– Расскажи ему все. Он не бросит тебя». Но она не могла. Пока не могла. Риск был слишком велик.
– А с другой стороны, куда бы я делась? Где я была бы в безопасности? В новостях только и говорят, что о грабежах, стрельбе и изнасилованиях. Я прожила здесь всю мою жизнь, у меня нет никаких знакомых нигде, а если бы и были, у меня нет столько денег, чтобы прожить самостоятельно, а теперь Мириам закрывает «Нит Итс», и я никак не смогу найти другую работу. Какая же я жалкая!
Он взял в ладони ее лицо, как делал всегда, только сейчас его руки и взгляд стали жесткими.
– Нет, ты не жалкая.
– Жалкая, слабая и виноватая, – зажмурилась она. – Ничего бы не было, если бы не было меня.
– Ты не просила, чтобы тебя произвели на свет. Они приняли это решение, а потом исковеркали тебе жизнь.
Руки Пита напряглись.
– Дженни, открой глаза.
Она не могла. Она боялась того, что могла увидеть.
– Открой глаза, – повторил он, но на этот раз более нежно, и его руки уже не сжимали ее лицо, а как будто баюкали его; все десять пальцев как будто говорили ей, какая она хрупкая и драгоценная и о том, что она заслуживает защиты любой ценой.
Она открыла глаза.
– Если бы ты была слабой или жалкой, ты бы не смогла пережить эти шесть лет. Тебе же было так трудно. Никто толком не помогал тебе.
– Дэн проверял, как я живу.
– Не его отец?
– Нет. Он сам. Но это было хорошо. Он мне больше нравится.
– Он хоть раз пригласил тебя пообедать? Свозил тебя на ярмарку, когда тебе нужна была новая одежда? Он держал тебя за руку, когда тебя мучили кошмары?
– Преподобный Патти часто заходил.
– Заходил. В прошедшем времени.
– Он до сих пор заходит. Просто уже не так часто.
– И, скорее всего, когда Дэн просит его об этом, да? Ладно, была еще Мириам. Она взяла тебя на работу, когда никто другой не сделал бы этого, и ты за это работала на нее не покладая рук. Она ничего не потеряла на этой сделке и, кстати, не позвала тебя с собой в Сиэтл. Нет, Дженни, никакая ты не слабая и не жалкая, а вина твоя весьма относительна. Само по себе все это выглядит достаточно плохо. Но надо смотреть на картину целиком. Тебе было всего восемнадцать, когда умерла твоя мать. Только восемнадцать.
Дженни снова вздрогнула.
– Иногда мне кажется, что это было вчера. Я вижу это перед собой, с открытыми глазами, с закрытыми, ночью, днем, как угодно, когда угодно.
– Это наследство, которое они тебе оставили. Хоть кто-нибудь попросил у тебя за это прощения?
Никто. Ни один человек.
– Не думаю, – продолжал Пит. – И теперь ты хочешь доказать мне, что после всего этого ты обязана Дардену провести здесь с ним всю оставшуюся жизнь? Если хочешь знать мое мнение, ты не обязана даже оставаться здесь до его приезда!
Она уже спорила об этом сама с собой.
– Мне кажется, я должна.
– Почему?
– Потому что это будет честно. Он хотел, чтобы я встретила его у ворот тюрьмы. Я отказалась. Я не могу больше ехать туда, даже в последний раз. Но я обещала, что буду здесь, а если меня не будет, то, Господи, я не знаю. В любом случае ничего хорошего не будет. Он никогда не смирится с тем, что я бросила его.
– Он может заставить тебя изменить свое решение?
– Я не хочу! – со слезами проговорила она. – Из этого не может выйти ничего хорошего, потому что никогда не было, но он мой отец, он единственный оставшийся у меня близкий человек.
– Теперь у тебя есть я. И ты можешь выбирать.
– Я знаю, знаю, знаю. Понимаешь, если вдруг он стал другим, стал мягче, будет ужасно просто сказать ему «привет» и «пока». Но он же не изменился! – напомнила она себе, и в ее лице промелькнуло ожесточение. – Я встречалась с ним каждый месяц. Он не изменился нисколько. И я не могу вернуться назад. Я не могу снова начать с того же места, где мы остановились. Не могу. И не буду. Он отвратительный человек. Ему наплевать на всех, кроме себя. И он очень ревнив, Пит. Я не представляю, что он сделает, если я расскажу ему о тебе.
– Ну тогда, – сказал Пит, расправляя плечи, сжимая челюсти и всем видом показывая, что готов помериться силами с Дарденом, причем в исходе абсолютно уверен, – я бы сказал, что у нас есть к чему подготовиться.
Дженни старалась не нервничать. Правда, в понедельник она все равно три раза проверила холодильник, чтобы удостовериться, что Дарденовы четыре упаковки «Сэма Адамса» на месте, постоянно возвращалась к аптечке, чтобы убедиться, что производитель и концентрация лекарств, которые она купила, соответствуют списку Дардена, а также стащила с кровати шелковое белье, попрыгала на нем, покаталась, а затем постелила его заново – и так дважды, – чтобы оно выглядело так, будто она спала на нем всю неделю.
Она до сих пор так и не вытащила вещи матери из шкафа. Она пообещала себе сделать это завтра утром – без всяких «если», «а» и «но».
Тем не менее сейчас ей больше всего хотелось проводить время с Питом, что она и делала. Они снова валялись на чердаке, в своей постели из подушек и одеял, иногда обнаженными, иногда – нет, и опять и опять занимались любовью. Оказалось, что у Дженни это хорошо получается. Она знала позы, о которых Пит даже не догадывался. Но он быстро все схватывал. Его тело обладало естественной гибкостью, он с легкостью подстраивался под нее, откликался на каждое ее движение и возносил ее все выше и выше. Она и не представляла, что мужчина может обладать такой силой и мощью, какой обладал он.
И это было только первым из сделанных ею открытий. Она узнала о том, каким прекрасным может быть мужское тело, каким нежным и отдающим, и о том, что то удовольствие, которое она получает от него, делает ее саму другой. Она узнала, что поцелуи могут сглаживать шрамы. Она узнала, что значит быть любимой той самой глубокой и истинной любовью, которая смывает всю грязь прошлого и наполняет будущее обещаниями.
То, что осталось меньше суток, не имело значения. Не имели значения те краткие, острые приступы ужаса, которые охватывали ее при мысли о том, что будет, когда Дарден вернется и заговорит с ней, и что тогда может сделать Пит. Не имела значения вина, которая все-таки – навсегда – оставалась.
С Питом она была счастлива – первый раз за всю свою взрослую жизнь.
Во вторник, в середине дня, Дженни отправилась в город. Она надела свою обычную рубашку, джинсы и тапочки, но бейсболку оставила дома. Она устала скрываться. Ее волосы завивались в колечки, но были чистыми и блестящими, отражая отвагу и надежду, которые, несмотря на утренние звонки, жили в ней.
Дарден пытался дозвониться три раза. Три раза она делала вид, что не слышит звонков. О, она знала, что это он. Она нисколько в этом не сомневалась. Никто больше ей не звонил. Но она не хотела слышать его голос. К тому же он не мог сказать ничего такого, что не терпело бы отлагательства.
Поэтому сейчас она шагала по направлению к центру города, держась прямо и уверенно, как женщина, у которой есть важное задание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101