Рут – гораздо более общительный человек. Ей нравится принимать у себя людей. Она живет в Рокпорте, а это замечательное место для воскресных визитов. Я часто думал, что Конни женился на ней, чтобы она помогла ему научиться общаться с людьми, но потом понял, что это все-таки выше его сил.
– Эммет!
Эммет бросил раздраженный взгляд на дверь.
– Должен тебе кое-что сказать, – едва слышно пробормотал он. – Иногда мне кажется, что Конни был прав.
Выйдя от Эммета Уолша, Кэйси решила немного прогуляться. Она ни на секунду не забывала о фотографии Конни, лежащей в ее кармане. Время от времени она доставала ее и разглядывала. Сев на скамейку в Публичном саду, она снова сделала это. На этот раз, убрав карточку обратно в карман, она достала телефон и набрала номер дежурной сиделки того этажа клиники, где лежала ее мать. Энн Холмс почти сразу же сняла трубку.
– Как она?
– Почти без изменений, – спокойно ответила Энн. – Приступов больше не было. Был небольшой спазм шеи…
– Спазм шеи? – Это было что-то новое. Кэйси наклонила голову и прижала кончики пальцев к бровям.
– Это достаточно обычное дело, – объяснила сиделка, – но, наверное, хорошо, что вас не было здесь в этот момент. Это сопровождается не слишком приятным звуком. Она некоторое время дышала тяжелее, но сейчас все уже пришло в норму.
Это немного успокоило Кэйси. Кэролайн не выздоровеет, если физические проблемы будут нарастать.
– Спазм шеи, – повторила Кэйси. – Отчего это бывает?
– Это обычный мышечный спазм. Причины могут быть самыми разными. Скорее всего, что-то с кровообращением. Такое бывает, когда возникает застой.
Застой. Это не предвещает ничего хорошего.
– В этом движении не было ничего сознательного?
– Кэйси, мне бы очень хотелось сказать, что оно было более сознательным, чем раньше, но я не могу. Нисколько.
Кэйси зажмурилась на несколько секунд. Потом вздохнула.
– О'кей. Я зайду завтра. Вы позвоните, если что-то изменится?
– Ты же знаешь, конечно.
Ощущая боль в сердце, Кэйси отключилась. Черная пустота внутри пульсировала и росла, пока она клала телефон в карман рядом с фотографией Конни. Обхватив себя руками, она откинулась на спинку скамейки, скрестила ноги и стала смотреть на проходящих мимо людей.
Какое-то время, наблюдая за людским потоком, в котором не было ни одного знакомого лица, Кэйси ощущала себя невидимкой. Она подумала о Конни, представив, как он сидел в своем кресле на балконе, наблюдая за теми, кто загорал на солнышке, устраивал вечеринки на соседних балконах. У Кэйси было много друзей, но в это мгновение она была такой же одинокой, как, должно быть, был он.
Потом она увидела Джордана. Он стоял, прислонившись спиной к железной ограде. Он тоже был один, и он смотрел на нее. По крайней мере, ей показалось, что это был Джордан. У этого мужчины были такие же темные волосы, такие же большие карие глаза, тот же рост, та же фигура, но сейчас в нем не было ничего подозрительного, не считая того, что он был преступно хорош собой. Он был чисто выбрит, волосы казались влажными и причесанными. Он был одет в чистые шорты цвета хаки и темно-синий джемпер без ворота, с тремя пуговицами, которые не были застегнуты. Шорты открывали стройные загорелые ноги.
Так Джордан ли это? Конечно, это был он – иначе все не подпрыгнуло бы у Кэйси внутри. Сидя здесь, на лавочке в парке, глядя на проходящих мимо людей, с фотографией отца, который умер, не сказав ей ни слова, в кармане, и с матерью, которая физически была в десяти минутах ходьбы отсюда, но в то же время настолько вне пределов досягаемости, что мысль об этом разбивала ей сердце, Кэйси отчаянно нуждалась в ком-то, кто относился бы к ней по-особенному.
Она отвела взгляд, потом снова посмотрела на мужчину, но он никуда не делся. Это точно был Джордан. Едва заметным движением подбородка она пригласила его подойти.
Гибким движением оттолкнувшись от ограды, он направился к ней, продолжая смотреть ей в глаза. Когда он приблизился, ей пришлось задрать подбородок, но отвести взгляд она не могла, даже если бы и хотела. Ей показалось, что она заметила какую-то неуверенность в его глазах, словно он тоже не знал наверняка, как себя вести. Это придало ей смелости. Она улыбнулась и сказала:
– Я так и думала, что это ты. Садись, у меня тут целая свободная скамейка.
Он сел, но оставил между ними свободное место. Наклонившись вперед, он оперся локтями на колени и позволил кистям рук свободно свисать вниз. Они были худощавыми, но сильными, их покрывал загар. Часы со старым обтрепанным ремешком исчезли. На их месте оказалась привлекательная, модная и недешевая модель.
С минуту он смотрел по сторонам, потом снова повернулся к ней.
– У тебя печальный вид.
Это было просто утверждение. От нее не требовалось ответа. Но он был рядом, а она помнила ту наполненность, которую ощутила утром, и это было настолько лучше одиночества, что Кэйси не выдержала и сказала:
– Моя мать больна. Ее сбила машина три года назад. Все это время она… не приходит в сознание. Она в клинике на Фенвей. – Кэйси похлопала по карману, где лежал телефон. – Я только что разговаривала с сиделкой. У мамы в последнее время возникли проблемы. Я стараюсь не терять надежды, – проговорила она с короткой, храбрящейся улыбкой, которая тут же погасла. – То есть она должна прийти в сознание. Ей всего пятьдесят пять, ей еще рано умирать, и она нужна мне. У меня нет никакой семьи, кроме нее. Но там происходит что-то. Я боюсь… она… сдается.
– А что говорят врачи?
– Что она сдается. Может быть, это и правильно, если все равно надежды нет.
– А ее нет?
Кэйси мучительно пыталась ответить честно. Она так долго хваталась за самую маленькую крупинку надежды. Но сейчас, здесь, сидя рядом с Джорданом, она просто не знала, что сказать ему.
– Сначала, сразу после аварии, все надеялись. Потом прошло три месяца, и она так и не очнулась, и это было плохо. Потом прошло шесть месяцев, девять, год. Первая годовщина трагедии – это было ужасно. А теперь прошло уже три года, и временами мне кажется, что знамя надежды я держу в гордом одиночестве.
– Печально.
– Я научилась не давать воли этим чувствам. Но на этой неделе… я не знаю… мне плохо удается.
– Это из-за получения наследства?
– Нет. – Она могла быть честной – с ним и с собой. – Просто что-то изменилось. Сиделки это чувствуют. – Она тихо добавила: – И я тоже. Мне бы очень хотелось думать, что она готова очнуться. Но, видимо, на самом деле все наоборот.
– Вы были близки?
– Так же, как большинство матерей с дочерьми. Бывало по-всякому. Я надеялась, что точек соприкосновения будет больше, когда мы обе станем старше. Я на самом деле очень хотела в это верить. – Снова взглянув на него, она выдавила улыбку: – Ну вот, ты и узнал, почему у меня грустное лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101