Пусть себе зиму проживёт с вами, а раннею весною пришлите его ко мне. Атлантический океан, правда, не близко!
— Пустяки! Мы, Тропы, все живём и умираем на море!
— Поймите только одно. Если вам захочется повидать сына, скажите только, я уж позабочусь доставить его вам. Это не будет стоить ни одного цента!
— Если бы вы прошлись со мной до моего дома. Мне хотелось бы поговорить с женой. Я уже столько раз ошибался, что теперь мне трудно поверить действительности!
Они скоро пришли к белому домику, перед которым была разбита клумба с настурциями. Они вошли. В гостиной их встретила высокая серьёзная женщина. Глаза её были тусклы, как всегда бывает у людей, которые подолгу смотрят на море, ожидая возвращения близких. Чейне изложил ей свою просьбу, но она согласилась неохотно.
— Море уносит каждый год до ста человеческих жертв из Глостера, м-р Чейне, — сказала она. — Я стала ненавидеть море. Бог создал его не для людей. Ваши пакетботы ходят прямо от места назначения домой?
— Насколько позволяют ветры. Я выдаю премии шкиперам за скорейшую доставку чая, который портится от долгого пребывания на море!
— Когда Дэн был маленький, он любил играть в лавочку и купца. Это подало мне надежду, что он и на самом деле займётся торговлей. Но как только он научился управлять лодкой, все мои надежды рухнули!
— Тут дело идёт о больших кораблях со стальной обшивкой. Помнишь, сестра Филя читала тебе его письма!
— Филь, я знаю, не имеет привычки лгать, но он очень уж смел, как часто бывает с моряками. Если Дэн захочет, м-р Чейне, он может сам согласиться на ваше предложение.
— Она не любит моря, — пояснил Диско. — Я уж и не знаю, как поступить, чтобы не обидеть вас, но, мне кажется, лучше мы вас поблагодарим и откажемся!
— Мой отец, старший брат, два племянника, муж моей сестры погибли в море, — сказала она, печально опустив голову. — Как можно поручиться за это коварное море, когда оно унесло уже столько жертв?
Между тем вернулся домой Дэн и очень охотно согласился на предложение Чейне. Он видел теперь перед собою открытую дорогу к цели. Ещё больше интересовала, однако, Дэна мысль, что он будет стоять на вахте на огромном деке, будет заходить в порты далёких стран.
М-с Чейне, со своей стороны, поговорила с Мануэлем, который спас Гарвею жизнь. Из разговора выяснилось, что денег он не желал. Когда к нему уж очень пристали, он сказал, что может, пожалуй, взять пять долларов на подарок одной девушке. Вообще же, на что ему деньги? Он сыт, табак у него есть, чего же больше нужно? Наконец, он предложил, если уж непременно желают дать денег, употребить их следующим образом: вручить какую-нибудь сумму одному португальскому священнику для передачи бедным вдовам. М-с Чейне не любила католических патеров, но сделала, как было сказано, из желания угодить маленькому смуглолицему человеку.
Мануэль был верным сыном церкви.
— Теперь мои грехи отпущены, — говорил он, — я обеспечен, по крайней мере, на шесть месяцев.
Сказав это, он отправился покупать платок пленившей его красавице.
Сальтерс, взяв с собой Пенна, уехал на Запад и не оставил своего адреса. Он боялся, что миллионеры, чего доброго, заинтересуются его товарищем, а этого он никак не хотел допустить. Он поехал навещать каких-то родственников.
— Не потерплю, чтобы тебя облагодетельствовали богатые люди, Пенн, — говорил он, когда они сидели в вагоне. — Лучше я расколочу шашечную доску о твою голову. Если ты когда-нибудь опять забудешь своё имя — а тебя зовут Прэт, — помни, что ты мой, Сальтерса Тропа, сядь где-нибудь и жди, пока я не приду за тобой!
X
Совсем иначе поступил кок со шхуны «Мы здесь». Он завязал в платок свою скрипку и явился к поезду «Констанция». За жалованьем он не гнался, ему было все равно, где ни спать, но он должен во что бы то ни стало сопровождать Гарвея — такое указание получил он свыше. Его пробовали уговорить, но убедить негра, алабамского уроженца, не так легко. Наконец доложили Чейне. Миллионер расхохотался и решил, что добровольный телохранитель лучше наёмного, а потому пусть себе негр остаётся при Гарвее, хотя имя у него странное — Макдональд и ругается он по-гэльски. Поезд должен отправиться сначала в Бостон, потом на Запад; если негр не раздумает, пусть едет с ними.
Отпрыск миллионеров Чейне о чем-то соображал. Глостер — новый город в новой стране. Он решил осмотреть его. Здесь наживают деньги на пристани и на транспортных судах. Почти все рыбаки, приехавшие из Глостера, завтракают в гостинице «Новая Англия». Здесь он слышал разговоры о зашедших в гавань пароходах, торговых оборотах, солении рыбы, грузах, страховании, заработной плате, барышах и т. д. Он толковал с судовладельцами, со шкиперами, которые большей частью были шведы и португальцы. Советовался он и с Диско, толкался по складам якорных цепей и джонок, задавал всем такие вопросы, что все невольно спрашивали, для чего ему все это понадобилось? Он отправился также в Общество взаимного страхования и попросил, чтобы ему объяснили смысл тех таинственных заметок мелом на чёрной доске, которая вывешивалась каждый день, и узнал о существовании в городе Общества вдов рыбаков и Общества вспомоществования сиротам. Секретари этих обществ самым беззастенчивым образом посягали на карман Чейне-отца, но он направил их к м-с Чейне — благотворительность была её делом.
М-с Чейне отдыхала в гостинице, близ Истёр-Пойнта. Местные порядки не мало удивляли избалованную леди. Скатерти на столах были белые, с красными шашками. Постояльцы, казалось, были давно между собой знакомы и часто шумели до полночи. На второй день м-с Чейне вынула из ушей бриллиантовые серьги, когда сошла к завтраку за табльдотом.
— Ужасно странные здесь люди, — сказала она мужу, — такие простые!
— Это не простота, мамочка!
— Но почему женщины здесь так просто одеты? Ни у одной нет платья, которое бы стоило сто долларов!
— Знаю, милая. Должно быть, у них, на Востоке, уж такая мода. Ну, как ты себя чувствуешь?
— Я редко вижу Гарвея; он всегда с тобою; но я теперь уж не такая нервная, как была!
— С тех пор как умер Вилли, я тоже никогда не чувствовал себя так хорошо, как теперь. Раньше я как-то не понимал, что у меня есть сын. Теперь я вижу, что Гарвей уже не мальчик. Он сразу возмужал. Не принести ли тебе чего-нибудь, дорогая? Подушку под голову?.. Хорошо, хорошо. А мы пойдём опять пошатаемся по пристани.
Гарвей ходил всюду за отцом, как тень. Они бродили вдвоём. Иногда Чейне-отец опирался рукою на плечо сына, Гарвей впервые заметил характерную черту отца: он умел проникнуть как-то в душу людей.
— Как это тебе удаётся выпытывать у них все, не открывая в то же время своих планов? — спросил сын.
— Мне приходилось видеть на моем веку немало людей, Гарвей, ну, я и привык распознавать их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33