— Я молился, — начал он. — Народ верит в силу молитвы. Я молился, чтобы Бог сохранил жизнь сыну этого человека. Мои дети утонули на моих глазах, жена и дети. Человек не может быть мудрее своего Создателя. Я никогда не молился за спасение жизни своих детей, но за сына этого человека молился, и он будет возвращён ему!
Сальтерс со страхом смотрел на Пенна, желая угадать, вспомнил ли он прошлое.
— Долго я был сумасшедшим? — спросил вдруг Пенн. Губы его судорожно искривились.
— Что ты, Пенн! Ты никогда и не был сумасшедшим, — сказал Сальтерс. — Ты был немного расстроен!
— Я видел, как плыли дома и разбивались о мосты. Больше ничего не помню. Давно это было?
— Я не могу вынести этого! Не могу! — всхлипывал Дэн. Плакал также и Гарвей.
— Лет пять тому назад! — отвечал Диско дрогнувшим голосом.
— Значит, все это время я был обузой для кого-нибудь. Назовите мне этого человека!
Диско указал на Сальтерса.
— Ты вовсе не был обузой! — вскричал моряк-земледелец, всплескивая руками. — Ты зарабатывал вдвое больше, чем стоило твоё содержание, у тебя есть свои деньги, Пенн, кроме половинной части в моей доле дохода от шхуны!
— Вы хорошие люди. Я вижу это. Однако…
— Милосердная Владычица! — прошептал Долговязый Джэк. — И он столько времени жил с нами. На него наслали порчу. Тут дело не обошлось без колдовства!
В это время послышался звон колокола какой-то шхуны, и чей-то голос закричал в тумане:
— Диско, ты слышал про случай с «Дженни Кушмэн»?
— Они спасли его сына! — вскричал Пенн. — Хвалите Бога!
— Мы вытащили Джэзона, он у меня на шхуне, — сказал Диско дрожащим голосом. — Не нашли ли вы ещё кого-нибудь из погибших?
— Нашли одного. Он плавал среди обломков шхуны. Его немного оглушило в голову.
— Кто это?
Все ждали ответа с замиранием сердца.
— Думаем, что это Оллей-сын! — послышался ответ.
Пенн поднял руки к небу и сказал что-то по-немецки. Гарвею казалось, что от лица Пенна исходят лучи света.
— Послушайте, господа, вы нас вчера порядком отделали! — продолжал голос со шхуны.
— Сегодня нам не до насмешек! — отвечал Диско.
— Знаю. Но признаться, нас опять несло течением куда попало, когда мы наскочили на молодого Оллея!
Это была неисправимая «Кэри Питмэн», и со шхуны «Мы здесь» послышался неудержимый хохот.
— Не передадите ли вы нам старика? Вам он, пожалуй, и не нужен. А нам тут не справиться одним. Мы о нем позаботимся. Он женат на тётке моей жены!
— Я дам вам, чего попросите! — сказал Троп.
— Да нам ничего не нужно, вот разве только якорь, который бы не срывался. Молодой Оллей пришёл в себя и беспокоится. Пошлите-ка нам скорее старика!
Пенн вывел старого Оллея из столбняка отчаяния, который нашёл на него, а Том Плэт переправил его на другую шхуну. Он ушёл, не простившись, не сказав ни слова благодарности, не зная, какая радость его ожидает. Туман сомкнулся за ним густою стеною.
— А теперь, — сказал Пенн, глубоко вздыхая, как бы перед началом проповеди. — А теперь…
Возродившееся на мгновение тело снова бессильно опустилось. Меч, после того как миновала надобность, снова вложили в ножны. Взгляд потух. Голос снова понизился до обычного жалобного шёпота.
— Теперь, — сказал Пенсильвания Прэт, — не сыграть ли нам, м-р Сальтерс, в шашки?
— Я только что тоже хотел предложить тебе, — засуетился Сальтерс. — Удивительно, Пенн, как ты умеешь угадывать чужие мысли!
Пенн покраснел и покорно последовал за Сальтерсом.
— Поднимай якорь! Живо! Уйдём из этого проклятого места! — кричал Диско.
Кажется, никогда ещё приказания его не исполнялись так быстро и охотно.
— Ну, какого вы мнения обо всем этом? — спросил Долговязый Джэк в то время, как они двигались вперёд в холодном сыром тумане.
— Я полагаю, — отозвался Диско, стоя у колёса, — что «Дженни Кушмэн» столкнулась с пароходом…
— Да, да, мы видели, как он прошёл мимо! — жалобно заговорил Гарвей.
— Крушение шхуны напомнило Джэкобу Боллеру события в Джонстоуне. Пока он утешал Оллея, он был в своём разуме. Потом он ослабел и снова впал в беспамятство. Вот как я понимаю этот случай!
Все были согласны с Диско.
— Если бы Пенн остался Джэкобом Боллером, это привело бы Сальтерса в отчаяние! — заметил Джэк. — Надо было видеть, как изменилось его лицо, когда Пенн спросил, кто о нем все это время заботился. Ну, что, Сальтерс?
— Спит, кроткий, как дитя, — сказал Сальтерс, подходя на цыпочках. — Видали ли вы когда-нибудь такую силу молитвы? Он просто вымолил у Бога молодого Оллея, и море выкинуло обратно свою жертву. Я твёрдо в том уверен. Джэзон ужасно гордился своим сыном. Должно быть, Бог наказал его за то, что он создал себе кумира на земле!
— За примером ходить недалеко! — отозвался Диско.
— Ну, нет, тут большая разница, — быстро возразил Сальтерс, — я не все же время вожусь с Пенном!
Целых три часа ждали рыбаки, когда проснётся Пенн.
Без него не хотели садиться за стол. Наконец, Пенн вышел. Лицо его было безжизненно, и память угасла. Ему казалось, что он видел сон. Он спросил, почему все так молчаливы, а они не могли объяснить ему почему…
Три последующих дня рыбаки работали до упаду. Когда они возвращались с ловли, Диско заставлял их складывать груз в трюме как можно компактнее, чтобы можно было вместить как можно больше рыбы. Надо было уметь расположить груз так, чтобы шхуна сидела в воде ровно, не кренясь. Мало-помалу, за работой команда оживилась, и жизнь пошла обычным чередом. Долговязый Джэк огрел даже Гарвея морским канатом за то, что он «грустил, как больная кошка, о том, что непоправимо». Гарвей много и серьёзно думал в эти дни и делился мыслями с Дэном. Дэн во многом соглашался с ним. Они решили даже не таскать больше у кока пирогов без спроса, а брать их с его разрешения.
На следующей неделе оба мальчика чуть не потонули вместе со шлюпкой «Хетти С», пытаясь поймать гарпуном акулу.
После долгих блужданий на ощупь, в тумане однажды утром Диско весело закричал:
— Живее, мальчики! Мы пришли в город!
VIII
Никогда в жизни не забудет Гарвей чудной картины, которая представилась его глазам. Солнце, которого они не видели уже целую неделю, стояло на горизонте. Лучи его заливали пурпуром паруса многочисленных стоявших на якоре шхун. Шхун было не меньше сотни, всяких конструкций и из разных стран. Были тут и французские суда. И все они любезно раскланивались друг перед другом. Как пчелы из населённого улья, от каждой шхуны отделялись шлюпки. Слышался скрип канатов и цепей, всплески весел. По мере того как солнце поднималось на горизонте, паруса меняли свой цвет, казались сначала чёрными, потом серыми, наконец, белыми. С юга прибывали все новые и новые шхуны.
Шлюпки собирались в кучу, расходились, обгоняли друг друга, но все шли в одном направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33