Мы как раз недавно купили лодку для глубоководной ловли и… – Боюсь, для меня это слишком дорого, – пробормотал Патрик.
– Вовсе нет, ты бы удивился. Конечно, все эти клубные мероприятия выглядят довольно глупо. Что меня привлекает, так это теннис. К тому же там можно познакомиться с интересными людьми.
– Большое спасибо, но лучше сначала решить вопрос с работой, тогда…
– Я сделаю все, что смогу, Патрик. Я скучаю по сыну… ты можешь заменить мне его в этом году. А когда он вернется, вы будете у меня оба.
Я сужу слишком предвзято, думал Патрик, возвращаясь домой. У Мибейна есть свои слабости, а у кого их нет? Он должен быть благодарен этому человеку за его дружбу. И он действительно был благодарен. В то же время, доктор был маленьким человеком. Как и его дом, он словно стал меньше, в то время как Патрик вырос. Он помнил их обоих – дом и человека – большими и внушительными. Ничего этого не осталось.
* * *
Вот уже три месяца как он поселился в Галли, деревушке, прилепившейся к склону горы над морем. Он обосновался в убогом, состоящем из одной комнаты домике на сваях. Его ученики жили точно в таких же. Иногда, готовясь при свете керосиновой лампы к завтрашним занятиям, он вдруг испытывал прилив гордости за себя, за то, что он совершает такое нужное дело, и тут же гнал эту мысль, называя ее отвратительной, неверной и самодовольной. Тем не менее он все еще пребывал в восторженном состоянии духа, поскольку именно он стал первым, кто приоткрыл мир этим любознательным детишкам. Он ощущал себя великим экспериментатором, миссионером, прибывшим – и это было верно – из-за границы.
Как-то в субботу он отправился в Коувтаун за покупками, выпил пива, поискал отца Бейкера, но того не было, подумал о том, как хорошо будет, когда вернется Николас, побродил по улицам и очутился на дальней стороне гавани в районе, называемом Пайн-хилл.
Без сомнения, когда-то склон горы был покрыт соснами; сейчас здесь теснились домики с плоскими крышами, забор вокруг каждого из них ограничивал зацементированный квадратик земли, сходивший за двор, картину дополняли непременный бугенвиль и какое-нибудь средство передвижения под навесом – «Форд», легкий грузовик или «Хонда». Процветание соседа определялось по степени изношенности его имущества и свежести краски.
Внезапно Патрик вспомнил о Клэренсе Портере. Он двинулся вперед, разыскивая табличку с его именем. Дом Портера ничем не отличался от окружающих его за исключением травы перед домом, ярко-синих занавесок на окнах и горшков с цветами на крыльце.
– Вы помните меня? – спросил Патрик. – Вы сказали, что я могу зайти поговорить.
– Конечно, конечно! Заходите. Берите стул. Вы хотите поговорить о чем-то определенном?
– Сказать по правде, нет. Кажется, я просто чувствую себя немного одиноко. Хочется поговорить с кем-нибудь старшим.
– Верно, вы же теперь все время с детьми. Берите пиво.
– Спасибо, я только что выпил в городе.
– Выпейте еще.
Портер принес бутылку. Патрик начал разговор с общепринятой фразы.
– У вас очень милый дом.
– Я построил его сам. Даже два. Тот желтый в конце улицы тоже мой. Я его сдаю. Отсюда открывается красивый вид, здесь хороший воздух, как на Лайбрери-хилл, только стоит вдвое дешевле.
Патрик отметил, что так и есть. Далеко внизу лодки казались точками на глади бухты, а деловой центр Коувтауна выглядел скоплением белых крыш. Он даже не сознавал, как высоко забрался.
– Моей жене очень нравилось здесь, наверху. Она умерла. Я живу с дочерью Диззи. Ее полное имя Дезире, но я зову ее Диззи, хотя она этого терпеть не может, – Портер усмехнулся. – Она работает у Да Куньи, продает вещи, которые не может позволить себе купить. Может, вы ее видели – очень высокая, почти как вы, длинные волосы.
– Я не бываю у Да Куньи. Я тоже не могу себе этого позволить.
– Да уж конечно! – Портер снова усмехнулся. Он чиркнул спичкой, раскурил трубку и откинулся на стуле. – Так! Значит, доктор Мибейн нашел для вас, что вы хотели.
– Да. И я ценю это.
– Несмотря на то, что вы о нем думаете? Прямой, откровенный вопрос привел его в замешательство.
– Ну, я знаю его с тех пор как мне было тринадцать. Меня всегда хорошо принимали в его доме. Вы знаете, я вырос в поселке Свит-Эппл; у моей мамы там был маленький магазин, и сейчас есть. Доктор Мибейн был очень добр ко мне…
– Конечно, был! Посмотрите на себя! Цвет кожи, я имею в виду. Он предлагал вам стать членом загородного клуба?
– Да. Хотя я и не собираюсь.
– Моя дочь не может попасть в этот клуб. Она слишком темная.
Наступило молчание. Чувство обиды было осязаемым. И Патрик мягко сказал:
– Возможно, она и не хочет.
– Забавно, но ей бы очень хотелось. Это так же, как она покупает, с удовольствием, побрякушки в магазине Да Куньи. Но это естественно. Женщины любят вещи. А мне так просто все равно, – он наклонился вперед и выбил трубку о ступеньку крыльца. – Это все идет от белых мужчин и их любовниц! Эти светлокожие любят думать, что они происходят от европейской аристократии. Они не хотят даже думать об Африке. Работа в учреждении, воротничок и галстук, приглашения в правительственный дом – они покупаются на это. И все это сделало британское Министерство колоний!
– Конечно, – начал Патрик, но Портер не собирался останавливаться.
– Вы знаете, сколько у так называемого высшего слоя темнокожей части общества было рабов? И они были жестокими хозяевами, большинство из них. Такими же жестокими, как белые. Они научились управлять рабами как следует, поверьте мне. Все это было еще в двадцатых годах этого века… Послушайте. Я помню одного белого, англичанина, который приехал сюда от компании, чтобы сделать уличное освещение. Он был специалистом, серьезный рыжий парень. Он завел дружбу с черными, с рабочим классом, произнес несколько речей. Достаточно безобидный. Однажды ночью какая-то шайка избила его. После этого от него быстро избавились, отправили назад в Англию. И кто, вы думаете, радовался больше всех, кто стоял за этим?
– Землевладельцы, естественно?
– Конечно, землевладельцы, могущественные семьи, люди, подобные старому Верджилу Фрэнсису. Но только не думайте, что Мибейн и его окружение остались в стороне. Они тоже имеют свой интерес: чем ниже заработная плата, тем больше остается в их карманах.
– Но сейчас пятьдесят девятый год, – с сомнением произнес Патрик, – люди стали думать по-другому. Я знаю, что Николас Мибейн не похож на своего отца, если он такой, как вы говорите.
Портер некоторое время смотрел на него.
– Надеюсь, вы правы. Не знаю. Я что-то распалился. Я не очень-то тактичен, а?
– Не очень, – засмеялся Патрик. Горячность Портера была тем не менее интересной.
– Это все мой язык. Я – самоучка. Читал все подряд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
– Вовсе нет, ты бы удивился. Конечно, все эти клубные мероприятия выглядят довольно глупо. Что меня привлекает, так это теннис. К тому же там можно познакомиться с интересными людьми.
– Большое спасибо, но лучше сначала решить вопрос с работой, тогда…
– Я сделаю все, что смогу, Патрик. Я скучаю по сыну… ты можешь заменить мне его в этом году. А когда он вернется, вы будете у меня оба.
Я сужу слишком предвзято, думал Патрик, возвращаясь домой. У Мибейна есть свои слабости, а у кого их нет? Он должен быть благодарен этому человеку за его дружбу. И он действительно был благодарен. В то же время, доктор был маленьким человеком. Как и его дом, он словно стал меньше, в то время как Патрик вырос. Он помнил их обоих – дом и человека – большими и внушительными. Ничего этого не осталось.
* * *
Вот уже три месяца как он поселился в Галли, деревушке, прилепившейся к склону горы над морем. Он обосновался в убогом, состоящем из одной комнаты домике на сваях. Его ученики жили точно в таких же. Иногда, готовясь при свете керосиновой лампы к завтрашним занятиям, он вдруг испытывал прилив гордости за себя, за то, что он совершает такое нужное дело, и тут же гнал эту мысль, называя ее отвратительной, неверной и самодовольной. Тем не менее он все еще пребывал в восторженном состоянии духа, поскольку именно он стал первым, кто приоткрыл мир этим любознательным детишкам. Он ощущал себя великим экспериментатором, миссионером, прибывшим – и это было верно – из-за границы.
Как-то в субботу он отправился в Коувтаун за покупками, выпил пива, поискал отца Бейкера, но того не было, подумал о том, как хорошо будет, когда вернется Николас, побродил по улицам и очутился на дальней стороне гавани в районе, называемом Пайн-хилл.
Без сомнения, когда-то склон горы был покрыт соснами; сейчас здесь теснились домики с плоскими крышами, забор вокруг каждого из них ограничивал зацементированный квадратик земли, сходивший за двор, картину дополняли непременный бугенвиль и какое-нибудь средство передвижения под навесом – «Форд», легкий грузовик или «Хонда». Процветание соседа определялось по степени изношенности его имущества и свежести краски.
Внезапно Патрик вспомнил о Клэренсе Портере. Он двинулся вперед, разыскивая табличку с его именем. Дом Портера ничем не отличался от окружающих его за исключением травы перед домом, ярко-синих занавесок на окнах и горшков с цветами на крыльце.
– Вы помните меня? – спросил Патрик. – Вы сказали, что я могу зайти поговорить.
– Конечно, конечно! Заходите. Берите стул. Вы хотите поговорить о чем-то определенном?
– Сказать по правде, нет. Кажется, я просто чувствую себя немного одиноко. Хочется поговорить с кем-нибудь старшим.
– Верно, вы же теперь все время с детьми. Берите пиво.
– Спасибо, я только что выпил в городе.
– Выпейте еще.
Портер принес бутылку. Патрик начал разговор с общепринятой фразы.
– У вас очень милый дом.
– Я построил его сам. Даже два. Тот желтый в конце улицы тоже мой. Я его сдаю. Отсюда открывается красивый вид, здесь хороший воздух, как на Лайбрери-хилл, только стоит вдвое дешевле.
Патрик отметил, что так и есть. Далеко внизу лодки казались точками на глади бухты, а деловой центр Коувтауна выглядел скоплением белых крыш. Он даже не сознавал, как высоко забрался.
– Моей жене очень нравилось здесь, наверху. Она умерла. Я живу с дочерью Диззи. Ее полное имя Дезире, но я зову ее Диззи, хотя она этого терпеть не может, – Портер усмехнулся. – Она работает у Да Куньи, продает вещи, которые не может позволить себе купить. Может, вы ее видели – очень высокая, почти как вы, длинные волосы.
– Я не бываю у Да Куньи. Я тоже не могу себе этого позволить.
– Да уж конечно! – Портер снова усмехнулся. Он чиркнул спичкой, раскурил трубку и откинулся на стуле. – Так! Значит, доктор Мибейн нашел для вас, что вы хотели.
– Да. И я ценю это.
– Несмотря на то, что вы о нем думаете? Прямой, откровенный вопрос привел его в замешательство.
– Ну, я знаю его с тех пор как мне было тринадцать. Меня всегда хорошо принимали в его доме. Вы знаете, я вырос в поселке Свит-Эппл; у моей мамы там был маленький магазин, и сейчас есть. Доктор Мибейн был очень добр ко мне…
– Конечно, был! Посмотрите на себя! Цвет кожи, я имею в виду. Он предлагал вам стать членом загородного клуба?
– Да. Хотя я и не собираюсь.
– Моя дочь не может попасть в этот клуб. Она слишком темная.
Наступило молчание. Чувство обиды было осязаемым. И Патрик мягко сказал:
– Возможно, она и не хочет.
– Забавно, но ей бы очень хотелось. Это так же, как она покупает, с удовольствием, побрякушки в магазине Да Куньи. Но это естественно. Женщины любят вещи. А мне так просто все равно, – он наклонился вперед и выбил трубку о ступеньку крыльца. – Это все идет от белых мужчин и их любовниц! Эти светлокожие любят думать, что они происходят от европейской аристократии. Они не хотят даже думать об Африке. Работа в учреждении, воротничок и галстук, приглашения в правительственный дом – они покупаются на это. И все это сделало британское Министерство колоний!
– Конечно, – начал Патрик, но Портер не собирался останавливаться.
– Вы знаете, сколько у так называемого высшего слоя темнокожей части общества было рабов? И они были жестокими хозяевами, большинство из них. Такими же жестокими, как белые. Они научились управлять рабами как следует, поверьте мне. Все это было еще в двадцатых годах этого века… Послушайте. Я помню одного белого, англичанина, который приехал сюда от компании, чтобы сделать уличное освещение. Он был специалистом, серьезный рыжий парень. Он завел дружбу с черными, с рабочим классом, произнес несколько речей. Достаточно безобидный. Однажды ночью какая-то шайка избила его. После этого от него быстро избавились, отправили назад в Англию. И кто, вы думаете, радовался больше всех, кто стоял за этим?
– Землевладельцы, естественно?
– Конечно, землевладельцы, могущественные семьи, люди, подобные старому Верджилу Фрэнсису. Но только не думайте, что Мибейн и его окружение остались в стороне. Они тоже имеют свой интерес: чем ниже заработная плата, тем больше остается в их карманах.
– Но сейчас пятьдесят девятый год, – с сомнением произнес Патрик, – люди стали думать по-другому. Я знаю, что Николас Мибейн не похож на своего отца, если он такой, как вы говорите.
Портер некоторое время смотрел на него.
– Надеюсь, вы правы. Не знаю. Я что-то распалился. Я не очень-то тактичен, а?
– Не очень, – засмеялся Патрик. Горячность Портера была тем не менее интересной.
– Это все мой язык. Я – самоучка. Читал все подряд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117