зеленой мансардой и четырьмя французскими окнами на каждом этаже. Как она любила маленькие чугунные балкончики под каждым окном, даже громыхание карниза на ветру! Она утверждала, что шум ветра в ночи прибавляет уюта. Но те ночи, когда ветер завывал вовсю, она проводила без сна. Она будила его крепкими объятиями, словно боясь, что ее унесет в окно…
— Прости, что я тебя подвел, Кэсси, — сказал он вслух.
Ей очень нравилось украшать дом. Она делала это неторопливо, преподнося любое изменение как подарок ему. Возвращаясь вечером домой, он всегда находил новый сюрприз: маленькую бронзовую балерину работы. Дега, нагнувшуюся, чтобы завязать шнурок на туфельке, оригинал плаката «Фоли Бержер» кисти Тулуз-Лотрека. Плакат Кэсси раскопала в лавке старьевщика, хозяин которой не знал, что это за сокровище. Сжалившись, она заплатила втрое больше запрошенной цены. Ее рассказы нравились ему не меньше, чем ее подарки.
А какой отважной она была в последние месяцы жизни, какой сильной и уверенной, как преисполнилась гордостью материнства!
Ей хотелось поделиться своим счастьем с другими. Не зная о причине его ненависти к Китсии, она умоляла сменить гнев на милость. Причины, по которым он пригласил в дом Китсию, когда жена была на пятом месяце беременности, так и остались непонятными даже ему самому…
Теперь он знал: какой бы ни была ее жизнь до него, он был ослом, когда сомневался в ее любви к нему. Как он мог поверить всей этой лжи? Да, ложь исходила от друга, но все равно… Он чувствовал, что теряет ее. Он не мог слушать, но был слишком напуган, чтобы заткнуть уши.
— Все равно, Кэсси, я тебя никогда не винил. Ты — мой волшебный ангел. Ты навечно останешься безгрешной в моем сердце.
Глава 18
Верена вошла в кухню крадучись, как кошка. Закрыв за собой дверь, она положила ключ обратно в рюкзачок. Разместившись строго посередине кухни, она постаралась, чтобы ступни попали на одну плитку, после чего двинулась по красной полосе, разделявшей белые кафельные квадраты. Наконец-то хмель выветрился! Раш остался в «Таверне» раздавать чаевые. Мать привезла ее домой, раздела, завернула в бабушкин халат, чтоб не мерзла. Как только Аманда удалилась, Верена вскочила, сбросила халат, натянула майку и вышла на воздух. Ей втемяшилось в голову, что валяться в пьяном бесчувствии опасно. Трезвость и бдительность! Она пустилась бежать, чтобы напряжением сил изгнать из организма алкоголь, и остановилась только тогда, когда закололо в боку; ей даже пришлось прислониться к дереву. Возвращаясь, она соблюдала удвоенную осторожность, чтобы не разбудить родителей.
Первый лестничный марш она преодолела, борясь с тошнотой. Как она умудрилась так нализаться? Ответ был наготове: ей хотелось стать храброй и запретить Рашу добывать для нее роль в фильме таким неподобающим способом. Но чем пьянее она становилась, тем больше боялась. План так и остался неосуществленным.
Задняя лестница, по которой она поднималась, — узенькая и неприбранная, — как будто принадлежала другому дому.
Парадная была полной противоположностью этой: широкая, покрытая толстым бежевым ковром с синими цветочками по краям, с медной поперечиной на каждой ступеньке, не позволяющей ковру гулять.
Верена застыла на месте. Что это? Сердце забилось быстрее. Девушка затаила дыхание и прислушалась. Часы отбивали половину четвертого ночи. Она присела на ступеньку и вытянула ноги, чувствуя себя точь-в-точь как Алиса в Стране чудес, осушившая бутылку «Выпей меня» и сразу переросшая свой дом.
Она даже испугалась, что сейчас пробьет головой потолок. Раскинув руки, Верена убедилась, что достает до обеих стен. Она действительно выросла из своего дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
С мужчинами, пытавшимися с ней заигрывать, Кэсси обходилась очень забавно: отвергала их, умудряясь не задевать их чувства, но давая понять, что любит только мужа. До знакомства с Кэсси ему не была чужда ревность, но благодаря ей он забыл о ревности. Сталкиваясь с ней на улице, мужчины сначала отводили глаза, а потом вожделенно смотрели ей вслед. Как они ему завидовали! Встречаясь с ним, она бежала ему навстречу, кидалась в объятия, обдавая его своим теплом, превращая в факел. С ней он чувствовал себя всесильным, хотя ее красота вызывала у него страх.
Им было нелегко уединяться: казалось, окружающих влечет к ним как магнитом. Раш говорил, что от них исходит золотое свечение. Может быть, Рашу казалось, что эти лучи не дотягиваются до него, и именно потому он наговорил ему тогда в больнице столько гадостей? Сегодня, разговаривая с Либерти, Арчер Репсом вспомнил все: боль, ложь… Неужели и тогда Раш не был с ним искренен? Он отбросил эту мысль и вернулся к воспоминаниям об их счастье вдвоем, о вечерах, когда он крал ее у остальных.
Крепко обнявшись, они танцевали под звуки старых песен. И так день за днем.
Она напевала под музыку, касаясь губами его уха, и через некоторое время он лишался терпения. Он тащил ее вон из клуба с такой поспешностью, что это вызывало шепоток среди присутствующих. В такси он до нее не дотрагивался: они сидели в противоположных углах, как дети, старающиеся произвести хорошее впечатление на взрослых. Но таксист, как и все прочие, знал, что больше всего ему хочется оказаться с ней в постели.
Впрочем, иногда это была не постель, а кресло, диван, стол или ковер. Каждый новый предмет обстановки они вводили в обиход, занимаясь на нем любовью.
Он закрыл глаза, глотая холодное пузырящееся шампанское и вспоминая ее горло, ее розовеющую от прилива страсти кожу…
«Как жаль, что тебе не видно, как ты прекрасна в такие мгновения», — сказал он ей как-то. Она расширила глаза, словно такие речи мог вести только безумец.
А ее откинутая голова и зажмуренные глаза! Время от времени она замирала и открывала глаза, чтобы убедиться, что он никуда не делся из-под нее, а потом снова предавалась страсти, приближая момент, ради которого он жил. Прижимаясь к нему с громкими стонами, она принималась облизывать его пальцы, словно это сосцы, а она — изголодавшийся детеныш. Потом она падала на него, закрывая его голову и грудь своими спутанными волосами и без конца выкрикивая его имя. Всякий раз ему казалось, что он впервые слышит свое имя из ее уст.
Он так и не поделился с ней своим главным страхом: что однажды, вернувшись домой, он не найдет ее и поймет, что сну пришел конец.
Себе она ничего не могла купить, зато ради него старалась не жалея сил. Это она приобретала все необходимое для их дома в Греймерси-парк с зеленой мансардой и четырьмя французскими окнами на каждом этаже. Как она любила маленькие чугунные балкончики под каждым окном, даже громыхание карниза на ветру! Она утверждала, что шум ветра в ночи прибавляет уюта. Но те ночи, когда ветер завывал вовсю, она проводила без сна. Она будила его крепкими объятиями, словно боясь, что ее унесет в окно…
— Прости, что я тебя подвел, Кэсси, — сказал он вслух.
Ей очень нравилось украшать дом. Она делала это неторопливо, преподнося любое изменение как подарок ему. Возвращаясь вечером домой, он всегда находил новый сюрприз: маленькую бронзовую балерину работы. Дега, нагнувшуюся, чтобы завязать шнурок на туфельке, оригинал плаката «Фоли Бержер» кисти Тулуз-Лотрека. Плакат Кэсси раскопала в лавке старьевщика, хозяин которой не знал, что это за сокровище. Сжалившись, она заплатила втрое больше запрошенной цены. Ее рассказы нравились ему не меньше, чем ее подарки.
А какой отважной она была в последние месяцы жизни, какой сильной и уверенной, как преисполнилась гордостью материнства!
Ей хотелось поделиться своим счастьем с другими. Не зная о причине его ненависти к Китсии, она умоляла сменить гнев на милость. Причины, по которым он пригласил в дом Китсию, когда жена была на пятом месяце беременности, так и остались непонятными даже ему самому…
Теперь он знал: какой бы ни была ее жизнь до него, он был ослом, когда сомневался в ее любви к нему. Как он мог поверить всей этой лжи? Да, ложь исходила от друга, но все равно… Он чувствовал, что теряет ее. Он не мог слушать, но был слишком напуган, чтобы заткнуть уши.
— Все равно, Кэсси, я тебя никогда не винил. Ты — мой волшебный ангел. Ты навечно останешься безгрешной в моем сердце.
Глава 18
Верена вошла в кухню крадучись, как кошка. Закрыв за собой дверь, она положила ключ обратно в рюкзачок. Разместившись строго посередине кухни, она постаралась, чтобы ступни попали на одну плитку, после чего двинулась по красной полосе, разделявшей белые кафельные квадраты. Наконец-то хмель выветрился! Раш остался в «Таверне» раздавать чаевые. Мать привезла ее домой, раздела, завернула в бабушкин халат, чтоб не мерзла. Как только Аманда удалилась, Верена вскочила, сбросила халат, натянула майку и вышла на воздух. Ей втемяшилось в голову, что валяться в пьяном бесчувствии опасно. Трезвость и бдительность! Она пустилась бежать, чтобы напряжением сил изгнать из организма алкоголь, и остановилась только тогда, когда закололо в боку; ей даже пришлось прислониться к дереву. Возвращаясь, она соблюдала удвоенную осторожность, чтобы не разбудить родителей.
Первый лестничный марш она преодолела, борясь с тошнотой. Как она умудрилась так нализаться? Ответ был наготове: ей хотелось стать храброй и запретить Рашу добывать для нее роль в фильме таким неподобающим способом. Но чем пьянее она становилась, тем больше боялась. План так и остался неосуществленным.
Задняя лестница, по которой она поднималась, — узенькая и неприбранная, — как будто принадлежала другому дому.
Парадная была полной противоположностью этой: широкая, покрытая толстым бежевым ковром с синими цветочками по краям, с медной поперечиной на каждой ступеньке, не позволяющей ковру гулять.
Верена застыла на месте. Что это? Сердце забилось быстрее. Девушка затаила дыхание и прислушалась. Часы отбивали половину четвертого ночи. Она присела на ступеньку и вытянула ноги, чувствуя себя точь-в-точь как Алиса в Стране чудес, осушившая бутылку «Выпей меня» и сразу переросшая свой дом.
Она даже испугалась, что сейчас пробьет головой потолок. Раскинув руки, Верена убедилась, что достает до обеих стен. Она действительно выросла из своего дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112