Лимузины, вечеринки, шампанское, красивая жизнь, задушевный разговор с обаятельным и обходительным французом, любимцем женщин всей Европы, – что может быть прекраснее? Всего-то неделю назад я была одинока и плыла по течению: проснулась, сходила на работу, купила туфли, вернулась домой, повидалась с подругами – и все. Теперь же передо мной открываются новые горизонты я занимаюсь интересными вещами и, осмелюсь сказать, благодаря Дидье сумела почувствовать себя новой женщиной, живой и привлекательной. Кстати, вы не заметили, у меня, случайно, ноги не удлинились? Или, может быть, тыл стал крепеньким, как у Кайли, нет? Это я так, на всякий случай интересуюсь.
Мы едим прекрасные бифштексы с восхитительным соусом, украшенные прекрасными цветами и поданные с чудесными овощами (смею вас заверить, только в первоклассных ресторанах умеют подать морковь так, что слюнки текут). Следом – лимонный шербет, шоколадный шербет, пирожные и тающие во рту печенья под бренди с домашним шоколадом, после – кофе и аперитив. (Или его подают перед едой? Так за всю жизнь и не запомнила.) Короче говоря, когда сменилось блюд пятьдесят, мы выпили что-то крепкое, и я, наконец, отвалилась на бархатную спинку отделанного слоновой костью уголка, как обкормленная гусыня. Сижу, разомлев от еды и выпивки, откуда-то доносится ненавязчивая музыка. Кажется, расслабляться уже некуда – так недолго и горизонтальную позицию принять (надеюсь, вслух я этого не сказала).
– Тебе понравилась еда? – интересуется Дидье, придвигаясь ближе.
– Здорово, наелась до отвала.
Он с улыбкой поднимает бокал темно-красного вина.
– Мой дедушка был виноделом, – говорит Дидье, неторопливо обводя пальцем хрустальный ободок.
Слежу за его движением, не в силах отвести глаз, и вдруг понимаю, что так же плавно обвожу языком губы. Девчонки, прошу извинить, если кому гормонов не хватило – похоже, я употребила все.
– Он сам мял виноград, – расплываюсь в широкой улыбке, – топтал?
– Ну что ты, cherie, подозреваю, на то у него была специальная машина; зато он сам собирал грозди. Выращивал их и лелеял собственными руками.
Если руки деда хоть отдаленно напоминали руки Дидье, не сомневаюсь: вино получалось отменным.
– Не выпьешь со мной бокальчик vin rouge?
– Спасибо, Дидье, только мне, кажется, хватит. Уже ног не чувствую. – «Или близость к тебе такой эффект возымела». – Я не большая охотница по части выпивки.
– Ты вообще небольшая, – смеется он, – petite.
Прелестно. Невысокая – еще куда ни шло, зато в остальном… Он что, моих ляжек не заметил?
Дидье подносит бокал ко рту (о, эти губы) и неторопливо, с ленцой отпивает, не отводя от меня пристального взгляда. А я, закусив губу, воображаю, как красная жидкость нежно ласкает его рот и перетекает по горлу в упругий живот. Он сглатывает, и я сглатываю; по телу пробегает дрожь.
– Отменное вино, – кивает он. – Какой букет! Слива и ягоды с легким ароматом дуба. Безупречно.
Его колено как бы невзначай касается под столом моей ноги: яичники моментально пробуждаются к действию. Он подается ко мне, наши плечи соприкоснулись, от него исходит упоительный аромат – терпкий и вяжущий, совсем как вино, которое Дидье только что пил, и я жадно втягиваю его в себя, стараясь заполнить легкие. Безупречно сложенное тело моего спутника теперь находится в опасной близости – я за себя не ручаюсь. От него исходит буквально осязаемое тепло, жар, проникающий под одежду. Надо бы отодвинуться, сбежать куда-нибудь – хоть в туалет, попросить счет у официанта, любыми способами остановить это, но я не в силах: парю над землей, как эфирное создание, как ангел.
– Ты должна непременно попробовать это вино, – нежно шепчет он, протягивая мне бокал.
– Хорошо, – натянуто улыбаюсь я, – выпью глоточек, если оно и вправду того стоит.
Не успеваю я коснуться пальцами ножки бокала – Дидье отводит его от меня и подносит к своим губам; они – влажные, дразнящие – размыкаются, и хрустальный ободок исчезает меж них. Верхняя губа, орошенная дурманящим нектаром, блестит в тусклом свете. Я не в силах отвести глаз. Мой спутник опускает бокал, а я все смотрю как зачарованная на его губы: он сглатывает, и в обворожительной улыбке обнажаются белоснежные зубы. Принимаю хрустальный сосуд, а рука дрожит, точно в рукаве спрятан вибратор; подношу вино ко рту, и меня захлестывает пьянящая мысль: то самое драгоценное стекло, которое всего несколько секунд назад ласкали губы восхитительного мужчины, теперь касается моих – будто мы соприкоснулись. Теплое, с крепким букетом, вино согревает мое горло, но я слишком взволнована, чтобы чувствовать вкус. Почему этот миг так напряжен? И зачем так нестерпимо ноют губы, жаждущие поцелуя?
Надо бы уйти, пока истома не подавила мою волю. Это неправильно. Я не должна здесь находиться. Теперь Дидье Лафит подносит к своим губам руку, которая как две капли воды похожа на мою и связана с моим телом, хотя просто не может мне принадлежать. В конце концов, я бы не позволила постороннему мужчине целовать свои пальцы – не далась бы без боя. Никогда бы не разрешила ему орошать их своим языком и забирать в рот, нежно, по одному, покрывая страстными поцелуями. И уж точно я не замерла бы на месте, когда этот мужчина опустил руку на мое колено и, приподняв шелковую юбку, стал ласкать голую кожу на внутренней стороне бедра, го прикосновения способны всколыхнуть землю до самой Индии. Я – Энджел Найтс, хорошая ученица, исполнительный работник, верная подруга и во всех отношениях положительная девушка; я не позволяю себе делать то, чем занимается эта девица за нашим столиком посреди переполненного посетителями ресторана. Не я ли сегодня заверила Тирона, что никогда не обману свою половину? Не он ли подтвердил, что я слишком хорошая, чтобы так гадко поступить? И не я ли мысленно осуждала дворовые похождения невестки Глэдис и ее мужа? Я другая – не такая, как они.
Кто эта женщина, и почему она тает под ласками совершенно чужого ей человека? Его рука поднимается выше, и до меня, словно издалека, доносится чей-то стон. Он целует ладонь ее руки, с наслаждением вдыхая аромат ее духов – тех самых, в блестящем красном пузырьке, которые подарил ей ее избранник. Дидье склоняется через край стола, и она следует его примеру, страстно желая слиться с ним воедино. Эта девушка закрывает глаза, когда он кладет ладонь на ее подбородок и нежно проводит пальцем по щеке.
– Ты воистину красивая женщина, – выдыхает он, почти касаясь губами мочки ее уха. – T'est vraiment belle.
– Спасибо, – слышу я тихий голос.
Просто «спасибо». Она даже не сомневается: «Правда?» или «У меня все в порядке с одеждой?». Сегодня она прекрасна и ни в чем не сомневается, больше всего на свете желая отдаться своему позыву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Мы едим прекрасные бифштексы с восхитительным соусом, украшенные прекрасными цветами и поданные с чудесными овощами (смею вас заверить, только в первоклассных ресторанах умеют подать морковь так, что слюнки текут). Следом – лимонный шербет, шоколадный шербет, пирожные и тающие во рту печенья под бренди с домашним шоколадом, после – кофе и аперитив. (Или его подают перед едой? Так за всю жизнь и не запомнила.) Короче говоря, когда сменилось блюд пятьдесят, мы выпили что-то крепкое, и я, наконец, отвалилась на бархатную спинку отделанного слоновой костью уголка, как обкормленная гусыня. Сижу, разомлев от еды и выпивки, откуда-то доносится ненавязчивая музыка. Кажется, расслабляться уже некуда – так недолго и горизонтальную позицию принять (надеюсь, вслух я этого не сказала).
– Тебе понравилась еда? – интересуется Дидье, придвигаясь ближе.
– Здорово, наелась до отвала.
Он с улыбкой поднимает бокал темно-красного вина.
– Мой дедушка был виноделом, – говорит Дидье, неторопливо обводя пальцем хрустальный ободок.
Слежу за его движением, не в силах отвести глаз, и вдруг понимаю, что так же плавно обвожу языком губы. Девчонки, прошу извинить, если кому гормонов не хватило – похоже, я употребила все.
– Он сам мял виноград, – расплываюсь в широкой улыбке, – топтал?
– Ну что ты, cherie, подозреваю, на то у него была специальная машина; зато он сам собирал грозди. Выращивал их и лелеял собственными руками.
Если руки деда хоть отдаленно напоминали руки Дидье, не сомневаюсь: вино получалось отменным.
– Не выпьешь со мной бокальчик vin rouge?
– Спасибо, Дидье, только мне, кажется, хватит. Уже ног не чувствую. – «Или близость к тебе такой эффект возымела». – Я не большая охотница по части выпивки.
– Ты вообще небольшая, – смеется он, – petite.
Прелестно. Невысокая – еще куда ни шло, зато в остальном… Он что, моих ляжек не заметил?
Дидье подносит бокал ко рту (о, эти губы) и неторопливо, с ленцой отпивает, не отводя от меня пристального взгляда. А я, закусив губу, воображаю, как красная жидкость нежно ласкает его рот и перетекает по горлу в упругий живот. Он сглатывает, и я сглатываю; по телу пробегает дрожь.
– Отменное вино, – кивает он. – Какой букет! Слива и ягоды с легким ароматом дуба. Безупречно.
Его колено как бы невзначай касается под столом моей ноги: яичники моментально пробуждаются к действию. Он подается ко мне, наши плечи соприкоснулись, от него исходит упоительный аромат – терпкий и вяжущий, совсем как вино, которое Дидье только что пил, и я жадно втягиваю его в себя, стараясь заполнить легкие. Безупречно сложенное тело моего спутника теперь находится в опасной близости – я за себя не ручаюсь. От него исходит буквально осязаемое тепло, жар, проникающий под одежду. Надо бы отодвинуться, сбежать куда-нибудь – хоть в туалет, попросить счет у официанта, любыми способами остановить это, но я не в силах: парю над землей, как эфирное создание, как ангел.
– Ты должна непременно попробовать это вино, – нежно шепчет он, протягивая мне бокал.
– Хорошо, – натянуто улыбаюсь я, – выпью глоточек, если оно и вправду того стоит.
Не успеваю я коснуться пальцами ножки бокала – Дидье отводит его от меня и подносит к своим губам; они – влажные, дразнящие – размыкаются, и хрустальный ободок исчезает меж них. Верхняя губа, орошенная дурманящим нектаром, блестит в тусклом свете. Я не в силах отвести глаз. Мой спутник опускает бокал, а я все смотрю как зачарованная на его губы: он сглатывает, и в обворожительной улыбке обнажаются белоснежные зубы. Принимаю хрустальный сосуд, а рука дрожит, точно в рукаве спрятан вибратор; подношу вино ко рту, и меня захлестывает пьянящая мысль: то самое драгоценное стекло, которое всего несколько секунд назад ласкали губы восхитительного мужчины, теперь касается моих – будто мы соприкоснулись. Теплое, с крепким букетом, вино согревает мое горло, но я слишком взволнована, чтобы чувствовать вкус. Почему этот миг так напряжен? И зачем так нестерпимо ноют губы, жаждущие поцелуя?
Надо бы уйти, пока истома не подавила мою волю. Это неправильно. Я не должна здесь находиться. Теперь Дидье Лафит подносит к своим губам руку, которая как две капли воды похожа на мою и связана с моим телом, хотя просто не может мне принадлежать. В конце концов, я бы не позволила постороннему мужчине целовать свои пальцы – не далась бы без боя. Никогда бы не разрешила ему орошать их своим языком и забирать в рот, нежно, по одному, покрывая страстными поцелуями. И уж точно я не замерла бы на месте, когда этот мужчина опустил руку на мое колено и, приподняв шелковую юбку, стал ласкать голую кожу на внутренней стороне бедра, го прикосновения способны всколыхнуть землю до самой Индии. Я – Энджел Найтс, хорошая ученица, исполнительный работник, верная подруга и во всех отношениях положительная девушка; я не позволяю себе делать то, чем занимается эта девица за нашим столиком посреди переполненного посетителями ресторана. Не я ли сегодня заверила Тирона, что никогда не обману свою половину? Не он ли подтвердил, что я слишком хорошая, чтобы так гадко поступить? И не я ли мысленно осуждала дворовые похождения невестки Глэдис и ее мужа? Я другая – не такая, как они.
Кто эта женщина, и почему она тает под ласками совершенно чужого ей человека? Его рука поднимается выше, и до меня, словно издалека, доносится чей-то стон. Он целует ладонь ее руки, с наслаждением вдыхая аромат ее духов – тех самых, в блестящем красном пузырьке, которые подарил ей ее избранник. Дидье склоняется через край стола, и она следует его примеру, страстно желая слиться с ним воедино. Эта девушка закрывает глаза, когда он кладет ладонь на ее подбородок и нежно проводит пальцем по щеке.
– Ты воистину красивая женщина, – выдыхает он, почти касаясь губами мочки ее уха. – T'est vraiment belle.
– Спасибо, – слышу я тихий голос.
Просто «спасибо». Она даже не сомневается: «Правда?» или «У меня все в порядке с одеждой?». Сегодня она прекрасна и ни в чем не сомневается, больше всего на свете желая отдаться своему позыву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98