Задетый за живое, Эйден уже открыл было рот для резкого ответа и только тут заметил, что Роберт улыбается.
— До чего же я вас ненавижу!
— Всем нам свойственны маленькие слабости. Мне, например, доставляет удовольствие видеть вот такое выражение У вас на лице. — Более серьезно он добавил: — Подхлестните коня, солнце уже почти село, а нам нужно еще немало проехать.
В покрытых лесом холмах ночь наступала быстро, неся с собой холод, который пробирал Эйдена до костей. Роберт не сделал остановки, выехав на вершину, откуда открывался вид на Элайту, и они продолжали скакать по хрустящему под копытами снегу мимо широкого озера, скованного льдом. Когда-то на противоположном берегу, словно поднимаясь из воды, стоял прекрасный замок. Теперь же от него осталась единственная пустая башня: стены и все вокруг было уничтожено вспышкой колдовской силы Роберта.
— Сегодня та самая ночь, верно? — тихо спросил Эйден, позволив своему коню самому находить дорогу между припорошенными снегом каменными обломками.
— Да.
Эйден искоса посмотрел на своего спутника. Лунный свет был достаточно ярок, чтобы можно было ясно видеть лицо Роберта, пробиравшегося сквозь руины, которые он же и создал. Роберт сосредоточенно хмурил брови, взгляд его был отсутствующим, словно он видел перед собой какую-то другую реальность, а не эту зимнюю ночь. Думал ли он о том дне, когда был здесь в последний раз? И о Дженн?
— В чем дело? — спросил Эйден, когда Роберт остановил коня перед входом в башню.
— Они здесь — хотя и очень постарались скрыть следы своего присутствия. — Роберт спешился и мгновение постоял на пороге, глядя мимо разрушенных стен на озеро.
Может быть, он использовал свое умение искателя, чтобы обнаружить скрытую опасность? Догадаться было невозможно. Лицо Роберта очень редко отражало владеющие им чувства. И все же даже в его неподвижности сейчас было что-то почти хищное, что-то неукротимое, чего пять лет жизни в изгнании ничуть не сгладили.
— Все в порядке. Никого вокруг на дюжину лиг, — кивнул Эйдену Роберт. — Давайте въедем внутрь.
Эйден поморщился, когда копыта коней зацокали по полу пустого холла. Никаких признаков жизни… Эйден хорошо помнил это помещение. Здесь умер граф Якоб, здесь родился ребенок Дженн.
Они привязали коней, и Роберт повел Эйдена по коридору в непроглядную тьму. Они свернули за угол, спустились по нескольким ступеням, прошли через дверь… Снова ступени — еще глубже под землю — и новая дверь. Роберт остановился, и Эйден затаил дыхание, стараясь расслышать голоса за камнем стены.
Роберт распахнул створки; их с Эйденом залил яркий свет. Раздались изумленные крики, звон клинка, выхваченного из ножен; потом наступила тишина. Эйден, щурясь, оглядел комнату. На голых стенах блестели капли сырости, на полу была разбросана сгнившая солома. Кроме стола, нескольких стульев и полной углей жаровни, никакой мебели не было. Собравшиеся в помещении люди — Донал Макглашен, герцог Баллохфорд, Эверард Пейн, граф Каннонбурк, архидьякон Годфри и еще дюжина других — повернулись к двери и замерли на месте в изумлении.
В полной тишине Роберт сделал шаг вперед.
— Ну и как? Никто с нами не поздоровается? Первым сорвался с места Годфри. Он быстро сжал в объятиях Роберта и тут же повернулся к Эйдену. На его длинном худом лице было написано такое искреннее удивление, что Эйден не мог не улыбнуться. Годфри сделал попытку опуститься на колено, чтобы поцеловать епископский перстень, который должен был бы носить Эйден, но Роберт остановил его.
— На вашем месте я не стал бы этого делать. — Обняв Годфри за плечи, он тихо добавил: — И не называйте его епископом: у Эйдена это больное место.
— Ах, оставьте беднягу в покое, Роберт, — сказал, беря Годфри под руку, Маккоули и повернулся к остальным. Никто так и не двинулся с места, но лицо Пейна выдавало радость от того, что он видит Эйдена на свободе.
— Что бы я ни ожидал здесь увидеть, — не сдерживая смеха, сказал Пейн, — вы двое мне даже не мерещились.
Роберт слегка поклонился:
— Я рад, что даже в своем почтенном возрасте могу еще кого-то поразвлечь.
В комнате снова воцарилась тишина. Эйден обвел взглядом собравшихся, отчаянно стараясь по выражению лиц понять их отношение к происходящему. Двое, помимо Годфри, присутствовавших здесь священников явно были в растерянности: перед ними появился их законный епископ в компании с колдуном. Эйдену хотелось что-нибудь сказать, чтобы разрядить напряжение, но нужно было действовать осторожно и мягко. Эта мысль нисколько не успокоила нервы епископа.
— Прошу вас, господа, садитесь. Мы пришли поговорить, только и всего.
Этого оказалось достаточно. Один за другим собравшиеся усаживались, пока только Макглашен и Роберт остались на ногах. Отношения между этими двумя были давними и непростыми. Много лет назад, когда Роберт еще пытался сотрудничать с Селаром, и Макглашен, и Пейн входили в королевский совет; теперь же они оба лишились мест в нем: Селар больше не нуждался в старых люсарских владетельных домах. После пятнадцати лет неустанных трудов Макглашен и Пейн оказались лишены всякой власти, лишены возможности помогать своему народу; это и привело их на тайное сборище заговорщиков. Теперь им приходилось опасаться за свои жизни.
Макглашен смотрел на Роберта с другого конца подземной кладовой со смесью опасения и предвкушения. Запустив пальцы в густую черную бороду, он наконец спросил:
— Что вы здесь делаете?
Роберт подошел к столу и оглядел всех собравшихся в помещении.
— На самом деле вы должны были бы спрашивать себя, что здесь делаете вы сами.
Роберт подошел к отцу Честеру. Священник смотрел на него с неприкрытым опасением, вполне естественным. Шесть лет назад Роберт нашел убежище в его монастыре, назвавшись Мартином, не раскрыв никому ни своего настоящего имени, ни причины появления среди монахов. За восемь месяцев, проведенных там, он почти ни с кем не разговаривал. Только появление Эйдена Маккоули все изменило; но даже и тогда аббат Честер не узнал, кому давал приют в монастыре.
— Как живете, святой отец? — тепло обратился к нему Роберт. — По-прежнему ли процветает обитель Святого Германуса? Как дела у брата Дамиена и архидьякона Хильдерика?
Аббат Честер сглотнул, чувствуя себя очень неловко, и внезапно рассердился:
— С какой стати вы об этом спрашиваете?
— Я хорошо помню вашу доброту, — ответил Роберт. — Вы ведь не поинтересовались ни тем, кто я такой, ни зачем я явился в монастырь, ни почему держусь от всех в стороне. Вы просто дали мне кров, а потом приняли в свою обитель объявленного вне закона епископа, прекрасно понимая, чем это вам грозит.
— Я не догадывался, что скрываю у себя колдуна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145