Люди избавлялись от любого материального доказательства связи с Троцким. Впрочем, это не спасало. Тысячи большевиков были репрессированы только за то, что работали с ним…
— М-да… Но ведь не могли же быть уничтожены ВСЕ документы? Так не бывает, Елена Петровна.
Елена Петровна улыбнулась:
— Конечно… Всегда что-то остается. Но пока я не видела ни одной записки Льва Давидовича. Я имею в виду — в подлиннике. Почему, Андрей Викторович, вас это интересует — нашли часть архива среди «бриллиантов Косинской»?
О Господи! Опять «бриллианты Косинской»! Связался я со Светкой на свою шею!… Я тоже улыбнулся, ответил:
— Нет, среди бриллиантов Косинской — нет… Скажите, Елена Петровна, а в архивах… например, в архивах НКВД, могли сохраниться письма, статьи, дневники Троцкого?
— Сомнительно. В годы репрессий они изымались при обысках. Но передавались не чекистам, а в партийные органы… Что-то, конечно, могло попасть в НКВД по недосмотру. Но эти архивы недоступны для посторонних исследователей. Их фонды стали доступны — весьма относительно доступны — только в начале девяностых… Наши экспозиции и пополняются в значительной степени за счет архивов ФСБ.
— Дают материалы?
— Дают… Кстати, в нашем, питерском ФСБ, работал сотрудник, всерьез увлекавшийся Троцким.
Когда Елена Петровна сказала эту фразу меня еще не «зацепило»… В залах висела музейная тишина, только где-то в глубине стучала пишущая машинка. Господи, неужели кто-то еще печатает на машинке?
— А как зовут этого чекиста-троцкиста? — спросил я.
— Олег, — ответила она. — Олег Николаевич Гребешков.
И вот тут меня как током ударило:
Олег! Страничка из дневника Троцкого…
И — бывший «сотрудник ЧК» по имени Олег, который торгует архивными документами со штампом НКВД. Стараясь выглядеть равнодушным, я сказал:
— А давно Гребешков ушел из ФСБ?
— Ушел? — удивилась она. — Почему — ушел?
— Вы сказали: «работал».
— Его убили. Его убили год назад, Андрей Викторович.
***
Я вышел из музея, сощурился от яркого солнца и закурил. Вот оно как: Олег Гребешков убит… а некто пытается продать бумаги из архива НКВД. Называет себя Олегом… Совпадение? Возможно.
Олег — не такое уж и редкое имя.
И вообще — есть тут связь или нет?
Гребешкова, сказала Елена Петровна, убили год назад… подробностей она не знает.
Дату убийства не помнит. Знает, что «Олег был очень интеллигентный человек. Историк… увлекался Троцким…» Так есть тут связь или нет?
Я докурил сигарету и только потом сообразил, что так и не показал Кондаковой образец, полученный от Троцкиста… Я вернулся обратно. Долго звонил в звонок у входной двери. Мне открыла пожилая, похожая на ученую сову, дама.
— Извините, — сказал я, — но мне нужно видеть Елену Петровну.
— Это, кажется, вы, молодой человек, беседовали с Леночкой в фойе?
— Я, я, — нетерпеливо сказал я. — Можно мне пройти?
— Я вас провожу.
Елена Петровна сидела в маленьком, заваленном книгами кабинете. На подоконнике кипел электрический чайник.
— Андрей Викторович? — удивилась она.
— Извините, Елена Петровна. Неловко отвлекать вас от работы, но не могли бы вы взглянуть на это? — Я открыл конверт, который взял в ячейке камеры хранения на Московском вокзале, положил на стол листок с оторванным уголком.
— Что это? — спросила Кондакова.
— Мне сказали, что это письмо Льва Троцкого.
Елена Петровна надела очки и стала похожа на учительницу. Несколько секунд она вглядывалась в текст, потом бросила быстрый взгляд на меня… потом опять в текст. Спустя минуту или две Елена Петровна сняла очки и громким шепотом произнесла:
— Послушайте… Послушайте, это же, кажется, Троцкий!
***
В Агентстве я первым делом столкнулся с Анной Яковлевной.
— Привет, — сказал я, но она отвернулась и прошла мимо… Вот такие пироги на любовном фронте. Сплошные победы на грани полной капитуляции. Хорошо хоть Завгородняя с Лукошкиной не могут объединиться в единый блок… А в приемной я увидел Светку. Сказал: привет, — но и она тоже меня «не заметила». Ах ты, елы-палы!
И только Оксана посмотрела на меня по-доброму… Она взмахнула своими длинными ресницами и сказала:
— Тебе, Андрей, дважды звонил какой-то настойчивый мужчина. Сказал, что его зовут Олег, что он по очень важному вопросу и что ты в курсе.
— Заикается?
— Еще как. Я спросила его координаты, но он не оставил.
— И не оставит, — пробормотал я.
— Что?
— Ничего. Будет звонить — соединяй сразу.
Я прошел в кабинет, распустил узел галстука и закурил. Я определенно не знал, что нужно делать и нужно ли что-нибудь делать… Пришел Повзло и стал говорить о деньгах. Об оперативных расходах. О том, что репортеры уже стонут… и надо что-то делать.
— Не шатает их? — перебил я.
— В смысле?
— От голода их не шатает? Зубы от цинги не выпадают?
— Андрей!
— Коля!
— Андрей, видишь ли…
— Коля, я все вижу. Но денег нет…
Хотя… есть одна тема.
— Какая? — оживился Повзло.
— Сейчас объясню. Давай, подгоняй сюда Каширина и Зудинцева. И Зверева… если найдешь.
Зверева не нашли. Где-то он был опять на свободной охоте. А Родя с Зудинцевым через минуту были в моем кабинете.
— Прежде всего, дорогие коллеги, — сказал я, — позвольте вас поздравить, — я обвел всех взглядом, сделал паузу, интригуя. — Ерша освободили.
— Как?
— Как освободили?
Я черканул на листочке номер паспорта Ерша и подал Зудинцеву:
— Вот, Михалыч, номер паспорта гражданина Ершова. Поинтересуйся. Сможешь?
Зудинцев матюгнулся, сложил листочек вдвое и убрал в карман. Потом я рассказал о звонке Троцкиста и о своем визите в музей.
— Вот такой сюжетец, коллеги, — подвел итог. — Хочу услышать ваше мнение по этому сюжету.
— Тьфу! — сказал Родя. — Где Троцкий — там всегда заморочки. Вот вражина. Даже после смерти людям жизнь отравляет.
— Не скажи, — ответил Зудинцев. — Троцкий — соратник Ленина, и если бы в политическом противостоянии Сталин-Троцкий в двадцать седьмом году победил Троцкий, то…
Я «митинг» пресек. Сказал:
— Политические дискуссии в свободное от работы время. Предлагаю высказаться по существу.
— Для удобства, — произнес Родя, — я бы разбил тему на две части: рукописи Троцкого и убийство комитетчика. Есть ли между ними связь, мы пока не знаем.
— Мы, — сказал Зудинцев, — даже не знаем, а есть ли эти рукописи.
— По крайней мере один листок есть.
Зудинцев покачал головой:
— Извините. Извините, мужики, но пока что это листок бумаги… Вот будет заключение экспертизы — будет и разговор.
Я с Зудинцевым спорить не стал — он профессионал. Причем классный профессионал. Я только сказал:
— Кондакова считает, что к нам попал подлинник… А она — очень опытный музейный работник, у нее интуиция.
— Интуиция в нашем деле — штука полезная, — согласился Михалыч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— М-да… Но ведь не могли же быть уничтожены ВСЕ документы? Так не бывает, Елена Петровна.
Елена Петровна улыбнулась:
— Конечно… Всегда что-то остается. Но пока я не видела ни одной записки Льва Давидовича. Я имею в виду — в подлиннике. Почему, Андрей Викторович, вас это интересует — нашли часть архива среди «бриллиантов Косинской»?
О Господи! Опять «бриллианты Косинской»! Связался я со Светкой на свою шею!… Я тоже улыбнулся, ответил:
— Нет, среди бриллиантов Косинской — нет… Скажите, Елена Петровна, а в архивах… например, в архивах НКВД, могли сохраниться письма, статьи, дневники Троцкого?
— Сомнительно. В годы репрессий они изымались при обысках. Но передавались не чекистам, а в партийные органы… Что-то, конечно, могло попасть в НКВД по недосмотру. Но эти архивы недоступны для посторонних исследователей. Их фонды стали доступны — весьма относительно доступны — только в начале девяностых… Наши экспозиции и пополняются в значительной степени за счет архивов ФСБ.
— Дают материалы?
— Дают… Кстати, в нашем, питерском ФСБ, работал сотрудник, всерьез увлекавшийся Троцким.
Когда Елена Петровна сказала эту фразу меня еще не «зацепило»… В залах висела музейная тишина, только где-то в глубине стучала пишущая машинка. Господи, неужели кто-то еще печатает на машинке?
— А как зовут этого чекиста-троцкиста? — спросил я.
— Олег, — ответила она. — Олег Николаевич Гребешков.
И вот тут меня как током ударило:
Олег! Страничка из дневника Троцкого…
И — бывший «сотрудник ЧК» по имени Олег, который торгует архивными документами со штампом НКВД. Стараясь выглядеть равнодушным, я сказал:
— А давно Гребешков ушел из ФСБ?
— Ушел? — удивилась она. — Почему — ушел?
— Вы сказали: «работал».
— Его убили. Его убили год назад, Андрей Викторович.
***
Я вышел из музея, сощурился от яркого солнца и закурил. Вот оно как: Олег Гребешков убит… а некто пытается продать бумаги из архива НКВД. Называет себя Олегом… Совпадение? Возможно.
Олег — не такое уж и редкое имя.
И вообще — есть тут связь или нет?
Гребешкова, сказала Елена Петровна, убили год назад… подробностей она не знает.
Дату убийства не помнит. Знает, что «Олег был очень интеллигентный человек. Историк… увлекался Троцким…» Так есть тут связь или нет?
Я докурил сигарету и только потом сообразил, что так и не показал Кондаковой образец, полученный от Троцкиста… Я вернулся обратно. Долго звонил в звонок у входной двери. Мне открыла пожилая, похожая на ученую сову, дама.
— Извините, — сказал я, — но мне нужно видеть Елену Петровну.
— Это, кажется, вы, молодой человек, беседовали с Леночкой в фойе?
— Я, я, — нетерпеливо сказал я. — Можно мне пройти?
— Я вас провожу.
Елена Петровна сидела в маленьком, заваленном книгами кабинете. На подоконнике кипел электрический чайник.
— Андрей Викторович? — удивилась она.
— Извините, Елена Петровна. Неловко отвлекать вас от работы, но не могли бы вы взглянуть на это? — Я открыл конверт, который взял в ячейке камеры хранения на Московском вокзале, положил на стол листок с оторванным уголком.
— Что это? — спросила Кондакова.
— Мне сказали, что это письмо Льва Троцкого.
Елена Петровна надела очки и стала похожа на учительницу. Несколько секунд она вглядывалась в текст, потом бросила быстрый взгляд на меня… потом опять в текст. Спустя минуту или две Елена Петровна сняла очки и громким шепотом произнесла:
— Послушайте… Послушайте, это же, кажется, Троцкий!
***
В Агентстве я первым делом столкнулся с Анной Яковлевной.
— Привет, — сказал я, но она отвернулась и прошла мимо… Вот такие пироги на любовном фронте. Сплошные победы на грани полной капитуляции. Хорошо хоть Завгородняя с Лукошкиной не могут объединиться в единый блок… А в приемной я увидел Светку. Сказал: привет, — но и она тоже меня «не заметила». Ах ты, елы-палы!
И только Оксана посмотрела на меня по-доброму… Она взмахнула своими длинными ресницами и сказала:
— Тебе, Андрей, дважды звонил какой-то настойчивый мужчина. Сказал, что его зовут Олег, что он по очень важному вопросу и что ты в курсе.
— Заикается?
— Еще как. Я спросила его координаты, но он не оставил.
— И не оставит, — пробормотал я.
— Что?
— Ничего. Будет звонить — соединяй сразу.
Я прошел в кабинет, распустил узел галстука и закурил. Я определенно не знал, что нужно делать и нужно ли что-нибудь делать… Пришел Повзло и стал говорить о деньгах. Об оперативных расходах. О том, что репортеры уже стонут… и надо что-то делать.
— Не шатает их? — перебил я.
— В смысле?
— От голода их не шатает? Зубы от цинги не выпадают?
— Андрей!
— Коля!
— Андрей, видишь ли…
— Коля, я все вижу. Но денег нет…
Хотя… есть одна тема.
— Какая? — оживился Повзло.
— Сейчас объясню. Давай, подгоняй сюда Каширина и Зудинцева. И Зверева… если найдешь.
Зверева не нашли. Где-то он был опять на свободной охоте. А Родя с Зудинцевым через минуту были в моем кабинете.
— Прежде всего, дорогие коллеги, — сказал я, — позвольте вас поздравить, — я обвел всех взглядом, сделал паузу, интригуя. — Ерша освободили.
— Как?
— Как освободили?
Я черканул на листочке номер паспорта Ерша и подал Зудинцеву:
— Вот, Михалыч, номер паспорта гражданина Ершова. Поинтересуйся. Сможешь?
Зудинцев матюгнулся, сложил листочек вдвое и убрал в карман. Потом я рассказал о звонке Троцкиста и о своем визите в музей.
— Вот такой сюжетец, коллеги, — подвел итог. — Хочу услышать ваше мнение по этому сюжету.
— Тьфу! — сказал Родя. — Где Троцкий — там всегда заморочки. Вот вражина. Даже после смерти людям жизнь отравляет.
— Не скажи, — ответил Зудинцев. — Троцкий — соратник Ленина, и если бы в политическом противостоянии Сталин-Троцкий в двадцать седьмом году победил Троцкий, то…
Я «митинг» пресек. Сказал:
— Политические дискуссии в свободное от работы время. Предлагаю высказаться по существу.
— Для удобства, — произнес Родя, — я бы разбил тему на две части: рукописи Троцкого и убийство комитетчика. Есть ли между ними связь, мы пока не знаем.
— Мы, — сказал Зудинцев, — даже не знаем, а есть ли эти рукописи.
— По крайней мере один листок есть.
Зудинцев покачал головой:
— Извините. Извините, мужики, но пока что это листок бумаги… Вот будет заключение экспертизы — будет и разговор.
Я с Зудинцевым спорить не стал — он профессионал. Причем классный профессионал. Я только сказал:
— Кондакова считает, что к нам попал подлинник… А она — очень опытный музейный работник, у нее интуиция.
— Интуиция в нашем деле — штука полезная, — согласился Михалыч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58