это был тот самый деятель партии ляудининков, который на памятном митинге сменил его на трибуне. Перед Бумбелявичюсом раскрылась бездна. «Он же все слышал, что я говорил о ляудининках! Он, конечно, дружок министра! Он обо всем расскажет ему, и моей карьере крышка!» Неожиданная встреча была для Бумбелявичюса более чем неприятной. Он всеми фибрами души возжелал, чтобы разверзлась, если не земля, то хотя бы дверь клозета, надеясь шмыгнуть туда, запереться и выжидать столько, сколько потребует ситуация. Но, к его счастью, раскрылась другая дверь – ведущая в кабинет министра, и субъект, которого он больше всего боялся, исчез за таинственным, отшлифованным взглядами посетителей, порогом.
– Господин Пискорскис, – растерянно промямлил Бумбелявичюс. – Я вспомнил про одну мелочь… Мне до зарезу нужно быть сейчас в одной фирме… Я, наверно, задержусь там… Не могли бы вы вручить поздравление без меня?… Я считаю, что мое присутствие вовсе не обязательно. Вручите, отвесите поклон и уйдете. Ну так до свиданья!
Не успел Пискорскис прийти в себя, как Бумба-Бумбелявичюс скатился по лестнице и скрылся. Первый помощник смекнул, что Бумбелявичюс исчез неспроста, что он, плут, ловчит. Пискорскису встреча с министром тоже не обещала ничего отрадного. Его передергивало от мысли, что придется кланяться, угождать, улыбаться, когда на душе кошки скребут. Бр-р-р! – пробрала его дрожь. Он внимательно посмотрел на машинистку и решил, что осторожность никогда не повредит и что в конце концов с этой миссией вполне справятся младшие чины инспекции. Кому как не им вручать адрес? Это ведь так демократично! Министра приветствует низшее сословие! Превосходно!
– Знаете что?! Мне кажется, придется еще долго ждать. Видите, какая очередь?… У меня осталось небольшое дельце в канцелярии. Я мигом… А если не успею… Все изложено на бумаге… Вручите, отвесите поклон и уйдете… – Пискорскис торжественно передал красную папку машинистке и удалился по ковровой дорожке.
Гражданин, с которым Бумба-Бумбелявичюс не хотел встречаться лицом к лицу, недолго пробыл у министра; он повертелся в приемной и куда-то исчез. Из-за колонны появился Бумба-Бумбелявичюс.
– Вы все еще ждете? Где же господин Пискорскис? Ушел? Неужели?… Я думаю, мы не станем его ждать. Дайте сюда папку! Я пойду первым, а вы за мной!..
Бумба-Бумбелявичюс прижал локтем папку, проверил двумя пальцами узел галстука и взялся за резную ручку двери министерского кабинета.
Второй конец палки
Валериёнас Спиритавичюс боялся социалистов, как черт ладана. Результаты выборов в третий сейм он воспринял как глубокое несчастье. Тертый калач, он, правда, всегда умел приноровиться к изменившейся обстановке. Но бывали минуты, когда директор, одолев «лишнюю чарку», впадал в уныние; его мозг размягчался, и житейская мудрость отказывалась ему служить.
– Говорю вам, дети мои, – распинался перед чиновниками Валернёнас Спиритавичюс в отдельном кабинете нового столичного ресторана под поэтическим названием «Рамбинас», – через семь дней родится Христос и искупит все наши грехи и мирские несправедливости… Правда, господин Уткин?
– Может, клюкнем еще по одной, – уклончиво предложил второй помощник и, щелкнув каблуками, поднес своему начальнику рюмку красного ликера.
– Скажи мне, господин полковник, то да се… каково наше стратегическое положение?
– Порохом пахнет, господин директор, – чеканил слова Уткин, стараясь не качаться, чтобы не нарушить стойку смирно. – Офицеры не дремлют. По-моему, следует ожидать больших перемен. Офицерская честь не позволяет дольше медлить. Выпьем же, господин директор, за успех переворота!
– Я же тебе говорил, что не ем борща. Хватит, Уткин, – бормотал Спиритавичюс, почесывая грудь под жилеткой. – Тут что-то неладно, ишь, как трепыхается… Сигнал – пора домой… Удовольствия оставим на завтра. Завтра, послезавтра – все равно придется жить, хоть и в чистилище социалистов. Понимаешь, полковник, придется ж-ж… Ничего не понимаешь…
Поддерживаемый Уткиным, Спиритавичюс поднялся, презрительным взглядом окинул загаженную, залитую красным и зеленым ликером, скатерть, пустые бутылки и заорал:
– Эй, кто там… Шубу!
Не дождавшись кельнера, Уткин схватил с вешалки хорьковую шубу, которую чиновники преподнесли своему шефу на именины, одел на него, застегнул все пуговицы, поднял каракулевый воротник, нахлобучил такую же шапку и вывел Спиритавичюса из ресторана.
Проходя мимо прогуливающейся ночной красавицы, изнуренной долгим ожиданием, директор глупо ухмыльнулся:
– Иди, иди, жрица… Сегодня ничего не выйдет, птичка моя! Иди… ты туда, а мы сюда… Или нет… Поищи дураков похлеще…
Стояла холодная зимняя ночь.
Валериёнас Спиритавичюс и его помощник Уткин свернули с улицы 16 февраля на вымершую Лайсвес аллею и заорали во всю глотку. В соседних дворах отозвалось эхо:
– Из-воз-чик!!!
– Че-ла-а-е-ек!!! – прозвучал баритон Уткина.
Внезапно за углом прошелестели шаги, лязгнул винтовочный затвор и послышалось:
– Стой!!!
Директор и второй помощник, настроенные весело и весьма воинственно, не очень-то ориентировались в обстановке, потому что нетвердо держались на ногах, но тут сразу почувствовали, что им не до смеха. Подошли двое вооруженных, в походной форме и строго потребовали предъявить документы.
– Я вам как предъявлю, так… – захорохорился было Спиритавичюс.
– Молчать! Документы…
– Но, ребятки, бросьте шутки… Я… Да я…
В мгновение ока откуда-то появилось еще несколько патрульных, которые навели на задержанных оружие и приказали им следовать вперед.
Винные пары вмиг улетучились из головы. Увидев вокруг себя щетину штыков, приятели глянули друг на друга. Они не знали, что делать и что говорить. Удивление сменилось испугом. Когда патруль выгнал их на середину Лайсвес аллеи и скомандовал «Левое плечо вперед!», Спиритавичюс и Уткин всерьез задумались над своей судьбой.
– Мы же не то да се, – взмолился Спиритавичюс. – Господин Уткин, куда нас ведут?
– Разговоры!!! – заорал патрульный и так звякнул затвором, что задержанные обмерли.
Озираясь вокруг, стараясь не сбиваться с шага, Спиритавичюс с Уткиным шли, понурив головы. Они все больше и больше убеждались, что влипли в какую-то историю, что дело принимает нешуточный оборот и, пожалуй, придется смириться с обстоятельствами. Впервые в свободной Литве, во славу которой они столько лет работали, которую они, можно сказать, возлелеяли, их вдруг сцапали. За что? За то, что они на досуге засиделись в отдельном кабинете, что они повеселились и хватили лишку?
«Вот тебе и свобода, равенство и братство», – горестно размышлял Спиритавичюс, волоча ноги и приближаясь, как ему казалось, к бездонной пропасти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Господин Пискорскис, – растерянно промямлил Бумбелявичюс. – Я вспомнил про одну мелочь… Мне до зарезу нужно быть сейчас в одной фирме… Я, наверно, задержусь там… Не могли бы вы вручить поздравление без меня?… Я считаю, что мое присутствие вовсе не обязательно. Вручите, отвесите поклон и уйдете. Ну так до свиданья!
Не успел Пискорскис прийти в себя, как Бумба-Бумбелявичюс скатился по лестнице и скрылся. Первый помощник смекнул, что Бумбелявичюс исчез неспроста, что он, плут, ловчит. Пискорскису встреча с министром тоже не обещала ничего отрадного. Его передергивало от мысли, что придется кланяться, угождать, улыбаться, когда на душе кошки скребут. Бр-р-р! – пробрала его дрожь. Он внимательно посмотрел на машинистку и решил, что осторожность никогда не повредит и что в конце концов с этой миссией вполне справятся младшие чины инспекции. Кому как не им вручать адрес? Это ведь так демократично! Министра приветствует низшее сословие! Превосходно!
– Знаете что?! Мне кажется, придется еще долго ждать. Видите, какая очередь?… У меня осталось небольшое дельце в канцелярии. Я мигом… А если не успею… Все изложено на бумаге… Вручите, отвесите поклон и уйдете… – Пискорскис торжественно передал красную папку машинистке и удалился по ковровой дорожке.
Гражданин, с которым Бумба-Бумбелявичюс не хотел встречаться лицом к лицу, недолго пробыл у министра; он повертелся в приемной и куда-то исчез. Из-за колонны появился Бумба-Бумбелявичюс.
– Вы все еще ждете? Где же господин Пискорскис? Ушел? Неужели?… Я думаю, мы не станем его ждать. Дайте сюда папку! Я пойду первым, а вы за мной!..
Бумба-Бумбелявичюс прижал локтем папку, проверил двумя пальцами узел галстука и взялся за резную ручку двери министерского кабинета.
Второй конец палки
Валериёнас Спиритавичюс боялся социалистов, как черт ладана. Результаты выборов в третий сейм он воспринял как глубокое несчастье. Тертый калач, он, правда, всегда умел приноровиться к изменившейся обстановке. Но бывали минуты, когда директор, одолев «лишнюю чарку», впадал в уныние; его мозг размягчался, и житейская мудрость отказывалась ему служить.
– Говорю вам, дети мои, – распинался перед чиновниками Валернёнас Спиритавичюс в отдельном кабинете нового столичного ресторана под поэтическим названием «Рамбинас», – через семь дней родится Христос и искупит все наши грехи и мирские несправедливости… Правда, господин Уткин?
– Может, клюкнем еще по одной, – уклончиво предложил второй помощник и, щелкнув каблуками, поднес своему начальнику рюмку красного ликера.
– Скажи мне, господин полковник, то да се… каково наше стратегическое положение?
– Порохом пахнет, господин директор, – чеканил слова Уткин, стараясь не качаться, чтобы не нарушить стойку смирно. – Офицеры не дремлют. По-моему, следует ожидать больших перемен. Офицерская честь не позволяет дольше медлить. Выпьем же, господин директор, за успех переворота!
– Я же тебе говорил, что не ем борща. Хватит, Уткин, – бормотал Спиритавичюс, почесывая грудь под жилеткой. – Тут что-то неладно, ишь, как трепыхается… Сигнал – пора домой… Удовольствия оставим на завтра. Завтра, послезавтра – все равно придется жить, хоть и в чистилище социалистов. Понимаешь, полковник, придется ж-ж… Ничего не понимаешь…
Поддерживаемый Уткиным, Спиритавичюс поднялся, презрительным взглядом окинул загаженную, залитую красным и зеленым ликером, скатерть, пустые бутылки и заорал:
– Эй, кто там… Шубу!
Не дождавшись кельнера, Уткин схватил с вешалки хорьковую шубу, которую чиновники преподнесли своему шефу на именины, одел на него, застегнул все пуговицы, поднял каракулевый воротник, нахлобучил такую же шапку и вывел Спиритавичюса из ресторана.
Проходя мимо прогуливающейся ночной красавицы, изнуренной долгим ожиданием, директор глупо ухмыльнулся:
– Иди, иди, жрица… Сегодня ничего не выйдет, птичка моя! Иди… ты туда, а мы сюда… Или нет… Поищи дураков похлеще…
Стояла холодная зимняя ночь.
Валериёнас Спиритавичюс и его помощник Уткин свернули с улицы 16 февраля на вымершую Лайсвес аллею и заорали во всю глотку. В соседних дворах отозвалось эхо:
– Из-воз-чик!!!
– Че-ла-а-е-ек!!! – прозвучал баритон Уткина.
Внезапно за углом прошелестели шаги, лязгнул винтовочный затвор и послышалось:
– Стой!!!
Директор и второй помощник, настроенные весело и весьма воинственно, не очень-то ориентировались в обстановке, потому что нетвердо держались на ногах, но тут сразу почувствовали, что им не до смеха. Подошли двое вооруженных, в походной форме и строго потребовали предъявить документы.
– Я вам как предъявлю, так… – захорохорился было Спиритавичюс.
– Молчать! Документы…
– Но, ребятки, бросьте шутки… Я… Да я…
В мгновение ока откуда-то появилось еще несколько патрульных, которые навели на задержанных оружие и приказали им следовать вперед.
Винные пары вмиг улетучились из головы. Увидев вокруг себя щетину штыков, приятели глянули друг на друга. Они не знали, что делать и что говорить. Удивление сменилось испугом. Когда патруль выгнал их на середину Лайсвес аллеи и скомандовал «Левое плечо вперед!», Спиритавичюс и Уткин всерьез задумались над своей судьбой.
– Мы же не то да се, – взмолился Спиритавичюс. – Господин Уткин, куда нас ведут?
– Разговоры!!! – заорал патрульный и так звякнул затвором, что задержанные обмерли.
Озираясь вокруг, стараясь не сбиваться с шага, Спиритавичюс с Уткиным шли, понурив головы. Они все больше и больше убеждались, что влипли в какую-то историю, что дело принимает нешуточный оборот и, пожалуй, придется смириться с обстоятельствами. Впервые в свободной Литве, во славу которой они столько лет работали, которую они, можно сказать, возлелеяли, их вдруг сцапали. За что? За то, что они на досуге засиделись в отдельном кабинете, что они повеселились и хватили лишку?
«Вот тебе и свобода, равенство и братство», – горестно размышлял Спиритавичюс, волоча ноги и приближаясь, как ему казалось, к бездонной пропасти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49