Он никоим образом не признавал распада труппы, которую создал вроде бы шутя, а на самом деле с любовью и отчаянием.
– Сколько же нас осталось, дядя?
В Бразилии царила мания величия, и в ней не было места простым актерам, упорствующим в своем желании пробуждать у зрителей мимолетные мечты за жалкую мзду.
Веспасиано передал ей список труппы. Она внимательно прочла. Ощутила удар судьбы, которая безжалостно отнимала у них мечту и надежду.
– Не так уж нас и мало, ведь мы потерпели кораблекрушение в бухте Сан-Луиса. Могли и не остаться в живых, и некому было бы подвести печальный итог, – задумчиво сказала она.
Видя, что дядя уже не улыбается, хотя по-прежнему с наслаждением пьет пиво, Каэтана, одетая в греческую тунику, которую шевелил ветерок с моря, сказала:
– Те, что остались, спасут нашу честь. Пусть нас пять или шесть, мы все равно актеры.
И Каэтана удалилась в комнату, служившую ей и артистической уборной, и жильем, – временный бивак, едва скрывавший нищету. Через неделю, собрав скудные пожитки, они покинули Мараньян, чтобы никогда больше туда не возвращаться.
– В каком году случилась эта трагедия? – Виржилио пощупал карманы, отыскивая карандаш и бумагу.
– Остальное оставим на завтра.
Балиньо заспешил к выходу. Мажико открыл ему дверь, где он столкнулся с Полидоро. фазендейро оглядел кухню; растрепанные волосы подчеркивали его изнеможение.
– Куда вы собрались? – с трудом произнес он.
– Несу пудинг.
– Уже не нужно. Отдайте кому-нибудь. – И усталым жестом указал на Эрнесто.
Аптекарь отказался, и Балиньо, поставив поднос на стол, снова собрался выйти.
– Каэтана никого не хочет видеть, – послышался грубый голос Полидоро.
Балиньо заволновался. Каэтана обычно не отходила ко сну, не поговорив с ним о перенесенных за день тяготах; оба старались вести самую простую хронологию, не накапливая подлежащих запоминанию событий.
– Куда же мне идти? – растерянно спросил Балиньо и почувствовал себя сиротой.
– Ко всем чертям! – прорычал Полидоро, глядя вслед Балиньо. Неважно, если молодой человек поднимется на шестой этаж, дабы удостовериться, что фазендейро не солгал. Полидоро завидовал молодости Балиньо и его причастности к жизни Каэтаны.
Мажико заварил кофе, и его запах успокоил присутствующих. Полидоро, сев на скамейку, подкреплялся черным напитком.
– Каэтана меня не звала? – спросила Джоконда, стараясь не привлекать к себе особого внимания: заботливо оберегала свои чувства.
Голос ее вернул Полидоро к действительности, и он подобрал ложечкой остатки сахара в чашке.
– Только другая артистка может понять Каэтану.
Полидоро ждал, что Эрнесто его поддержит. Но аптекарь думал, что сейчас жена его накрывает стол к ужину, уверенная в том, что Эрнесто не посмеет опоздать, и не обратил внимания на реплику фазендейро.
Полидоро подумал, что судьба сузила круг его друзей. Не в силах ничего противопоставить этой трезвой оценке, он стал слушать Виржилио, который не преминул воспользоваться рассеянностью Эрнесто.
– Ничто так не воодушевляет пятидесятилетнего мужчину, как перспектива отправиться по свету в поисках Чаши Святого Грааля. Или заделаться в честь дамы своего сердца рыцарем Ланцелотом Озерным, а то и Роландом, племянником Карла Великого, по требованию какой-нибудь политической партии, правительства или оппозиции, – сказал учитель, пытаясь угадать тайну, которую Полидоро принес с шестого этажа и хранил для себя.
Рецепт Виржилио как лекарство от невзгод старости пробудил интерес присутствующих, однако Джоконда высказалась против исключения женщин из списка героев, имена которых были ей совершенно неизвестны.
– По-вашему, женщина служит только для того, чтобы трепыхаться под тяжестью вашего тела?
Намек на то, что он ищет женщин, руководствуясь слепым половым инстинктом и не обращая внимания на душу, вынудил Виржилио защищаться. Никогда он не выкажет неуважения к женскому сословию в присутствии Полидоро.
– Но ведь я так уважаю Каэтану!
– Почему Полидоро не защищает женщин? – вопросила Джоконда, выпятив грудь.
– Полидоро – типичный бразильский Дон Кихот, поэтому пробудил страсть многих женщин в нашей округе.
Непринужденная манера Виржилио неторопливо вела его через страны, эпохи и личности, чуждые его мечтам. В результате этих путешествий у него оставались назойливая изжога и горький вкус одиночества.
В роли защитника он предпринял утомительный круиз по кухне. Особенно его беспокоил Франсиско, который старался оставить Виржилио без кофе, а тому очень хотелось промочить горло, прежде чем начать свою речь.
– Каэтана никогда не делилась со мной своим мнением о достоинствах Полидоро, но лицо ее носило следы любовных излишеств. Если бы она тогда провела в Триндаде еще четыре ночи любви, она отказалась бы от театра навсегда. Только поэтому она и бежала. Страсть Полидоро порабощала ее, лишала свободы.
Полидоро внимательно слушал, накачиваясь кофе. Как будто перед ним на невидимом экране проходили волнующие сцены. Их героем, по словам учителя, был он сам, но предсказать развитие событий все равно не мог. Сидя на стуле, он склонялся к развязке, благоприятной для молодого паренька, который благодаря инстинкту искателя приключений действовал иногда недостойно, даже подло.
– Женская свобода – иллюзия, особенно если в ее постели мужчина, подобный Гектору, греческому герою, безупречному до поражения в битве с Ахиллесом. С другой стороны, и Каэтана стала ахиллесовой пятой Полидоро, тем кусочком тела, за который мать героя держала его, окуная в чан с водой, приготовленной богами.
Эрнесто отложил свой уход. Общение в стенах кухни вдруг возбудило в нем сильные чувства, как бы заправило его солью и перцем.
– Не правда ли, я тоже вхожу в эту историю как друг детства Полидоро? – И Эрнесто ждал, что же ответит учитель.
Полидоро встал. Неловко пошарил руками перед собой, точно ему не показали продолжения, необходимого, чтобы понять весь фильм, до того как на экране вспыхнет слово «КОНЕЦ».
– Дайте же мне спокойно досмотреть кино! – крикнул Полидоро так, что его можно было услышать в коридоре.
Вмешательство Эрнесто заставило Виржилио покинуть прошлое, которым он жил, судя по всему, с юных лет: надо было переключиться на настоящее, на события, след которых еще не остыл.
– Раз уж Полидоро не может рассказать, что же произошло на шестом этаже, я буду говорить от его имени.
Виржилио с опаской глянул на фазендейро, боясь затронуть чужую чувствительную струнку и тут же понести наказание. Он снова уселся верхом на табурет, точно на коня, и потрусил в ритме своих размышлений; к тому же Полидоро сам участвует в интерпретации событий, жертвой которых оказался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Сколько же нас осталось, дядя?
В Бразилии царила мания величия, и в ней не было места простым актерам, упорствующим в своем желании пробуждать у зрителей мимолетные мечты за жалкую мзду.
Веспасиано передал ей список труппы. Она внимательно прочла. Ощутила удар судьбы, которая безжалостно отнимала у них мечту и надежду.
– Не так уж нас и мало, ведь мы потерпели кораблекрушение в бухте Сан-Луиса. Могли и не остаться в живых, и некому было бы подвести печальный итог, – задумчиво сказала она.
Видя, что дядя уже не улыбается, хотя по-прежнему с наслаждением пьет пиво, Каэтана, одетая в греческую тунику, которую шевелил ветерок с моря, сказала:
– Те, что остались, спасут нашу честь. Пусть нас пять или шесть, мы все равно актеры.
И Каэтана удалилась в комнату, служившую ей и артистической уборной, и жильем, – временный бивак, едва скрывавший нищету. Через неделю, собрав скудные пожитки, они покинули Мараньян, чтобы никогда больше туда не возвращаться.
– В каком году случилась эта трагедия? – Виржилио пощупал карманы, отыскивая карандаш и бумагу.
– Остальное оставим на завтра.
Балиньо заспешил к выходу. Мажико открыл ему дверь, где он столкнулся с Полидоро. фазендейро оглядел кухню; растрепанные волосы подчеркивали его изнеможение.
– Куда вы собрались? – с трудом произнес он.
– Несу пудинг.
– Уже не нужно. Отдайте кому-нибудь. – И усталым жестом указал на Эрнесто.
Аптекарь отказался, и Балиньо, поставив поднос на стол, снова собрался выйти.
– Каэтана никого не хочет видеть, – послышался грубый голос Полидоро.
Балиньо заволновался. Каэтана обычно не отходила ко сну, не поговорив с ним о перенесенных за день тяготах; оба старались вести самую простую хронологию, не накапливая подлежащих запоминанию событий.
– Куда же мне идти? – растерянно спросил Балиньо и почувствовал себя сиротой.
– Ко всем чертям! – прорычал Полидоро, глядя вслед Балиньо. Неважно, если молодой человек поднимется на шестой этаж, дабы удостовериться, что фазендейро не солгал. Полидоро завидовал молодости Балиньо и его причастности к жизни Каэтаны.
Мажико заварил кофе, и его запах успокоил присутствующих. Полидоро, сев на скамейку, подкреплялся черным напитком.
– Каэтана меня не звала? – спросила Джоконда, стараясь не привлекать к себе особого внимания: заботливо оберегала свои чувства.
Голос ее вернул Полидоро к действительности, и он подобрал ложечкой остатки сахара в чашке.
– Только другая артистка может понять Каэтану.
Полидоро ждал, что Эрнесто его поддержит. Но аптекарь думал, что сейчас жена его накрывает стол к ужину, уверенная в том, что Эрнесто не посмеет опоздать, и не обратил внимания на реплику фазендейро.
Полидоро подумал, что судьба сузила круг его друзей. Не в силах ничего противопоставить этой трезвой оценке, он стал слушать Виржилио, который не преминул воспользоваться рассеянностью Эрнесто.
– Ничто так не воодушевляет пятидесятилетнего мужчину, как перспектива отправиться по свету в поисках Чаши Святого Грааля. Или заделаться в честь дамы своего сердца рыцарем Ланцелотом Озерным, а то и Роландом, племянником Карла Великого, по требованию какой-нибудь политической партии, правительства или оппозиции, – сказал учитель, пытаясь угадать тайну, которую Полидоро принес с шестого этажа и хранил для себя.
Рецепт Виржилио как лекарство от невзгод старости пробудил интерес присутствующих, однако Джоконда высказалась против исключения женщин из списка героев, имена которых были ей совершенно неизвестны.
– По-вашему, женщина служит только для того, чтобы трепыхаться под тяжестью вашего тела?
Намек на то, что он ищет женщин, руководствуясь слепым половым инстинктом и не обращая внимания на душу, вынудил Виржилио защищаться. Никогда он не выкажет неуважения к женскому сословию в присутствии Полидоро.
– Но ведь я так уважаю Каэтану!
– Почему Полидоро не защищает женщин? – вопросила Джоконда, выпятив грудь.
– Полидоро – типичный бразильский Дон Кихот, поэтому пробудил страсть многих женщин в нашей округе.
Непринужденная манера Виржилио неторопливо вела его через страны, эпохи и личности, чуждые его мечтам. В результате этих путешествий у него оставались назойливая изжога и горький вкус одиночества.
В роли защитника он предпринял утомительный круиз по кухне. Особенно его беспокоил Франсиско, который старался оставить Виржилио без кофе, а тому очень хотелось промочить горло, прежде чем начать свою речь.
– Каэтана никогда не делилась со мной своим мнением о достоинствах Полидоро, но лицо ее носило следы любовных излишеств. Если бы она тогда провела в Триндаде еще четыре ночи любви, она отказалась бы от театра навсегда. Только поэтому она и бежала. Страсть Полидоро порабощала ее, лишала свободы.
Полидоро внимательно слушал, накачиваясь кофе. Как будто перед ним на невидимом экране проходили волнующие сцены. Их героем, по словам учителя, был он сам, но предсказать развитие событий все равно не мог. Сидя на стуле, он склонялся к развязке, благоприятной для молодого паренька, который благодаря инстинкту искателя приключений действовал иногда недостойно, даже подло.
– Женская свобода – иллюзия, особенно если в ее постели мужчина, подобный Гектору, греческому герою, безупречному до поражения в битве с Ахиллесом. С другой стороны, и Каэтана стала ахиллесовой пятой Полидоро, тем кусочком тела, за который мать героя держала его, окуная в чан с водой, приготовленной богами.
Эрнесто отложил свой уход. Общение в стенах кухни вдруг возбудило в нем сильные чувства, как бы заправило его солью и перцем.
– Не правда ли, я тоже вхожу в эту историю как друг детства Полидоро? – И Эрнесто ждал, что же ответит учитель.
Полидоро встал. Неловко пошарил руками перед собой, точно ему не показали продолжения, необходимого, чтобы понять весь фильм, до того как на экране вспыхнет слово «КОНЕЦ».
– Дайте же мне спокойно досмотреть кино! – крикнул Полидоро так, что его можно было услышать в коридоре.
Вмешательство Эрнесто заставило Виржилио покинуть прошлое, которым он жил, судя по всему, с юных лет: надо было переключиться на настоящее, на события, след которых еще не остыл.
– Раз уж Полидоро не может рассказать, что же произошло на шестом этаже, я буду говорить от его имени.
Виржилио с опаской глянул на фазендейро, боясь затронуть чужую чувствительную струнку и тут же понести наказание. Он снова уселся верхом на табурет, точно на коня, и потрусил в ритме своих размышлений; к тому же Полидоро сам участвует в интерпретации событий, жертвой которых оказался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107