Неужели не понятно?
Ваироа кивнул.
– Мы можем ожидать, что новое правительство Домена начнет вымораживать нас, – сказал он. – Оно воспользуется своими внушительными ресурсами, чтобы превратить восточноюропанцев в геанство, чтобы привлечь на свою сторону их растущую силу. Межконтинентальный альянс… неужели таковы долгосрочные надежды юанезских лидеров? Неужели имперский дух вновь оживает в солдатаях?
– Тебя это беспокоит, – ответил Микли. – Но политики маураев всегда старались искоренить все потенциальные очаги беспокойства на самой ранней стадии, не давая ей возможность… так? Но что вы предполагаете делать в Юропе?
– Я не член Кабинета Ее Величества и не лорд Адмиралтейства.
– Неважно, – сказал Микли с легкой насмешкой. – Когда Орион взойдет, мы защитим и вас от всякого агрессора. Видишь ли, тогда мы уже будем заинтересованы в сохранении статус-кво, после того как прольем дождем блага космоса на все человечество.
Ваироа поглядел на него:
– Ты не веришь в это и никогда не верил.
– Конечно, – расхохотался Микли. – Пусть Эйгар Дренг и его единомышленники наслаждаются пустыми фантазиями. Полет мысли стимулирует их инженерный гений… согласись, весьма впечатляющий.
Азбучный пример того, как желание побеждает логику.
– Итак, по-твоему, в случае успеха Орион позволит Северозападному Союзу сделаться доминирующей силой на Земле?
– Ну что ж, из любопытства я втихую провел ряд исследований руками людей, не склонных размахивать топорами при слове «космос». К тому же я стараюсь мыслить самостоятельно.
Микли махнул рукой.
– Конечно, – согласился он. – Мы не можем поставить гарнизоны по всему земному шару и не сделали бы этого, даже располагая соответствующей силой. Поэтому нам необходим Орион и крупная система, обслуживающая карающую длань небес. Поэтому на мирные исследования мы не выделим почти ничего, пока не построим отдельный флот специально для этой цели, а на это уйдет уйма времени, в особенности учитывая, что вложения капитала не посыплются на столь дорогое и ненадежное предприятие. Но даже если я и не прав, Дренг с невероятным оптимизмом оценивает темпы работ. Он закрывает глаза на все возможные социальные и экономические неурядицы. Тем временем каждое общество, в том числе и наше, будет преображаться. Сам Орион, положивший руку свою на старый штурвал маураев, гарантирует это… но характер изменений предвидеть трудно. – Он ухмыльнулся… ну точно акула. – За исключением одного: мы никогда… никогда не позволим Земле превратиться в обитаемый парк, обслуживаемый заводами, разбросанными по всей Солнечной системе. В природе человека – гадить в собственном доме.
После недолгого молчания, когда говорил только вентилятор, Ваироа шевельнулся в кресле и негромко спросил:
– Если ты так мало веришь в свое дело, почему же служишь ему так преданно?
– Это самая веселая игра в нашем городе, – возликовал Микли, – и закончится она пышным фейерверком. А почему ты служишь своей цели?
– Потому что не сомневаюсь: ты прав; если вы победите, ничего другого нам ждать не придется, все будет, как ты сказал.
– Какая тебе разница?
– В моей природе быть наблюдателем. – Маурай помолчал, а потом деловито добавил:
– Мы с тобой рождены, чтобы убивать друг друга: я – тебя, а ты – меня. И посему мы можем быть более откровенны между собой, чем с кем бы то ни было на Земле.
3
И снова виноделы сотворили свое смиренное чудо, Чтобы соединить вас с годом, давно миновавшим, Унесенным порывом осеннего ветра.
В нем память о пламенеющих виноградниках, Ясная, как твой дух, которому в путь уходить, И судьба уносит его навсегда. Но куда – Так быстро, и рано, и так нежданно?
Так пригубим же лето, что дремлет внутри чаши, Вспомним солнцем позолоченного сокола, Что замер в небе, крылатый, как наши сердца, И музыка, музыка без конца.
Вином обновленный, я твой любовник навеки.
***
Плик закончил эту песню перебором аккордов и отложил гитару. Левая рука его потянулась к стакану, правая легла на грудь молодой женщины, сидевшей возле него. Он улыбнулся и чмокнул ее в щеку.
Аплодисменты запорхали по залу. После обеда столовую переоборудовали в таверну, названную «Каблук сапога». Никто не знал, как это вышло, но всякий знал почему: с незапамятных времен у северо-западных инженеров была поговорка – «инструкции напечатаны у тебя под каблуком». (Бар представлял собой стойку, на которой выстроились бутылки, и рядом бочонок с пивом; клиенты обслуживали себя самостоятельно, бросая деньги в кувшин по принципу – кто сколько может. Свет причудливых ламп сменил флуоресцентные панели, создавая ощущение праздника в романтических сумрачных уголках. Свежий запах сосны помогал изгнать запах горелого жира, табака, марихуаны и гашиша. Лишь кучка питухов сидела еще на скамейках в столь поздний час.) В неделю каждому предоставляется один выходной – в разные дни, но не все пользовались ими, как и отпусками: главным был Орион.
– Для кого ты сочинил эту песню? – спросила молодая женщина. Прежде, когда в комнате было полно народу, Плик сопровождал свои номера посвящениями, зачастую достаточно откровенными.
– Для тебя, милочка, для тебя… для кого же еще? – мурлыкал он, отпив огнедышащего местного виски.
Лисба Ямамура свела брови, пригубив шерри.
– Мм-м, в таком случае ты зачем-то назвал меня Лозой и утверждал, что мы знакомы с незапамятных времен.
– Поэтическое преувеличение, – соврал Плик.
Крепкая девица с пикантным, чуть азиатским лицом… живая и смышленая, работала в технической библиотеке. Она искоса глянула на него.
– Выдумываешь ты все. А по-моему, это ты написал для другой женщины, там в Юропе, и просто перевел на англиш, пока мыл тарелки.
Днем Плик работал на кухне, где не хватало рук, а вечерами пел – ради выпивки и чаевых; здесь он преуспевал, поскольку развлечений было немного.
– Нет, что ты, – возразил он. – Не буду спорить, основу произведения я задумал там, пользуясь некоторыми литературными мотивами, но, повстречав даму, достойную чувств…
– Ладно… – улыбнулась она, – Буду вежливой: считай, что я верю тебе… очаровательный негодник. – Губы его скользнули по благоуханным иссиня-черным волосам. – К тому же ты иностранец. Это волнует. Мы здесь живем в такой изоляции…
– Так ты завтра не работаешь?
– Нет, у меня выходной.
– Я тоже. Можно бы и развлечься. А ты не торопишься? Мне так одиноко.
– А твои друзья…
– О, мои сотрудники и соседи по холостяцкой секции – народ добрый, внимательный, но, откровенно говоря, чужды мне; к тому же все они – мужчины. Иерн и Роника приглашают меня к себе выпить и поболтать, но не часто. Почти все время они заняты делами и друг другом. Ваироа же… после освобождения Ваироа наблюдает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
Ваироа кивнул.
– Мы можем ожидать, что новое правительство Домена начнет вымораживать нас, – сказал он. – Оно воспользуется своими внушительными ресурсами, чтобы превратить восточноюропанцев в геанство, чтобы привлечь на свою сторону их растущую силу. Межконтинентальный альянс… неужели таковы долгосрочные надежды юанезских лидеров? Неужели имперский дух вновь оживает в солдатаях?
– Тебя это беспокоит, – ответил Микли. – Но политики маураев всегда старались искоренить все потенциальные очаги беспокойства на самой ранней стадии, не давая ей возможность… так? Но что вы предполагаете делать в Юропе?
– Я не член Кабинета Ее Величества и не лорд Адмиралтейства.
– Неважно, – сказал Микли с легкой насмешкой. – Когда Орион взойдет, мы защитим и вас от всякого агрессора. Видишь ли, тогда мы уже будем заинтересованы в сохранении статус-кво, после того как прольем дождем блага космоса на все человечество.
Ваироа поглядел на него:
– Ты не веришь в это и никогда не верил.
– Конечно, – расхохотался Микли. – Пусть Эйгар Дренг и его единомышленники наслаждаются пустыми фантазиями. Полет мысли стимулирует их инженерный гений… согласись, весьма впечатляющий.
Азбучный пример того, как желание побеждает логику.
– Итак, по-твоему, в случае успеха Орион позволит Северозападному Союзу сделаться доминирующей силой на Земле?
– Ну что ж, из любопытства я втихую провел ряд исследований руками людей, не склонных размахивать топорами при слове «космос». К тому же я стараюсь мыслить самостоятельно.
Микли махнул рукой.
– Конечно, – согласился он. – Мы не можем поставить гарнизоны по всему земному шару и не сделали бы этого, даже располагая соответствующей силой. Поэтому нам необходим Орион и крупная система, обслуживающая карающую длань небес. Поэтому на мирные исследования мы не выделим почти ничего, пока не построим отдельный флот специально для этой цели, а на это уйдет уйма времени, в особенности учитывая, что вложения капитала не посыплются на столь дорогое и ненадежное предприятие. Но даже если я и не прав, Дренг с невероятным оптимизмом оценивает темпы работ. Он закрывает глаза на все возможные социальные и экономические неурядицы. Тем временем каждое общество, в том числе и наше, будет преображаться. Сам Орион, положивший руку свою на старый штурвал маураев, гарантирует это… но характер изменений предвидеть трудно. – Он ухмыльнулся… ну точно акула. – За исключением одного: мы никогда… никогда не позволим Земле превратиться в обитаемый парк, обслуживаемый заводами, разбросанными по всей Солнечной системе. В природе человека – гадить в собственном доме.
После недолгого молчания, когда говорил только вентилятор, Ваироа шевельнулся в кресле и негромко спросил:
– Если ты так мало веришь в свое дело, почему же служишь ему так преданно?
– Это самая веселая игра в нашем городе, – возликовал Микли, – и закончится она пышным фейерверком. А почему ты служишь своей цели?
– Потому что не сомневаюсь: ты прав; если вы победите, ничего другого нам ждать не придется, все будет, как ты сказал.
– Какая тебе разница?
– В моей природе быть наблюдателем. – Маурай помолчал, а потом деловито добавил:
– Мы с тобой рождены, чтобы убивать друг друга: я – тебя, а ты – меня. И посему мы можем быть более откровенны между собой, чем с кем бы то ни было на Земле.
3
И снова виноделы сотворили свое смиренное чудо, Чтобы соединить вас с годом, давно миновавшим, Унесенным порывом осеннего ветра.
В нем память о пламенеющих виноградниках, Ясная, как твой дух, которому в путь уходить, И судьба уносит его навсегда. Но куда – Так быстро, и рано, и так нежданно?
Так пригубим же лето, что дремлет внутри чаши, Вспомним солнцем позолоченного сокола, Что замер в небе, крылатый, как наши сердца, И музыка, музыка без конца.
Вином обновленный, я твой любовник навеки.
***
Плик закончил эту песню перебором аккордов и отложил гитару. Левая рука его потянулась к стакану, правая легла на грудь молодой женщины, сидевшей возле него. Он улыбнулся и чмокнул ее в щеку.
Аплодисменты запорхали по залу. После обеда столовую переоборудовали в таверну, названную «Каблук сапога». Никто не знал, как это вышло, но всякий знал почему: с незапамятных времен у северо-западных инженеров была поговорка – «инструкции напечатаны у тебя под каблуком». (Бар представлял собой стойку, на которой выстроились бутылки, и рядом бочонок с пивом; клиенты обслуживали себя самостоятельно, бросая деньги в кувшин по принципу – кто сколько может. Свет причудливых ламп сменил флуоресцентные панели, создавая ощущение праздника в романтических сумрачных уголках. Свежий запах сосны помогал изгнать запах горелого жира, табака, марихуаны и гашиша. Лишь кучка питухов сидела еще на скамейках в столь поздний час.) В неделю каждому предоставляется один выходной – в разные дни, но не все пользовались ими, как и отпусками: главным был Орион.
– Для кого ты сочинил эту песню? – спросила молодая женщина. Прежде, когда в комнате было полно народу, Плик сопровождал свои номера посвящениями, зачастую достаточно откровенными.
– Для тебя, милочка, для тебя… для кого же еще? – мурлыкал он, отпив огнедышащего местного виски.
Лисба Ямамура свела брови, пригубив шерри.
– Мм-м, в таком случае ты зачем-то назвал меня Лозой и утверждал, что мы знакомы с незапамятных времен.
– Поэтическое преувеличение, – соврал Плик.
Крепкая девица с пикантным, чуть азиатским лицом… живая и смышленая, работала в технической библиотеке. Она искоса глянула на него.
– Выдумываешь ты все. А по-моему, это ты написал для другой женщины, там в Юропе, и просто перевел на англиш, пока мыл тарелки.
Днем Плик работал на кухне, где не хватало рук, а вечерами пел – ради выпивки и чаевых; здесь он преуспевал, поскольку развлечений было немного.
– Нет, что ты, – возразил он. – Не буду спорить, основу произведения я задумал там, пользуясь некоторыми литературными мотивами, но, повстречав даму, достойную чувств…
– Ладно… – улыбнулась она, – Буду вежливой: считай, что я верю тебе… очаровательный негодник. – Губы его скользнули по благоуханным иссиня-черным волосам. – К тому же ты иностранец. Это волнует. Мы здесь живем в такой изоляции…
– Так ты завтра не работаешь?
– Нет, у меня выходной.
– Я тоже. Можно бы и развлечься. А ты не торопишься? Мне так одиноко.
– А твои друзья…
– О, мои сотрудники и соседи по холостяцкой секции – народ добрый, внимательный, но, откровенно говоря, чужды мне; к тому же все они – мужчины. Иерн и Роника приглашают меня к себе выпить и поболтать, но не часто. Почти все время они заняты делами и друг другом. Ваироа же… после освобождения Ваироа наблюдает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160