У меня силы иссякли несколько часов назад, поэтому прости меня, если я не прыгаю от радости, когда добродетельная женщина обвиняет меня в том, что я сделал сына девушке, которую едва знаю.
– Я вовсе не добродетельная, – выпалила Рина. – Кроме того, у Сары дочь. И я знаю, что она не от тебя!
Кочерга Эдуарда со стуком упала на ковер.
– Ты… знаешь?
Рина прерывисто вздохнула и кивнула:
– Я… должна была верить тебе с самого начала. Это бессовестно с моей стороны, что я поверила самому плохому, без всяких доказательств. Совершенно…
– Пруденс, – тихо проговорил он.
– Совершенно бессовестно, – продолжала она, и слова раскаяния полились потоком: – Ты был прав, когда сравнивал меня с Изабеллой. Только мой проступок еще хуже, ведь она не была здесь, с тобой все время, а я была, и мне следовало знать, что ты никогда не поступил бы так подло с такой бедной…
– Пруденс.
– …девушкой, как Клара. Ты никогда бы не воспользовался своей властью таким предосудительным образом, никогда. В глубине души я знала, что ты не мог… это только мое глупое сердце говорило мне обратное. И из-за этого я сделала тебе больно, и мне очень жаль, потому что я скорее бы умерла, чем…
– Пруденс!
Его громкий голос заставил Рину замолчать. Она посмотрела в его глаза – изменчивые, как море. От него пахло грозой. Дождевые капли блестели в темных волосах, улегшись на них подобно царской короне. Она облизнула вдруг пересохшие губы.
– Мне очень жаль, Эдуард, – прошептала она. – Я не должна была сомневаться в тебе.
– У тебя было множество причин для этого, – ответил он, протянул руку и вытер с ее щек слезы, которых она не замечала. – Ты самая взбалмошная из всех женщин.
Рина заморгала и несколько неизящно шмыгнула носом.
– Я знаю. Я и сама запуталась.
Эдуард рассеянно провел огрубевшим большим пальцем по ее щеке. Слишком поздно Рина осознала, что ей от их последней встречи нужно было куда больше, чем увидеть его лицо и услышать его голос. Ей хотелось, чтобы он ее поцеловал. Не важно, что он ее не любит. Не важно, что считает ее «прискорбной ошибкой». Она для него – ничто, но это тоже не важно. Ей нужно в последний раз почувствовать его губы. Рина с трудом перевела дух, потянулась к его губам, и…
Он отступил назад.
Сжав руки за спиной, граф подошел к камину. Стоя к ней спиной, он продолжал:
– Завтра я уеду по делам в Труро. Когда я их закончу, я… не вернусь в Рейвенехолд.
Сабрина удивленно заморгала.
– Ты не можешь покинуть Рейвенсхолд. Это твой дом.
– Был когда-то. Но сейчас… – Он потер глаза. – Всем в Рейвенсхолде будет лучше без меня.
– Это неправда, – возразила она, подошла и встала рядом с ним у камина. Он казался таким потерянным, как в тот день, когда они разговаривали в детской. Сердце перевернулось у нее в груди. – Эдуард, ты не можешь покинуть Рейвенсхолд. Бабушка и сестра тебя любят. Твоим детям…
– …будет без меня лучше, – мрачно закончил он. – Кажется, мой удел в жизни приносить несчастье тем, кто для меня дороже всего. Моей жене. Моим детям. Тебе.
Рина ухватилась за каминную полку. Неужели он назвал ее «дорогой»? Должно быть, она неверно расслышала его слова, заглушённые треском дров. Ведь она для него всего лишь досадная ошибка.
– Я знаю, ты считаешь, что у тебя передо мной есть обязательства, но…
Ее прервал его горький смех.
– Я считаю, что очень обязан тебе. Но это обязательство не распространяется на то, чтобы видеть тебя изо дня в день, обращаться к тебе с вежливой учтивостью, словно мы лишь посторонние люди. Смотреть, как ты живешь своей жизнью, жизнью, частью которой я никогда не стану. И в конце концов увидеть, как ты свяжешь свою жизнь с другим, лучшим человеком.
Он обеими руками пригладил мокрые волосы и глубоко вздохнул.
– Я понимаю, почему ты отвергла мое предложение. Я обидел тебя так, что мне нет прощения. Но я не смогу вынести фарс, в который превратится моя жизнь, если я останусь здесь, с тобой. Мир широк, достаточно широк для того, чтобы человек мог в нем затеряться. Если я поищу хорошенько, то смогу найти такое место, где обрету подобие покоя и забуду о том, что люблю тебя.
Рина пыталась вдохнуть и наконец ей удалось выговорить сдавленным голосом:
– Ты… любишь меня?
– И всегда любил. Но я знаю, ты не испытываешь ко мне того же чувства, и не стану пытаться изменить…
Речь Эдуарда внезапно оборвалась, потому что Рина, обхватив руками его шею, закрыла ему рот поцелуем.
Глава 26
«Это сон», – подумал Эдуард. Сны о ней мучили его с той первой ночи в конюшне. От видений он мгновенно просыпался, плоть его была напряжена, и все в нем горело от жажды снова вернуться в обжигающий рай ее объятий.
Но горячие медовые губы, прильнувшие к его рту, были настоящими. Пышные формы под его ладонями были настоящими. Страстное желание, охватившее его, заставило почувствовать себя живым. Впервые это случилось после той ночи с ней. Застонав, он впился в ее губы, забыв обо всем в сладком безумии ее ласки. «Господь милосердный, если это сон, позволь мне никогда не просыпаться».
Но когда она попыталась расстегнуть его плащ и, потерпев неудачу, произнесла неподобающие леди слова, он понял: это не сон. Это женщина, которую он обесчестил и которую любит. Он не опозорит ее снова. Стиснув зубы, Эдуард заставил себя отодвинуть ее на расстояние вытянутой руки.
– Ты не можешь… хотеть этого. Ты меня не любишь. Я это знаю и уже смирился.
Ее губы изогнулись в колдовской улыбке.
– Нет, я тебя люблю. Я всегда любила тебя. Даже когда думала, что ты – отец ребенка Клары. Даже когда ты сказал, что моя любовь ничего для тебя не значит…
– Она для меня – все, – признался Эдуард. – Но я боялся в это поверить. И из-за своей боязни причинял тебе боль. – Он нежно погладил кончиками пальцев ее щеку, – Я все еще вижу эту боль в твоих глазах.
– Так прогони ее, – выдохнула Рина. На ее глазах блестели слезы. – Только ты можешь это сделать, Эдуард. Только ты… – Она умолкла, потому что он прильнул к ее губам страстным поцелуем.
Их обоих сжигал священный огонь в предчувствии блаженства. Они выбрались из одежды, рассмеялись, когда он оторвал рукав ее платья, и еще раз, когда она с размаху села на пол, пытаясь стянуть с него сапоги. Эдуард подумал, что они никогда не смеялись вместе, и удовольствие от этого было столь же эротичным, как от прикосновений ее смелых рук и ее мягких, сладких губ. Они смеялись, путались в одежде и ласкали друг друга до тех пор, пока оба не остались нагими – она лежала под ним на ковре у камина, утопая в массе своих волос.
От ее красоты у него захватило дух. Отблески огня играли на пышных изгибах и впадинах ее тела, подобно опытному любовнику. Его жадный взор скользил по ее телу, он наслаждался видом ее грудей, ее пышных бедер, мягкого пушка рыжих волос, оттеняющих треугольник между бедрами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Я вовсе не добродетельная, – выпалила Рина. – Кроме того, у Сары дочь. И я знаю, что она не от тебя!
Кочерга Эдуарда со стуком упала на ковер.
– Ты… знаешь?
Рина прерывисто вздохнула и кивнула:
– Я… должна была верить тебе с самого начала. Это бессовестно с моей стороны, что я поверила самому плохому, без всяких доказательств. Совершенно…
– Пруденс, – тихо проговорил он.
– Совершенно бессовестно, – продолжала она, и слова раскаяния полились потоком: – Ты был прав, когда сравнивал меня с Изабеллой. Только мой проступок еще хуже, ведь она не была здесь, с тобой все время, а я была, и мне следовало знать, что ты никогда не поступил бы так подло с такой бедной…
– Пруденс.
– …девушкой, как Клара. Ты никогда бы не воспользовался своей властью таким предосудительным образом, никогда. В глубине души я знала, что ты не мог… это только мое глупое сердце говорило мне обратное. И из-за этого я сделала тебе больно, и мне очень жаль, потому что я скорее бы умерла, чем…
– Пруденс!
Его громкий голос заставил Рину замолчать. Она посмотрела в его глаза – изменчивые, как море. От него пахло грозой. Дождевые капли блестели в темных волосах, улегшись на них подобно царской короне. Она облизнула вдруг пересохшие губы.
– Мне очень жаль, Эдуард, – прошептала она. – Я не должна была сомневаться в тебе.
– У тебя было множество причин для этого, – ответил он, протянул руку и вытер с ее щек слезы, которых она не замечала. – Ты самая взбалмошная из всех женщин.
Рина заморгала и несколько неизящно шмыгнула носом.
– Я знаю. Я и сама запуталась.
Эдуард рассеянно провел огрубевшим большим пальцем по ее щеке. Слишком поздно Рина осознала, что ей от их последней встречи нужно было куда больше, чем увидеть его лицо и услышать его голос. Ей хотелось, чтобы он ее поцеловал. Не важно, что он ее не любит. Не важно, что считает ее «прискорбной ошибкой». Она для него – ничто, но это тоже не важно. Ей нужно в последний раз почувствовать его губы. Рина с трудом перевела дух, потянулась к его губам, и…
Он отступил назад.
Сжав руки за спиной, граф подошел к камину. Стоя к ней спиной, он продолжал:
– Завтра я уеду по делам в Труро. Когда я их закончу, я… не вернусь в Рейвенехолд.
Сабрина удивленно заморгала.
– Ты не можешь покинуть Рейвенсхолд. Это твой дом.
– Был когда-то. Но сейчас… – Он потер глаза. – Всем в Рейвенсхолде будет лучше без меня.
– Это неправда, – возразила она, подошла и встала рядом с ним у камина. Он казался таким потерянным, как в тот день, когда они разговаривали в детской. Сердце перевернулось у нее в груди. – Эдуард, ты не можешь покинуть Рейвенсхолд. Бабушка и сестра тебя любят. Твоим детям…
– …будет без меня лучше, – мрачно закончил он. – Кажется, мой удел в жизни приносить несчастье тем, кто для меня дороже всего. Моей жене. Моим детям. Тебе.
Рина ухватилась за каминную полку. Неужели он назвал ее «дорогой»? Должно быть, она неверно расслышала его слова, заглушённые треском дров. Ведь она для него всего лишь досадная ошибка.
– Я знаю, ты считаешь, что у тебя передо мной есть обязательства, но…
Ее прервал его горький смех.
– Я считаю, что очень обязан тебе. Но это обязательство не распространяется на то, чтобы видеть тебя изо дня в день, обращаться к тебе с вежливой учтивостью, словно мы лишь посторонние люди. Смотреть, как ты живешь своей жизнью, жизнью, частью которой я никогда не стану. И в конце концов увидеть, как ты свяжешь свою жизнь с другим, лучшим человеком.
Он обеими руками пригладил мокрые волосы и глубоко вздохнул.
– Я понимаю, почему ты отвергла мое предложение. Я обидел тебя так, что мне нет прощения. Но я не смогу вынести фарс, в который превратится моя жизнь, если я останусь здесь, с тобой. Мир широк, достаточно широк для того, чтобы человек мог в нем затеряться. Если я поищу хорошенько, то смогу найти такое место, где обрету подобие покоя и забуду о том, что люблю тебя.
Рина пыталась вдохнуть и наконец ей удалось выговорить сдавленным голосом:
– Ты… любишь меня?
– И всегда любил. Но я знаю, ты не испытываешь ко мне того же чувства, и не стану пытаться изменить…
Речь Эдуарда внезапно оборвалась, потому что Рина, обхватив руками его шею, закрыла ему рот поцелуем.
Глава 26
«Это сон», – подумал Эдуард. Сны о ней мучили его с той первой ночи в конюшне. От видений он мгновенно просыпался, плоть его была напряжена, и все в нем горело от жажды снова вернуться в обжигающий рай ее объятий.
Но горячие медовые губы, прильнувшие к его рту, были настоящими. Пышные формы под его ладонями были настоящими. Страстное желание, охватившее его, заставило почувствовать себя живым. Впервые это случилось после той ночи с ней. Застонав, он впился в ее губы, забыв обо всем в сладком безумии ее ласки. «Господь милосердный, если это сон, позволь мне никогда не просыпаться».
Но когда она попыталась расстегнуть его плащ и, потерпев неудачу, произнесла неподобающие леди слова, он понял: это не сон. Это женщина, которую он обесчестил и которую любит. Он не опозорит ее снова. Стиснув зубы, Эдуард заставил себя отодвинуть ее на расстояние вытянутой руки.
– Ты не можешь… хотеть этого. Ты меня не любишь. Я это знаю и уже смирился.
Ее губы изогнулись в колдовской улыбке.
– Нет, я тебя люблю. Я всегда любила тебя. Даже когда думала, что ты – отец ребенка Клары. Даже когда ты сказал, что моя любовь ничего для тебя не значит…
– Она для меня – все, – признался Эдуард. – Но я боялся в это поверить. И из-за своей боязни причинял тебе боль. – Он нежно погладил кончиками пальцев ее щеку, – Я все еще вижу эту боль в твоих глазах.
– Так прогони ее, – выдохнула Рина. На ее глазах блестели слезы. – Только ты можешь это сделать, Эдуард. Только ты… – Она умолкла, потому что он прильнул к ее губам страстным поцелуем.
Их обоих сжигал священный огонь в предчувствии блаженства. Они выбрались из одежды, рассмеялись, когда он оторвал рукав ее платья, и еще раз, когда она с размаху села на пол, пытаясь стянуть с него сапоги. Эдуард подумал, что они никогда не смеялись вместе, и удовольствие от этого было столь же эротичным, как от прикосновений ее смелых рук и ее мягких, сладких губ. Они смеялись, путались в одежде и ласкали друг друга до тех пор, пока оба не остались нагими – она лежала под ним на ковре у камина, утопая в массе своих волос.
От ее красоты у него захватило дух. Отблески огня играли на пышных изгибах и впадинах ее тела, подобно опытному любовнику. Его жадный взор скользил по ее телу, он наслаждался видом ее грудей, ее пышных бедер, мягкого пушка рыжих волос, оттеняющих треугольник между бедрами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72