Годы, годы свое берут. Раньше такого не бывало. Забыть такую важную вещь!
Капитан Вегер вежливо выслушал причитания Коваля, но от вопросов и на этот раз воздержался. Доложил:
- У нас хорошая новость, Дмитрий Иванович. Монах обнаружен. В Киеве, в пещерах. - И капитан торжественно положил на стол сообщение по всесоюзному розыску гражданина Гострюка Семена Игнатьевича. - Хорошо, что фамилию не изменил. Зарылся в эти пещеры и сидел.
- Какие еще пещеры? - не сразу сообразил Коваль.
- Киево-Печерская лавра. Он, видите ли, там работает. Мало того... Приезжал сюда за три недели до гибели Иллеш!
- Как установили?
- Брал на работе отгул на три дня - с двадцать четвертого по двадцать седьмое июня! А видели его здесь двадцать шестого. А потом он, возможно, приехал вторично и... был тем самым ночным гостем Каталин. У вас есть какие-нибудь сомнения, Дмитрий Иванович? - спросил капитан, натолкнувшись на спокойный взгляд Коваля. - Хотя какие же тут могут быть сомнения? Если не Длинный и Клоун, значит, его работа...
- Все это хорошо. Хорошо, что установили факт его приезда. Но этого мало. Вы не поинтересовались: в те дни, когда произошло убийство, он отгула не брал?
- А как же, Дмитрий Иванович. Разговаривал с Киевом. Там проверили все документы. Нет, отгула он не брал. Но это ведь только на бумаге. Мог схитрить, попросить кого-нибудь за себя поработать, да так, чтоб никто не узнал.
- Доставим его сюда. Побеседуем. Пока это единственное, что мы можем сделать. Но вообще нам с вами нужно быть поосторожней с выводами. А как там Длинный и Клоун - что говорят?
- Тур допрашивал. Вместе с майором. Все то же самое твердят. Повторяются.
- Ладно. А ваши что же так долго, Василий Иванович? Дозвонились в автопарки?
В кабинет Вегера заглянул сержант.
- Товарищ подполковник, минут двадцать назад вам звонили, к нам в комнату попали. Вот номер телефона оставили. Просили срочно позвонить. Я уже и в гостинице вас разыскивал.
- Кто звонил? Откуда?
- Из Ужгорода. Фамилия - Дыба.
- Великолепно! Давайте телефон. Смотри как вовремя! А говорят, нет телепатии. Значит, из Ужгорода? Спасибо.
Сержант вышел.
Капитан Вегер по-прежнему сдерживал свое любопытство.
Коваль тем временем быстро набрал номер:
- Занято, черт побери!
- Значит, что-то серьезное, - как бы в сторону произнес капитан, если вы уже... - Он не хотел сказать "чертыхаетесь" и не сказал, но подполковник понял его.
- Перстень, вот что! Был ли у пассажира перстень?.. О, наконец, перевел дыхание Коваль, услышав в трубке длинные гудки.
У телефона был Дыба.
- Это подполковник Коваль. Алексей Федорович, вы меня искали? Что вы хотели мне сказать?
- Дмитрий Иванович, здравствуйте! Извините за беспокойство, но я подумал, может быть, важно, а приехать не выходит. Еще два дня не вырвусь - семейные обстоятельства. Я вспомнил ту поездку...
- Ясно. Что же именно вы вспомнили? - Коваль нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.
- На руке у того пассажира были часы, наверно, швейцарские, ромбические. Он в машине время по радио сверял... Я тогда еще подумал: хорошие часы. А потом забыл - теперь только вспомнил... Не знаю, нужно ли это вам...
- Все нужно. А перстня у него не было? С большим сапфиром. Синим камешком... Вспомните, пожалуйста, это очень важно.
- Сейчас, сейчас... вспомню... - В трубке стало тихо, только слышалось далекое дыхание взволнованного таксиста. Через полминуты Дыба сказал: - Кажется, был какой-то перстень, на правой руке... Но боюсь ошибиться: у этого пассажира или у другого... Если бы взглянуть на этот перстенек, думаю, вспомнил бы...
- Вы когда освободитесь? Через два дня? Сразу же приезжайте. Выписываю вам повестку. Жду.
Коваль положил трубку на рычаг. Вегер уже все понял.
- Время, значит, сверял... - задумчиво повторил Коваль.
- Монаха должны доставить завтра. А если привезут сегодня поздно вечером, будем допрашивать?
- Немедленно! В любое время. А теперь давайте позвоним в Хуст, Косенко.
...Поднимаясь по гостиничной лестнице на второй этаж, Коваль задумчиво позвякивал ключом о металлическую бляху, на которой был выбит номер комнаты.
Косенко твердо заявил, что у его пассажира, приехавшего с Урала, было только обручальное кольцо.
3
- Значит, не приезжал в Закарпатье двадцать шестого июня?
- Нет, - ответил бывший монах.
Был он худощав и высок. Лицо его изображало смирение и, может быть, мягкость. Светлые, как у младенца, глаза "брата Симеона" человеку не наблюдательному показались бы усталыми и погасшими. Они даже не взглянули на милицейский кабинет, на майора Бублейникова и капитана Вегера, сидевших за широким столом, на стоявшего у окна Коваля, а, как в некую точку опоры, вперились в ножку стула, стоявшего в противоположном углу.
Но бесстрастный этот взгляд был притворным - "брат", вроде бы и не глядя, видел решительно все.
Молчание продолжалось недолго.
"Зачем ему скрывать свой приезд, если ничего плохого не делал?! Какие у него на это причины?" - думал подполковник, внимательно изучая монаха, словно вражескую крепость перед атакой: темный мешковатый пиджак, перхоть на воротнике, редкие седые волосы, тонкий длинный нос глиняного цвета, мешки под глазами.
- Ну, зачем вы темните, гражданин Гострюк?! - вскочил Бублейников, не выдержав молчания. Он не заметил, как поморщился при этом Коваль. Подполковник не выносил нервозности и спешки во время дознания и считал, что волнение следователя, особенно если оно заметно, всегда на руку преступнику. - Зачем темните?! Отгул на работе в конце июня брали? Брали! Вас здесь в эти дни видели? Видели! К чему же эти выкрутасы?
- Отгул на работе брал, ваша правда. Ездил домой, в Ивано-Франковск. Здесь - здесь делать мне нечего, - ответил бывший монах, так и не подняв взгляда на майора.
"Ох, не с той стороны заходит! Стену лбом не прошибешь, - сокрушался Коваль. - Прекрасно ведь знает, что Гострюк - крепкий орешек!" После освобождения Закарпатья монаха должны были судить за сотрудничество с хортистами и с немецко-фашистскими оккупантами, но он сбежал. Потом появился в Киеве, где жил незаметно, словно полностью порвал с прошлым. Его арестовали, судили, но из-за отсутствия свидетелей (кто уехал за границу, а кто умер) суд ограничился условной мерой наказания.
У Бублейникова был свой метод допросов - он загонял подозреваемого в угол, не давая опомниться, запугивал, ловил на слове и порой добивался своего - конечно, в тех случаях, когда у человека была слабая нервная система. Оказавшись со временем в солидном, тихом кабинете управления, где шелестели бумаги и лишь изредка раздавались телефонные звонки, Бублейников уже никого не допрашивал. Но стоило ему "спуститься" в какой-нибудь районный или городской отдел милиции, как он сразу же прибегал к своему "методу".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73