— Я в нее верю и тоже предполагаю, что горячо, что рукопись подлинная. Давайте прикинем, что можно сделать… что-то в этом есть. Для начала посмотрим, чем же мы располагаем.
Мы «посмотрели» и увидели, что почти ничем не располагаем: есть некий аноним, который называет себя Олегом. Но имя, скорее всего, вымышленное… Этот Олег (псевдоним оперативной разработки Троцкист) утверждает, что владеет дневником и письмами Льва Троцкого. И даже предоставил страничку (вероятно, подлинную) для изучения. Троцкистом движут корыстные мотивы. Но сам он по каким-то обстоятельствам («У м-меня ос-с-собые обоб-обстоятельства») реализовать рукопись не хочет или не может. Чего-то опасается…
— Я думаю, этот Троцкист пиздит как Троцкий! — вставил Родя.
Не заметив его реплики, я продолжил:
Троцкист не глуп, говорит правильным литературным языком, употребляет слова «конъюнктурщик», «дивиденды», знает, что такое «Сотбис»… Осторожен.
Возраст — по голосу — взрослого, но не пожилого мужчины. Заикается.
— Заикание, — спросил Зудинцев, — натуральное?
— Похоже, да. Любопытно, трудно ли имитировать заикание? — спросил я. Ответ явился сам собой — дверь кабинета распахнулась и всунулась лохматая голова Соболина:
— Можно, Шеф?
— Нельзя. Совещание у меня. Зайди через двадцать минут… Впрочем, постой.
Скажи-ка, Володя… вот ты, как профессиональный драматический артист… — Соболин проник в дверь целиком и стал каким-то очень значительным. — Как профессиональный драматический артист, скажи нам: трудно ли имитировать заикание?
Соболин тряхнул копной волос, изменился в лице и ответил:
— Ва-ва-ваще н-н-ннево-во-возмомо-жно.
Все стало ясно… Володя еще что-то хотел нам показать в рамках демонстрации актерского мастерства, но я его выставил.
Он ушел расстроенный.
— Заикание, — сказал Зудинцев, — не факт.
Родя возразил:
— Ты хрен с пальцем не сравнивай.
Вовка — актер.
— Погорелого театра, — сказал Зудинцев. — Но если хочешь, Родион, то можешь провести проверку логопедов. Их в Питере не так уж и много — человек двести… или триста.
— Или пятьсот, — сказал я. — Отставить логопедов.
Все и без меня понимали, что на этом пути нам ничего не светит: логопедов можно проверять год… и выяснить в конце концов, что никто из них никогда не сталкивался с нашим Троцкистом. Или сталкивался, но не помнит… Или помнит, но под другим именем. Или наш Троцкист вообще не заика, а коллега нашего Соболина по ремеслу… из самодеятельности механического завода червячных передач имени Чубайса (бывш. «Красный пролетарий»).
Мы потолковали еще минут тридцать, наметили некоторые шаги и распределили обязанности. Родиону предстояло попытаться установить телефон, с которого звонил Троцкист. На Зудинцева легла обязанность поднять дело об убийстве Олега Гребешкова. А я собрался пойти в ФСБ.
***
Сразу после того, как мои «сыскари» покинули кабинет, позвонил Троцкист.
Я засек время.
— З-з-здравствуйте, Андрей, вы и-изучили ообразец?
— Здравствуйте, Олег… я показал ваш образец специалистам.
— М-мы так не д-договаривались.
— А что вас смущает?
— Н-не хочу оогласки д-до поры.
— А никакой огласки нет. Это во-первых. Во-вторых, мы должны быть уверены, что вы предоставили подлинники.
— Если вы убедитесь, что п-подлинники — вы г-готовы купить?
— Возможно. А вы не хотите зайти ко мне, пообщаться лично?
Он помолчал несколько секунд, потом сказал:
— Н-нет.
— Да что вы боитесь, Олег? К нам приходят разные люди. Согласно журналистской этике, мы гарантируем сохранение вашего инкогнито… Приходите, потолкуем с глазу на глаз.
— Нет, не п-приду. Н-ни к ч-чему это.
— Хорошо, давайте встретимся на нейтральной территории.
— В-встретимся, когда вы б-будете г-готовы к с-сделке. Я еще п-позвоню.
И он положил трубку. Я сходил к Каширину и сообщил, что был еще один звонок — в 13:04.
— Теперь мы его точно зацепим, — ответил Родя.
***
А я направился в ФСБ. Я позвонил начальнику пресс-службы ФСБ и договорился о встрече.
— Приходи, — сказал начальник. — А чего тебе, Андрей Викторович, из-под нас, грешных, надобно?
— Да вот думаю у вас пару секретов государственных перекупить… Продашь?
— Запросто. Торгуем налево-направо.
Приходи. Выписываю пропуск.
И я поехал на Литейный. Попарился в пробках на Фонтанке и добрался всего за полчаса. Пешком бы дошел быстрее…
— Ну, — весело сказал подполковник Острецов, — какие секреты тебя, Андрей Викторович, интересуют? Недорого продам.
— Год назад погиб ваш сотрудник — Олег Гребешков, — сказал я.
Острецов сразу переменился в лице.
— Да, было такое дело… До сих пор не раскрыто.
— Расскажи, Алексей Иваныч.
— А что, собственно, рассказывать, Андрей? Семнадцатого апреля прошлого года майор Гребешков не вышел на службу. Позвонили — не отвечает. Худого сначала никто не подумал, но после рабочего дня один из сослуживцев заскочил к Олегу домой. Дверь оказалась не закрыта… тело лежало в комнате. Стреляли в упор, дробью… из двух стволов. Соседи накануне выстрел слышали. В начале десятого, вечером. Но значения не придали. Нормально, да? Грохот от выстрела из двустволки на весь дом, а «значения не придали»… Следов никаких, видимых мотивов — тоже.
В общем, «глухарь» классический… А ты почему спросил?
— Убийство сотрудника ФСБ не рядовое явление, — уклончиво ответил я. — Он в архиве работал?
— Да, в архиве.
— Скажи, Алексей Иваныч, а смерть Олега Гребешкова не могла быть связана со службой? Рассматривали вы эту версию?
— Разумеется. В нашем деле версию о связи убийства с профессиональной деятельностью рассматривают обязательно.
— И?
— У нас нет никаких оснований связать смерть Олега со служебными делами.
Тем более, как ты сам понимаешь, архив — это архив. Если бы он был опером или следаком… Тогда, разумеется, можно было бы предположить мотив мести. Хотя и это предположение почти из области фантастики. А архивист? Ну ты же сам понимаешь…
— А что он был за человек?
— Нормальный мужик. Историк по образованию. К нам пришел после универа. В девяностом году. Ты сам прикинь — девяностый год! Нас же тогда травили по-черному: палачи! Душители!
Бериевские недобитки… А человек пришел к нам. На оклад копеечный и перспективы туманные.
— А что же привело его к вам? Я бы понял, если бы он пришел на оперативную работу, за, так сказать, «романтикой чекистских будней»… Но в архив!
— Олег — историк. Очень увлеченный был человек… Рассчитывал в нашем архиве найти материалы по Троцкому.
— Нашел?
— Не — знаю. Но крайне маловероятно.
— А в вашем архиве, кстати, есть документы Троцкого — письма, дневники?
— Ты что — смеешься? Такие вещи в Москве.
— Точно?
— Точнее некуда, Андрей Викторович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Мы «посмотрели» и увидели, что почти ничем не располагаем: есть некий аноним, который называет себя Олегом. Но имя, скорее всего, вымышленное… Этот Олег (псевдоним оперативной разработки Троцкист) утверждает, что владеет дневником и письмами Льва Троцкого. И даже предоставил страничку (вероятно, подлинную) для изучения. Троцкистом движут корыстные мотивы. Но сам он по каким-то обстоятельствам («У м-меня ос-с-собые обоб-обстоятельства») реализовать рукопись не хочет или не может. Чего-то опасается…
— Я думаю, этот Троцкист пиздит как Троцкий! — вставил Родя.
Не заметив его реплики, я продолжил:
Троцкист не глуп, говорит правильным литературным языком, употребляет слова «конъюнктурщик», «дивиденды», знает, что такое «Сотбис»… Осторожен.
Возраст — по голосу — взрослого, но не пожилого мужчины. Заикается.
— Заикание, — спросил Зудинцев, — натуральное?
— Похоже, да. Любопытно, трудно ли имитировать заикание? — спросил я. Ответ явился сам собой — дверь кабинета распахнулась и всунулась лохматая голова Соболина:
— Можно, Шеф?
— Нельзя. Совещание у меня. Зайди через двадцать минут… Впрочем, постой.
Скажи-ка, Володя… вот ты, как профессиональный драматический артист… — Соболин проник в дверь целиком и стал каким-то очень значительным. — Как профессиональный драматический артист, скажи нам: трудно ли имитировать заикание?
Соболин тряхнул копной волос, изменился в лице и ответил:
— Ва-ва-ваще н-н-ннево-во-возмомо-жно.
Все стало ясно… Володя еще что-то хотел нам показать в рамках демонстрации актерского мастерства, но я его выставил.
Он ушел расстроенный.
— Заикание, — сказал Зудинцев, — не факт.
Родя возразил:
— Ты хрен с пальцем не сравнивай.
Вовка — актер.
— Погорелого театра, — сказал Зудинцев. — Но если хочешь, Родион, то можешь провести проверку логопедов. Их в Питере не так уж и много — человек двести… или триста.
— Или пятьсот, — сказал я. — Отставить логопедов.
Все и без меня понимали, что на этом пути нам ничего не светит: логопедов можно проверять год… и выяснить в конце концов, что никто из них никогда не сталкивался с нашим Троцкистом. Или сталкивался, но не помнит… Или помнит, но под другим именем. Или наш Троцкист вообще не заика, а коллега нашего Соболина по ремеслу… из самодеятельности механического завода червячных передач имени Чубайса (бывш. «Красный пролетарий»).
Мы потолковали еще минут тридцать, наметили некоторые шаги и распределили обязанности. Родиону предстояло попытаться установить телефон, с которого звонил Троцкист. На Зудинцева легла обязанность поднять дело об убийстве Олега Гребешкова. А я собрался пойти в ФСБ.
***
Сразу после того, как мои «сыскари» покинули кабинет, позвонил Троцкист.
Я засек время.
— З-з-здравствуйте, Андрей, вы и-изучили ообразец?
— Здравствуйте, Олег… я показал ваш образец специалистам.
— М-мы так не д-договаривались.
— А что вас смущает?
— Н-не хочу оогласки д-до поры.
— А никакой огласки нет. Это во-первых. Во-вторых, мы должны быть уверены, что вы предоставили подлинники.
— Если вы убедитесь, что п-подлинники — вы г-готовы купить?
— Возможно. А вы не хотите зайти ко мне, пообщаться лично?
Он помолчал несколько секунд, потом сказал:
— Н-нет.
— Да что вы боитесь, Олег? К нам приходят разные люди. Согласно журналистской этике, мы гарантируем сохранение вашего инкогнито… Приходите, потолкуем с глазу на глаз.
— Нет, не п-приду. Н-ни к ч-чему это.
— Хорошо, давайте встретимся на нейтральной территории.
— В-встретимся, когда вы б-будете г-готовы к с-сделке. Я еще п-позвоню.
И он положил трубку. Я сходил к Каширину и сообщил, что был еще один звонок — в 13:04.
— Теперь мы его точно зацепим, — ответил Родя.
***
А я направился в ФСБ. Я позвонил начальнику пресс-службы ФСБ и договорился о встрече.
— Приходи, — сказал начальник. — А чего тебе, Андрей Викторович, из-под нас, грешных, надобно?
— Да вот думаю у вас пару секретов государственных перекупить… Продашь?
— Запросто. Торгуем налево-направо.
Приходи. Выписываю пропуск.
И я поехал на Литейный. Попарился в пробках на Фонтанке и добрался всего за полчаса. Пешком бы дошел быстрее…
— Ну, — весело сказал подполковник Острецов, — какие секреты тебя, Андрей Викторович, интересуют? Недорого продам.
— Год назад погиб ваш сотрудник — Олег Гребешков, — сказал я.
Острецов сразу переменился в лице.
— Да, было такое дело… До сих пор не раскрыто.
— Расскажи, Алексей Иваныч.
— А что, собственно, рассказывать, Андрей? Семнадцатого апреля прошлого года майор Гребешков не вышел на службу. Позвонили — не отвечает. Худого сначала никто не подумал, но после рабочего дня один из сослуживцев заскочил к Олегу домой. Дверь оказалась не закрыта… тело лежало в комнате. Стреляли в упор, дробью… из двух стволов. Соседи накануне выстрел слышали. В начале десятого, вечером. Но значения не придали. Нормально, да? Грохот от выстрела из двустволки на весь дом, а «значения не придали»… Следов никаких, видимых мотивов — тоже.
В общем, «глухарь» классический… А ты почему спросил?
— Убийство сотрудника ФСБ не рядовое явление, — уклончиво ответил я. — Он в архиве работал?
— Да, в архиве.
— Скажи, Алексей Иваныч, а смерть Олега Гребешкова не могла быть связана со службой? Рассматривали вы эту версию?
— Разумеется. В нашем деле версию о связи убийства с профессиональной деятельностью рассматривают обязательно.
— И?
— У нас нет никаких оснований связать смерть Олега со служебными делами.
Тем более, как ты сам понимаешь, архив — это архив. Если бы он был опером или следаком… Тогда, разумеется, можно было бы предположить мотив мести. Хотя и это предположение почти из области фантастики. А архивист? Ну ты же сам понимаешь…
— А что он был за человек?
— Нормальный мужик. Историк по образованию. К нам пришел после универа. В девяностом году. Ты сам прикинь — девяностый год! Нас же тогда травили по-черному: палачи! Душители!
Бериевские недобитки… А человек пришел к нам. На оклад копеечный и перспективы туманные.
— А что же привело его к вам? Я бы понял, если бы он пришел на оперативную работу, за, так сказать, «романтикой чекистских будней»… Но в архив!
— Олег — историк. Очень увлеченный был человек… Рассчитывал в нашем архиве найти материалы по Троцкому.
— Нашел?
— Не — знаю. Но крайне маловероятно.
— А в вашем архиве, кстати, есть документы Троцкого — письма, дневники?
— Ты что — смеешься? Такие вещи в Москве.
— Точно?
— Точнее некуда, Андрей Викторович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58