Впрочем, если я могу подготовить путь для своих детей.."
Шаги вторглись в его сознание, заставили его обернуться. Вошла жена.
Она остановилась посреди комнаты. Они обменялись взглядами.
В белом платье, под белоснежной шалью на белесых волосах… с нежной бледной кожей, присущей всей родне ее, Эйсонам из Клана Лундгард, она казалась призрачной, почти бескровной, лишь глаза горели на иссохшем лице.
– Я искала тебя, – проговорила она наконец, столь негромко, что он едва расслышал ее. – Можешь ли ты уделить мне несколько минут?
– Хорошо, но ко мне должны прийти очень скоро, – ответил он. – Не может ли подождать твое дело?
– Нет, – выдохнула Ирмали. – Большая часть наших дел может подождать, когда ты этого хочешь, но сейчас я имею в виду именно предстоящую встречу.
Он с нелегким чувством посмотрел на нее:
– Что ты хочешь сказать?
– Я внимательно наблюдаю за людьми, – проговорила она. – Иногда приходится. Человек, который явился, чтобы договориться с тобой о торговле от лица своей компании, не эспейньянский купец – он держится как прирожденный солдат.
– Уммм… кажется, так о нем и говорили. Но что с того?
Она хотела подойти поближе, но остановилась, словно опасаясь прикоснуться к собственному мужу. Быть может, так оно и было. Он понимал, что ей пришлось собраться с силами для этого разговора. Она стиснула кулаки.
– Джовейн, – проговорила она. – Тот факт, что я не могу примириться с твоим геанством, не значит, что я дура. Я наблюдаю, думаю, сопоставляю. Весь последний год или более ты постоянно переписываешься, мне ничего не рассказываешь; но я постаралась узнать, откуда приходят письма. Вестники приходят и уходят, но я догадываюсь – по акценту, одежде, по тысяче признаков – откуда они берутся. Радио легче и дешевле, но ты пользуешься им только для обычных сообщений.
Должно быть, ты что-то задумал и не хочешь, чтобы тебя могли подслушать. К тому же, Джовейн, я знаю тебя. Насколько далеко мы бы ни разошлись – я тебя знаю.
– И чем же, по-твоему, я занимаюсь? – отрезал он.
– Не знаю, еще не уверена, – нервно ответила она. – Опасаюсь, что ты вмешался в политический заговор и встречаешься с иностранными агентами… Джовейн, не надо!
Дунул ветерок, пошевелил ее волосы, прикоснулся к платью – живой ветер Геи. Джовейн впитал из него силу, в которой нуждался, и бросил ей вызов.
– Да, я веду конфиденциальные переговоры, но уверяю тебя, не затем, чтобы навредить Домену. Я не предатель. Но если ты допускаешь такую возможность, можешь денонсировать меня перед Скайгольмом.
Она отшатнулась.
– Я не могу этого сделать, – выдохнула она. – Я люблю тебя. И страшусь… за тебя же, за наших детей…
Теперь он смог подойти к ней, взять за обе руки (какие они холодные), улыбнуться в лицо (от нее, как всегда, пахло розами, как приятен был этот запах в день их свадьбы) и заверить ее:
– Ирмали, дорогая, это действительно крупное дело, но я не могу отрицать, что намерен исправить ужасное зло, приключившееся с нами.
Пока я не могу сказать тебе большего… пойми, не могу. Верь мне, Ирмали, и ты получишь свою награду. – Он коротко прикоснулся губами к ее щеке, ощутив на ней соль. – Прости, я должен идти. Верь мне.
Он пошел к двери, уверенный, что она останется верной и только выплачется наедине. «Жезу Кретт! – проворчал он в душе. – Если б только она не так нуждалась во мне!» Лестница, витками которой он спустился вниз, казалось, совсем закружила его, перепутала мысли.
«Нет, я не прав. Ей нельзя отказать в отваге. Я же видел, как она год за годом отстаивала свою веру. Если бы только я мог быть с ней откровенным!»
Он улыбнулся. "«Ханжество, вот что смазывает ось вращения общества».
Так некогда высказался Маттас, сопроводив свое речение громоподобной отрыжкой. А интересно, смог бы учены более пристойный, не столь земной негодяй, преобразить меня и направить к геанской философии. Да, я человек действия, но и идеалист одновременно… Ха, если бы мне удалось убить Иерна Ферлея во время той дуэли на солнечных крыльях!
Моя неудача обошлась Фейлис еще в один год жизни с ним. И как бы моей прекрасной леди не пришлось заплатить большим. Но я скоро освобожу ее.
Сегодня я сделаю огромный шаг… последствия его когда-нибудь соединят нас с тобой, Фейлис, милая Фейлис! Интересно, смогу ли я когда-нибудь признаться тебе в том, что он-то и рассказал тебе правду о случившемся на поединке. Наверное, нет. Я слишком люблю тебя, чтобы допустить столь излишнее потрясение.
А любовь – это проявление Жизненной Силы".
Лестница привела в коридор, завещанный гобеленами и трофеями. Слуги, попадавшиеся навстречу Джовейну, преклоняли перед ним колено; он не забывал отвечать им кивком и улыбкой. На пересечении со вторым коридором он столкнулся с Маттасом Олверой.
По сути дела, они едва не столкнулись. Как и всегда после обеда, старик был заметно пьян… Пузатый, в балахоне, заляпанном после обеда, провонявший потом, с бутылкой вина, он шатался, икал и бормотал отрывки из непристойной песни. Жирное лицо блестело, распухший нос горел угольком. Свалявшаяся борода, свисавшая до половины груди, скрывала яшмовый знак Земли, свидетельствующий, что он ясновидящий и пророк, учены и преподаватель истины. С того самого дня, когда запыленный Маттас явился сюда – пешком из Иберьи в качестве бродячего проповедника, он всегда утверждал что Гея не любит формальностей. Она не бог. Она – Есть, и это Единство даст понять каждому, каким ему надлежит быть.
– Ох-хо-хо! – возопил он, обхватив рукой шею хранителя замка. – Хорошая встреча, мой друг? Ты плетешь свой маленький заговор, а я иду к своей служаночке. Каждому свое!
После всех проведенных здесь лет его франсей оставался ужасным.
Джовейн выпрямился и отшатнулся.
– Прошу вашего прощения, сабио, – сказал он, тщательно выбирая степень почтения. – Да, у меня переговоры, но по торговым вопросам. – Это было напоминание об осмотрительности: Маттас участвовал в деле с самого начала, он-то и связал Джовейна с сетью служащих Гее адептов в Иберье – и даже дальше за океаном, в Мерике, в обход правительств, наций и рас. Апостол бодро признавал, что во всех прочих отношениях он бесполезен; практическая политика не его призвание. Однако он умел объяснять всякому, что Жизнь Едина, и помочь тем, кто нуждался в его услугах, вступить в распространенную по миру коммуну. А еще – он утверждал, что жизнь дана для того, чтобы наслаждаться ею…
Оставалось только завидовать ему.
Буквально на миг крохотные глазки учена прицелились в него стволами винтовок, ухмылка померкла и голос притих; Джовейн невольно усомнился в том, что учитель и в самом деле пьян.
– Господин замка, – проговорил тот, – геология и история в равной мере свидетельствуют о том, что существуют моменты, когда эволюция делает новый виток – к худшему или лучшему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160