- До которого часа?
- Вышел из Лавры, помню, в восемь вечера. Били часы. А во дворе меня видело много людей. И гости, и сотрудники.
- Вы так четко помните все, что происходит каждый день? Или только то, что пятнадцатого?
- Большей частью помню. А пятнадцатого обратил внимание на бой часов. Сам не знаю почему. Озарение господне.
- Что вы делали дальше? Куда направились, когда вышли из ворот Лавры?
- Спустился пешком по улице Кирова до гастронома, который на углу. Меня там знают - я там постоянный покупатель. Потом был дома. Спать лег поздно.
- Угу, - вздохнул Коваль. - Значит, алиби.
Бывший монах энергично кивнул.
- А каким образом отпечатки ваших пальцев появились в доме Каталин? В этой самой гостиной?!
Длинный нос "брата Симеона" пожелтел.
- Я скажу, - выдавил он из себя. - Именно это я и собирался сегодня рассказать. Вы этого не знаете. Я сниму с себя подозрение. У меня есть что сказать, я знаю много важного.
- Знаете, кто убил вдову и ее дочерей?
- Догадываюсь. Я знаю, кто мог у нее быть. Я не сказал бы вам этого, если бы не случилась такая беда. Катарин, очевидно, посетил ее первый муж. Карл Локкер.
- Карла Локкера повесили в конце войны. И похоронен он здесь.
- Карл Локкер - жив.
Коваль уставился на бывшего монаха. Не сошел ли старик с ума в камере предварительного заключения?
- Есть могила, есть люди, которые хоронили.
- Это не его могила. Карл сбежал. Он сам "повесил" себя. То есть не себя, а труп другого человека, видимо замученного в жандармерии. Лицо было изуродовано до неузнаваемости. В мундире Карла, с его документами этот несчастный человек и сошел за тержерместера. Тогда было не до расследований - время суетное, да и смерть такая для жандарма казалась вполне естественной в глазах людей. Так сказать, ожидаемой и логичной.
Коваль расстегнул тугой воротничок кителя. Он буквально задыхался. То, что он сейчас услышал, было невероятным, фантастическим!
- Откуда вы это знаете?
- После похорон его видел в лесу один человек.
- Кто?
- Этого человека уже нет. Он умер. Но есть и другие доказательства, что Локкер жив. Я скажу.
- Почему вы думаете, что именно он мог быть здесь и убить Каталин?
- Во-первых, перстень, который вы нашли. Карл никогда с ним не расставался. Кроме того, он, по-видимому, собирался сюда приехать. Разумеется, к ней.
"Корова накормлена, собака закрыта в сарае!" - мелькнуло в голове подполковника.
- Я получил письмо, - продолжал Гострюк. - Письмо от него для Катарин. И записку, в которой Карл просил меня съездить сюда и передать письмо ей в руки.
- И вы передали его?
- Да. Двадцать шестого июня, когда меня здесь видели. С тех пор, возможно, в доме и остались отпечатки моих пальцев. Она ведь меня угощала. Я пил кофе. Да мало ли за что мог взяться руками?
- Но задушить жену, пусть и бывшую, зверски убить ножом собственную дочь! - возразил Коваль. - Даже для жандарма это слишком!
- Вы не знали Карла, - спокойно заметил Гострюк. - Значит, был какой-то конфликт. А Карл Локкер способен на все.
Коваль отложил ручку, встал и подошел к окну. Он долго смотрел на прохожих, на открытую дверь магазина, на автомобили, которые, поднимая пыль, мчались по улице. Потом снова вернулся к подозреваемому.
- Как вы получили это письмо?
"Сам "брат Симеон", наверно, способен на все!" - подумал подполковник, внимательно вглядываясь в Гострюка, который сидел, замерев в выжидательной позе.
- Мне привезли его.
- Кто?
- Какой-то венгр. Наверно, из Будапешта.
- Почему "из Будапешта", почему - "наверно"?
- Карл сбежал в Западную Германию через Венгрию. Возможно, теперь вернулся в Венгрию, потому что тот человек был из Будапешта.
- Очень туманно, гражданин Гострюк, - строго заметил Коваль, чувствуя, что монах что-то утаивает. - Переписываетесь с ним, с Карлом Локкером? Если верить вам, что он - жив.
- Нет. Это была первая весть. И первая просьба. Я-то думал: что плохого, если передам Катарин письмо от мужа. Не знал ведь, что такая беда случится.
- Как тот венгр вас нашел?
- Был в группе туристов, которые осматривали наши пещеры.
- На конверте, переданном вам, был обратный адрес?
- Нет, что вы!
- Как он подписал записку?
- Одним именем - "Карл".
- А как же ему стало известно, что вас нужно разыскивать в Киевской лавре?
- Н-не знаю... - Гострюк отвел взгляд в сторону.
Коваль понял, что у "брата Симеона" получилась осечка. Четко выстроенная стена показаний дала трещину.
Бывший монах помолчал, подумал и тихо сказал:
- Думаю, кто-нибудь рассказал.
- Кто же, например? У вас остались общие знакомые?
- Да нет.
- А этот венгр, как вы говорите, из Будапешта?
- Я видел его впервые.
- Как же он узнал вас?
- Не знаю.
- Каков он на вид?
- Обыкновенный человек, немолодой, брюнет.
- И как его зовут, вы, конечно, тоже не знаете?
- Нет, - покачал головой бывший монах. - Не знаю.
- Слушайте, Гострюк, - сердито сказал подполковник. - Если до сих пор я почти верил вашим сногсшибательным объяснениям, то теперь верить перестану. - Ему захотелось даже повторить любимое бублейниковское: "Что вы мне вранье решетом носите?"
"Брат Симеон" почесал нос и тяжело вздохнул.
- Не хотел я впутывать лишнего человека. Я его не знаю, этого венгра, и он никакой роли не играет. Только и всего, что передал письмо от Карла. К нам, в Лавру, много туристов приезжает. Один из них и разыскал меня, подошел и спрашивает по-немецки: "Брат Симеон?" - "Да", - говорю. "Вам письмо из Будапешта. Вас давно уже ищут". Сунул мне это письмо и сразу отошел к своей группе.
- Спросил по-немецки?
- Да.
- Так почему вы считаете, что это был венгр?
- Он был в группе венгерских туристов. Да и похож он на венгра.
- Когда это было? Число?
- Двадцать третьего июня.
- И вы на следующий же день взяли отгул?
- Да.
- Так, так, - задумчиво произнес Коваль. - А у вас сохранилась эта записка Карла?
- Я сжег ее.
- Жаль.
- Я понимаю, она была бы сейчас в мою пользу. Если бы я знал. Но я вам чистую правду говорю, как перед богом! Все правда. Я не господь, чтоб за чужие грехи крест нести.
"Ну вот, даже в боги зачислил, - рассеянно подумал Коваль. Бывший монах своими показаниями совершил в голове подполковника такой переворот, что он никак не мог прийти в себя. - А что, если все это и в самом деле правда? А что, если показания эти подтвердятся? Тогда можно считать..."
И Коваля охватила жажда деятельности, при которой возникает острое желание ездить, искать, допрашивать, звонить, сопоставлять, проверять, сводить концы с концами, воссоздавая неразрывную логическую цепь событий и выявляя тайные пружины человеческих поступков.
- Ясно, - сказал он Гострюку. - Больше ничего не хотите добавить?.. Минуту спустя добавил сам: - Ну хорошо. Пока достаточно. Проверим ваши показания, а потом встретимся снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73