– Высокий дребезжащий голос Эдди звучал резко и рассерженно. Мойра быстро отозвалась:
– Да, Эдди! Мы здесь.
Гил быстро помчался к двери, и в этот момент Эдди распахнула дверь и шагнула в кухню. Гил вжался в стену, пропуская ее и стараясь быть незаметным.
– Черт возьми! Ты могла бы сразу отозваться! – сказала Эдди, швырнув свою сумку на стол. – Я так понимаю, у твоего ублюдка каникулы?
Ливви видела, как ноздри Мойры яростно раздулись, но она промолчала. Гил молча выскользнул через дверь, а кухня наполнилась удушающим запахом нафталина.
– Боже, Ливви, как здесь жарко. Ты не могла бы открыть окно? – сказала мать.
– С каких пор тебе стало жарко? – огрызнулась Эдди. – Насколько мне известно, твой муж никогда не называл этот дом жарким! В этом доме…
– Я не думаю, что здесь действительно жарко, бабушка. Я… – попыталась вмешаться Ливви.
– Я спрашивала твое мнение по этому поводу, Оливия? Ну, отвечай мне!
Ливви лишилась дара речи и покачала головой. Эдди вела себя как обычно, но Ливви опять забыла, какой страх она может вызывать. Каждый раз она вспоминала это вновь.
– Так или иначе, – вдруг улыбнулась Эдди, – иди и поцелуй свою бабушку. – Она развела руки, и Ливви, задержав дыхание, шагнула в ее нафталиновые объятья.
– Ты все еще живешь со своим скользким выскочкой? Хм, я так и думала, – презрительно фыркнула Эдди. – Ничего, придет время, и ты поймешь, что подцепила ничтожество. Уж тогда ты подыщешь себе что-нибудь действительно стоящее, Оливия. Но это будет не прилизанный пай-мальчик, какие всегда преследовали тебя.
Отпустив Ливви, Эдди уселась на облюбованное место и по-хозяйски спросила:
– Мойра! Ты уже приготовила для нас чай?
Мойра молча кивнула, стараясь не обращать внимания на колкости и грубость старухи. Она повернулась и стала накрывать на стол, пока Эдди задумчиво потирала бородавку на своем лице.
– Оливия, я по дороге купила тебе подарок, – сказала Эдди равнодушно, без всякого тепла в голосе. – Он в сумке. – Она повернулась и взглянула на внучку. – Ладно, нечего изображать из себя идиотку, а у меня и так было много хлопот с этим подарком! Пойди и возьми его! – Ее голос был раздраженным и злым, поэтому Ливви мгновенно подошла к столу.
– Она очень тощая, – сказала Эдди Мойре, не обращая внимания на Ливви. – Может быть, ты поделишься своим мясом – тогда вы обе будете в полном порядке. – Она захихикала, но смех перешел в кашель. Быстро достав из рукава громадный старый носовой платок, она с оглушительным шумом высморкалась в него.
– Это восхитительно, бабушка! – воскликнула Ливви, держа блестящую убийственно-красную блузку с большим вырезом вокруг шеи.
– Хорошо! Я так и думала, что тебе понравится. Я так и сказала юной леди в магазине.
Ливви удивленно улыбнулась и переглянулась с Мойрой.
– Спасибо, бабушка! Это по-настоящему роскошная вещь!
– Несомненно, это так, Оливия, – сказала Эдди, взяв толстый ломоть чеддера и нарезая его мелкими кусочками. – Я надеюсь увидеть тебя в ней в твоей будущей передаче.
Поздно вечером, перед ужином, Ливви стояла в гостиной, оклеенной выцветшими розовыми обоями и пыталась вспомнить, как выглядела эта комната, когда отец был жив. Она пыталась вызвать в памяти воспоминания о мебели, которая украшала гостиную, но, кроме книжных шкафов из красного дерева в георгианском стиле, дивана и стола орехового дерева, ничего вспомнить не смогла. Память отказывалась подчиняться ей. Сейчас здесь все изменилось. Все менялось медленно и целенаправленно, пока комната не приобрела другой вид. Вместе с мебелью была уничтожена всякая память об ее отце. Он был просто вычеркнут из жизни.
Ливви посмотрела на Мойру, которая вошла в комнату и придерживала дверь открытой для Питера, идущего за ней следом: он держал поднос с напитками. Она улыбнулась матери, выглядевшей утомленной и ожесточившейся, и на какой-то миг ощутила сильную любовь к ней. Мойра подошла к камину и стала греться. Ливви присоединилась к ней. Они молча стояли рядом, ожидая, когда Питер разольет напитки.
– Ну и как вы обе провели день? – спросил Питер, вручая им бокалы виски с содовой.
Мойра пожала плечами, а Ливви мягко улыбнулась:
– Как в триллере с ужасами. Нас весь день пугала бабушка – как только было в ее силах.
– О, только не это! – Питер повернулся и взглянул на Мойру, но та, сделав вид, что не заметила его взгляда, молчала.
– Что плохого в том, что нас навестила бабушка? – враждебно спросила Ливви.
– Но она… она так несправедлива! – попытался объясниться Питер. – Я не преувеличиваю. Каждый раз, появляясь здесь, она жестоко мучает Мойру. Она дьявольски груба, называет Гила ублюдком и издевается над Мойрой…
Ливви заметила взгляд матери, брошенный на Питера. Поймав этот взгляд, Питер моментально замолчал, залпом выпил виски, но потом все же сказал:
– Но мы с твоей мамой стараемся не обращать внимания на ее выходки.
Ливви какое-то время смотрела на огонь.
– Я понимаю, что Эдди совершенно невозможна, но она – единственная ниточка, связывающая меня с моим отцом. – Левви снова нарушила молчаливое взаимопонимание, существующее между матерью и Питером, но упрямо продолжала: – Очень важно не разорвать эту ниточку. Я думаю…
– Я знаю, – резко оборвал ее Питер. – Мойра рассказала мне, что ты думаешь.
– Поэтому она приходит к нам, когда пожелает, – сказала Мойра, категорически заканчивая разговор.
Питер и Ливви поддержали желание Мойры сменить тему. Только темы никак не находилось. Несколько минут стояла тишина.
– Как ты думаешь, соблаговолит ли Гил сегодня вечером присоединиться к нашей компании? – наконец спросил Питер. Он хотел сказать это как можно сердечнее, но из-за напряжения в голосе фраза прозвучала саркастично. Разговор об Эдди и беспокойство за Мойру по-настоящему огорчали его.
– Я сейчас позову его! – сказала Мойра. Она подошла к двери и крикнула через холл: – У меня есть твой любимый сыр и твои любимые чипсы!
Затем она вернулась к Питеру и села рядом с ним на диван. Она улыбнулась ему своей неотразимой улыбкой, и Питер, забыв обо всем, ощутил громадную радость от того, что рядом с ним женщина, которая была его большой любовью.
Мойра, взглянув на Ливви, сочла нужным пояснить:
– Через минуту он будет здесь. У меня всегда в запасе есть то, что он обожает. Мы не едим чипсов, но их прекрасно можно использовать в качестве взятки или подкупа.
Ливви и Питер расхохотались, и атмосфера в комнате улучшилась.
– Где чипсы, мам? – Лицо Гила появилось в дверях.
– В кладовой, на второй полке снизу. Но только один пакет.
– Ладно-ладно, знаю!
Гил ринулся через холл и кухню в кладовую и через минуту уже был в гостиной.
– Потрясно! – сказал он, громко чавкая.
– Ты прекрасно пахнешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Да, Эдди! Мы здесь.
Гил быстро помчался к двери, и в этот момент Эдди распахнула дверь и шагнула в кухню. Гил вжался в стену, пропуская ее и стараясь быть незаметным.
– Черт возьми! Ты могла бы сразу отозваться! – сказала Эдди, швырнув свою сумку на стол. – Я так понимаю, у твоего ублюдка каникулы?
Ливви видела, как ноздри Мойры яростно раздулись, но она промолчала. Гил молча выскользнул через дверь, а кухня наполнилась удушающим запахом нафталина.
– Боже, Ливви, как здесь жарко. Ты не могла бы открыть окно? – сказала мать.
– С каких пор тебе стало жарко? – огрызнулась Эдди. – Насколько мне известно, твой муж никогда не называл этот дом жарким! В этом доме…
– Я не думаю, что здесь действительно жарко, бабушка. Я… – попыталась вмешаться Ливви.
– Я спрашивала твое мнение по этому поводу, Оливия? Ну, отвечай мне!
Ливви лишилась дара речи и покачала головой. Эдди вела себя как обычно, но Ливви опять забыла, какой страх она может вызывать. Каждый раз она вспоминала это вновь.
– Так или иначе, – вдруг улыбнулась Эдди, – иди и поцелуй свою бабушку. – Она развела руки, и Ливви, задержав дыхание, шагнула в ее нафталиновые объятья.
– Ты все еще живешь со своим скользким выскочкой? Хм, я так и думала, – презрительно фыркнула Эдди. – Ничего, придет время, и ты поймешь, что подцепила ничтожество. Уж тогда ты подыщешь себе что-нибудь действительно стоящее, Оливия. Но это будет не прилизанный пай-мальчик, какие всегда преследовали тебя.
Отпустив Ливви, Эдди уселась на облюбованное место и по-хозяйски спросила:
– Мойра! Ты уже приготовила для нас чай?
Мойра молча кивнула, стараясь не обращать внимания на колкости и грубость старухи. Она повернулась и стала накрывать на стол, пока Эдди задумчиво потирала бородавку на своем лице.
– Оливия, я по дороге купила тебе подарок, – сказала Эдди равнодушно, без всякого тепла в голосе. – Он в сумке. – Она повернулась и взглянула на внучку. – Ладно, нечего изображать из себя идиотку, а у меня и так было много хлопот с этим подарком! Пойди и возьми его! – Ее голос был раздраженным и злым, поэтому Ливви мгновенно подошла к столу.
– Она очень тощая, – сказала Эдди Мойре, не обращая внимания на Ливви. – Может быть, ты поделишься своим мясом – тогда вы обе будете в полном порядке. – Она захихикала, но смех перешел в кашель. Быстро достав из рукава громадный старый носовой платок, она с оглушительным шумом высморкалась в него.
– Это восхитительно, бабушка! – воскликнула Ливви, держа блестящую убийственно-красную блузку с большим вырезом вокруг шеи.
– Хорошо! Я так и думала, что тебе понравится. Я так и сказала юной леди в магазине.
Ливви удивленно улыбнулась и переглянулась с Мойрой.
– Спасибо, бабушка! Это по-настоящему роскошная вещь!
– Несомненно, это так, Оливия, – сказала Эдди, взяв толстый ломоть чеддера и нарезая его мелкими кусочками. – Я надеюсь увидеть тебя в ней в твоей будущей передаче.
Поздно вечером, перед ужином, Ливви стояла в гостиной, оклеенной выцветшими розовыми обоями и пыталась вспомнить, как выглядела эта комната, когда отец был жив. Она пыталась вызвать в памяти воспоминания о мебели, которая украшала гостиную, но, кроме книжных шкафов из красного дерева в георгианском стиле, дивана и стола орехового дерева, ничего вспомнить не смогла. Память отказывалась подчиняться ей. Сейчас здесь все изменилось. Все менялось медленно и целенаправленно, пока комната не приобрела другой вид. Вместе с мебелью была уничтожена всякая память об ее отце. Он был просто вычеркнут из жизни.
Ливви посмотрела на Мойру, которая вошла в комнату и придерживала дверь открытой для Питера, идущего за ней следом: он держал поднос с напитками. Она улыбнулась матери, выглядевшей утомленной и ожесточившейся, и на какой-то миг ощутила сильную любовь к ней. Мойра подошла к камину и стала греться. Ливви присоединилась к ней. Они молча стояли рядом, ожидая, когда Питер разольет напитки.
– Ну и как вы обе провели день? – спросил Питер, вручая им бокалы виски с содовой.
Мойра пожала плечами, а Ливви мягко улыбнулась:
– Как в триллере с ужасами. Нас весь день пугала бабушка – как только было в ее силах.
– О, только не это! – Питер повернулся и взглянул на Мойру, но та, сделав вид, что не заметила его взгляда, молчала.
– Что плохого в том, что нас навестила бабушка? – враждебно спросила Ливви.
– Но она… она так несправедлива! – попытался объясниться Питер. – Я не преувеличиваю. Каждый раз, появляясь здесь, она жестоко мучает Мойру. Она дьявольски груба, называет Гила ублюдком и издевается над Мойрой…
Ливви заметила взгляд матери, брошенный на Питера. Поймав этот взгляд, Питер моментально замолчал, залпом выпил виски, но потом все же сказал:
– Но мы с твоей мамой стараемся не обращать внимания на ее выходки.
Ливви какое-то время смотрела на огонь.
– Я понимаю, что Эдди совершенно невозможна, но она – единственная ниточка, связывающая меня с моим отцом. – Левви снова нарушила молчаливое взаимопонимание, существующее между матерью и Питером, но упрямо продолжала: – Очень важно не разорвать эту ниточку. Я думаю…
– Я знаю, – резко оборвал ее Питер. – Мойра рассказала мне, что ты думаешь.
– Поэтому она приходит к нам, когда пожелает, – сказала Мойра, категорически заканчивая разговор.
Питер и Ливви поддержали желание Мойры сменить тему. Только темы никак не находилось. Несколько минут стояла тишина.
– Как ты думаешь, соблаговолит ли Гил сегодня вечером присоединиться к нашей компании? – наконец спросил Питер. Он хотел сказать это как можно сердечнее, но из-за напряжения в голосе фраза прозвучала саркастично. Разговор об Эдди и беспокойство за Мойру по-настоящему огорчали его.
– Я сейчас позову его! – сказала Мойра. Она подошла к двери и крикнула через холл: – У меня есть твой любимый сыр и твои любимые чипсы!
Затем она вернулась к Питеру и села рядом с ним на диван. Она улыбнулась ему своей неотразимой улыбкой, и Питер, забыв обо всем, ощутил громадную радость от того, что рядом с ним женщина, которая была его большой любовью.
Мойра, взглянув на Ливви, сочла нужным пояснить:
– Через минуту он будет здесь. У меня всегда в запасе есть то, что он обожает. Мы не едим чипсов, но их прекрасно можно использовать в качестве взятки или подкупа.
Ливви и Питер расхохотались, и атмосфера в комнате улучшилась.
– Где чипсы, мам? – Лицо Гила появилось в дверях.
– В кладовой, на второй полке снизу. Но только один пакет.
– Ладно-ладно, знаю!
Гил ринулся через холл и кухню в кладовую и через минуту уже был в гостиной.
– Потрясно! – сказал он, громко чавкая.
– Ты прекрасно пахнешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107