– сказала Анна, поднимая щеколду у ворот; – Так это же замечательно! Правда-правда. Я думаю, мне понравится. И чем дальше мы уедем отсюда, тем лучше.
Они вышли на улицу и направились туда, где Мик оставил свой фургон с впряженной лошадью. Обветшалое сооружение, плод изощренной конструкторской мысли, он сохранил лишь малую толику былого великолепия. За долгие годы битв с непогодой некогда броская надпись на парусине выцвела и полиняла. Анна подошла ближе и с грехом пополам разобрала надпись: «Конолли. Домашняя утварь, скобяные изделия и галантерейные товары». Она провела пальцами по истершимся буквам.
– Так вы торгуете этими вещами во время путешествия? Это и есть ваша работа? – Было что-то трогательное в приоткрывшейся тайне бродячей жизни ее родственника.
Мик похлопал по крестцу терпеливо ждавшую лошадь и сказал:
– Да, именно в этом и состоит моя работа. По крайней мере, до сих пор ничего лучшего для нас с Ирландкой не сыскалось. Такие вот пироги, Анна. – Он завернул за фургон и бросил внутрь ее саквояж. – И надо думать, это не самое подходящее занятие для такой милой девочки, как ты.
– Все равно это гораздо лучше, чем оставаться в том доме, – сказала Анна.
Он помог ей забраться в фургон и усадил на лавку.
– Анна, я вот что хочу у тебя спросить. Ты в самом деле говорила этой старой мегере, что я твой единственный родственник?
– Да.
– А ты знаешь, что у тебя еще есть дедушка и бабушка в Бостоне? Не слышала? Насколько мне известно, они из благородного сословия и живут в достатке. Наверное, их дом больше подходит для такой деликатной юной леди. А какое воспитание могут дать неудачники вроде меня? И почему ты там в приюте ни словом не обмолвилась о маминой родне? Не понимаю.
– Я ничего о них не слышала, сэр. И никогда не получала от них никаких известий. Сама мама тоже ничего не говорила о своих родителях. Может, они уже умерли. А если живы, то… я думаю, они любят только себя, а всех остальных знать не желают.
Анна умолкла и, поразмыслив, решила, что дядя должен оценить ее откровенность, а потому после паузы высказала мнение и о нем:
– А вот вы теперь мне вовсе не кажетесь таким, как я раньше думала. Вы – не эгоист. Может, только немножко чудной. И ничего, что большей частью вас не было рядом с нами. Я готова вас простить.
Мик отступил на несколько шагов и поскреб седую щетину на бороде.
– Довольно любезно с твоей стороны, – проговорил он наконец. – Пожалуй, до сих пор я преуменьшал значение родственных уз. – Он обошел фургон, затем вскарабкался наверх и сел рядом с племянницей. – Вот что, Анна. Я не очень хорошо представляю, что из всего этого получится, но если такая жизнь тебя устраивает…
Анна разгладила ситцевый подол своего выношенного платьишка и выпрямила спину.
– Тогда поедемте, сэр.
– Ради Бога, Анна, не величай меня так. Называй меня просто Мик или хотя бы дядя Мик. Может, я и не заслужил права на дядю, но обращения «сэр» я точно недостоин!
У Мика вздернулась бровь, когда он произносил иронические слова в свой адрес. Анна, взглянув на своего родственника, не удержалась от улыбки.
Мик легонько щелкнул кнутом лошадь, и фургон покатил по дороге. Анна Конолли ни разу не оглянулась на женский сиротский приют мисс Брокман.
Глава 1
Иллинойс, 1880 год
Анна стояла за кулисами оперного театра в Ривер-Флэтс и в сотый раз проводила рукой по талии, расправляя оборку из пышного гофрированного кружева. Изумительное новое платье из зеленого атласа было куплено Миком Конолли к ее первому сольному концерту в Иллинойсе.
– Это будет верх совершенства, дорогая, – убежденно сказал дядюшка, объясняя свой выбор, и принялся расписывать это необыкновенное, просто фантастическое зрелище, когда она подойдет к краю сцены и встанет в пылающих огнях рампы. Однако в данный момент ни его слова, ни новый наряд не могли ослабить нервное напряжение Анны. Днем в гостинице она приняла ароматную ванну, но и успокоительное действие сиреневой воды оказалось весьма слабым.
Анна мельком взглянула на Мика, приблизившегося к боковой кулисе. За восемь лет их совместных скитаний не было такой ситуации, которая заставила бы его волноваться. Но в этот вечер он выглядел озабоченным и не на шутку взволнованным.
Он отвел красный бархат занавеса, обрамляющего авансцену, и заглянул в зрительный зал. Анна услышала едва уловимое причмокивание, сорвавшееся с губ Мика. Сей разочарованный присвист означал, что вряд ли даже часть из двухсот кресел зала занята. А до начала ее выступления оставалось всего ничего!
Анна тронула дядю за локоть.
– Там много людей? – спросила она.
– Порядочно. – Мик опустил руку, и складки занавеса сомкнулись. – Не беспокойся, дорогая. У нас еще полчаса. К твоему выходу зал заполнится.
– И зачем я только согласилась, – проворчала Анна. – Не понимаю, как я могла позволить вам подбить меня на эту авантюру!
Хотя, по правде говоря, понимала, потому что дядя Мик обладал такими чарами, что мог выманить рыбу с илистого дна Миссисипи. И не просто выманить, но еще и внушить несчастной, что на суше ей будет лучше, чем в воде. Во всяком случае, на пять минут жизни. Анна сжала кулаки, так что пальцы побелели.
– Что, если я не смогу пропеть ни одной ноты? Вдруг я забуду все слова? Что тогда?
– Тогда, я полагаю, стройный и обаятельный отец певчей птички Миссисипи вынужден будет выступать вместо нее. И пусть тебе будет хуже, потому что все аплодисменты достанутся мне! Мне! Слышишь? Но если и это не освежит твою память, то я не знаю, чем тебя еще напугать.
Шутливые угрозы Мика были встречены Анной без юмора и расценены как проявление бездушия.
– Насмешничаете, дядя Мик? – Анна гневно сверкнула глазами. – Неудачный номер, тем более в такие минуты. Неужели вы не видите, что я боюсь до смерти?
– Я знаю, но бояться не нужно, – сказал Мик, правда, на сей раз без своей обычной уверенности.
Анна догадывалась о причине его беспокойства. Видимо, он опасался, что сбор от пожертвований не позволит им даже расплатиться за аренду.
Мик расхаживал взад-вперед на небольшом пятачке за кулисами, время от времени проводя пятерней по волосам. Этот жест появлялся у него только тогда, когда он обдумывал что-то очень важное. Вдруг в его серых глазах вспыхнули радостные искорки. Ходьба тотчас прекратилась.
– Мне пришла в голову презабавная мысль! – воскликнул Мик, повернувшись к Анне.
Увидев выражение его лица, она болезненно поморщилась. Озарение у Мика всегда носило экспансивный характер и разрешалось бурно, подобно грозовому разряду. С годами такие взрывы не сходили на нет, медленно затухая, подчиняясь зрелости чувств и суждений, а, напротив, приобретали все большую мощь. Узнав знакомый огонь в его глазах, Анна тяжко вздохнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Они вышли на улицу и направились туда, где Мик оставил свой фургон с впряженной лошадью. Обветшалое сооружение, плод изощренной конструкторской мысли, он сохранил лишь малую толику былого великолепия. За долгие годы битв с непогодой некогда броская надпись на парусине выцвела и полиняла. Анна подошла ближе и с грехом пополам разобрала надпись: «Конолли. Домашняя утварь, скобяные изделия и галантерейные товары». Она провела пальцами по истершимся буквам.
– Так вы торгуете этими вещами во время путешествия? Это и есть ваша работа? – Было что-то трогательное в приоткрывшейся тайне бродячей жизни ее родственника.
Мик похлопал по крестцу терпеливо ждавшую лошадь и сказал:
– Да, именно в этом и состоит моя работа. По крайней мере, до сих пор ничего лучшего для нас с Ирландкой не сыскалось. Такие вот пироги, Анна. – Он завернул за фургон и бросил внутрь ее саквояж. – И надо думать, это не самое подходящее занятие для такой милой девочки, как ты.
– Все равно это гораздо лучше, чем оставаться в том доме, – сказала Анна.
Он помог ей забраться в фургон и усадил на лавку.
– Анна, я вот что хочу у тебя спросить. Ты в самом деле говорила этой старой мегере, что я твой единственный родственник?
– Да.
– А ты знаешь, что у тебя еще есть дедушка и бабушка в Бостоне? Не слышала? Насколько мне известно, они из благородного сословия и живут в достатке. Наверное, их дом больше подходит для такой деликатной юной леди. А какое воспитание могут дать неудачники вроде меня? И почему ты там в приюте ни словом не обмолвилась о маминой родне? Не понимаю.
– Я ничего о них не слышала, сэр. И никогда не получала от них никаких известий. Сама мама тоже ничего не говорила о своих родителях. Может, они уже умерли. А если живы, то… я думаю, они любят только себя, а всех остальных знать не желают.
Анна умолкла и, поразмыслив, решила, что дядя должен оценить ее откровенность, а потому после паузы высказала мнение и о нем:
– А вот вы теперь мне вовсе не кажетесь таким, как я раньше думала. Вы – не эгоист. Может, только немножко чудной. И ничего, что большей частью вас не было рядом с нами. Я готова вас простить.
Мик отступил на несколько шагов и поскреб седую щетину на бороде.
– Довольно любезно с твоей стороны, – проговорил он наконец. – Пожалуй, до сих пор я преуменьшал значение родственных уз. – Он обошел фургон, затем вскарабкался наверх и сел рядом с племянницей. – Вот что, Анна. Я не очень хорошо представляю, что из всего этого получится, но если такая жизнь тебя устраивает…
Анна разгладила ситцевый подол своего выношенного платьишка и выпрямила спину.
– Тогда поедемте, сэр.
– Ради Бога, Анна, не величай меня так. Называй меня просто Мик или хотя бы дядя Мик. Может, я и не заслужил права на дядю, но обращения «сэр» я точно недостоин!
У Мика вздернулась бровь, когда он произносил иронические слова в свой адрес. Анна, взглянув на своего родственника, не удержалась от улыбки.
Мик легонько щелкнул кнутом лошадь, и фургон покатил по дороге. Анна Конолли ни разу не оглянулась на женский сиротский приют мисс Брокман.
Глава 1
Иллинойс, 1880 год
Анна стояла за кулисами оперного театра в Ривер-Флэтс и в сотый раз проводила рукой по талии, расправляя оборку из пышного гофрированного кружева. Изумительное новое платье из зеленого атласа было куплено Миком Конолли к ее первому сольному концерту в Иллинойсе.
– Это будет верх совершенства, дорогая, – убежденно сказал дядюшка, объясняя свой выбор, и принялся расписывать это необыкновенное, просто фантастическое зрелище, когда она подойдет к краю сцены и встанет в пылающих огнях рампы. Однако в данный момент ни его слова, ни новый наряд не могли ослабить нервное напряжение Анны. Днем в гостинице она приняла ароматную ванну, но и успокоительное действие сиреневой воды оказалось весьма слабым.
Анна мельком взглянула на Мика, приблизившегося к боковой кулисе. За восемь лет их совместных скитаний не было такой ситуации, которая заставила бы его волноваться. Но в этот вечер он выглядел озабоченным и не на шутку взволнованным.
Он отвел красный бархат занавеса, обрамляющего авансцену, и заглянул в зрительный зал. Анна услышала едва уловимое причмокивание, сорвавшееся с губ Мика. Сей разочарованный присвист означал, что вряд ли даже часть из двухсот кресел зала занята. А до начала ее выступления оставалось всего ничего!
Анна тронула дядю за локоть.
– Там много людей? – спросила она.
– Порядочно. – Мик опустил руку, и складки занавеса сомкнулись. – Не беспокойся, дорогая. У нас еще полчаса. К твоему выходу зал заполнится.
– И зачем я только согласилась, – проворчала Анна. – Не понимаю, как я могла позволить вам подбить меня на эту авантюру!
Хотя, по правде говоря, понимала, потому что дядя Мик обладал такими чарами, что мог выманить рыбу с илистого дна Миссисипи. И не просто выманить, но еще и внушить несчастной, что на суше ей будет лучше, чем в воде. Во всяком случае, на пять минут жизни. Анна сжала кулаки, так что пальцы побелели.
– Что, если я не смогу пропеть ни одной ноты? Вдруг я забуду все слова? Что тогда?
– Тогда, я полагаю, стройный и обаятельный отец певчей птички Миссисипи вынужден будет выступать вместо нее. И пусть тебе будет хуже, потому что все аплодисменты достанутся мне! Мне! Слышишь? Но если и это не освежит твою память, то я не знаю, чем тебя еще напугать.
Шутливые угрозы Мика были встречены Анной без юмора и расценены как проявление бездушия.
– Насмешничаете, дядя Мик? – Анна гневно сверкнула глазами. – Неудачный номер, тем более в такие минуты. Неужели вы не видите, что я боюсь до смерти?
– Я знаю, но бояться не нужно, – сказал Мик, правда, на сей раз без своей обычной уверенности.
Анна догадывалась о причине его беспокойства. Видимо, он опасался, что сбор от пожертвований не позволит им даже расплатиться за аренду.
Мик расхаживал взад-вперед на небольшом пятачке за кулисами, время от времени проводя пятерней по волосам. Этот жест появлялся у него только тогда, когда он обдумывал что-то очень важное. Вдруг в его серых глазах вспыхнули радостные искорки. Ходьба тотчас прекратилась.
– Мне пришла в голову презабавная мысль! – воскликнул Мик, повернувшись к Анне.
Увидев выражение его лица, она болезненно поморщилась. Озарение у Мика всегда носило экспансивный характер и разрешалось бурно, подобно грозовому разряду. С годами такие взрывы не сходили на нет, медленно затухая, подчиняясь зрелости чувств и суждений, а, напротив, приобретали все большую мощь. Узнав знакомый огонь в его глазах, Анна тяжко вздохнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87