- Год прошел, - прервал молчание Пожарский. - Как-то странно... Правда, Толстый?
Тот вместо ответа протяжно вздохнул и снова припал к фляге.
- Целый год! - Олег встал и зашагал по кабинету. - И все совсем не так, как раньше.
- Так, как раньше, уже не будет, Олежка. Может, конечно, полегчает малость. Но как раньше уже не будет. Это я тебе точно говорю. - Толстый взял со стола фотографию Буржуя и его семейства, всмотрелся в улыбающиеся лица и снова осторожно поставил снимок на его прежнее место. Пожарский остановился перед другом, заглянул ему в глаза.
- Знаешь, я часто вспоминаю, как мы жили тогда. Счастливые такие, как дурачки. Улыбались все время.
- Да. Значит, отулыбались свое.
Олег схватил Толстого за руку.
- Не говори так. Мы вообще, наверное, что-то не так делаем.
- Ты это о чем, а?
Толстый с необидной снисходительностью старшего друга потрепал Пожарского по плечу. Тот горячо заговорил:
- Ну нельзя же жить только горем! Все люди теряют родных, близких... Но все-таки приходят в себя понемногу. А мы как сговорились. Принцы Гамлеты какие-то...
- Так развейся, Олежка. Кто тебе не дает? Твое дело молодое...
- Думаешь, я не пробовал? Не получается.
- Ну так и не жалуйся. У меня тоже не получается. - Лицо Толстого исказила болезненная гримаса.
Олег ухватил его за лацкан пиджака и притянул к себе.
- Как раз тебе что-то делать надо!
- Ты это о чем? - нахмурился Толстый.
- Сам знаешь о чем. У тебя семья, Вера. Ей что, под похоронный марш всю оставшуюся жизнь доживать?
Толстый осторожно снял руку Пожарского со своего лацкана и снова покривился:
- Слушай, Олежка, не мучь хоть ты меня, ладно?
- Ладно, - Пожарский безнадежно махнул рукой, помолчал, потом, словно решившись, заговорил опять: - Только знаешь что я тебе скажу: мне не только Буржуя и Амины не хватает. Мне и тебя, Толстый, не хватает. Того, прежнего...
Толстый молча подошел к другу, обнял за шею и притянул его лоб к своему.
- Я тебе тоже скажу, Олежка. По секрету. Мне, если хочешь знать, себя прежнего больше всех не хватает.
Чтобы не обидеть друга жалостью, которую тот мог подметить в его глазах, Олег высвободился из объятий Толстого и отвернулся. Они опять надолго замолчали. Из задумчивости Олега вывел булькающий звук. Пожарский взглянул на Толстого. Тот как раз оторвался от горлышка и встряхнул флягу, проверяя, сколько в ней осталось.
- Так ты будешь или нет? - протянул он флягу Пожарскому. - Давай решай, а то уже на донышке хлюпается, я по звуку слышу.
- Нет, не хочется. Ты бы тоже завязывал, а то к вечеру никакой будешь.
Толстый только отмахнулся. Олег неодобрительно покачал головой, закурил и наконец решился высказать то, о чем тяжело размышлял в последние дни:
- Слушай, Толстый, а ты никогда не думал, даже мысли не допускал... Ну, как бы это сказать... - Пожарский поднял глаза на Толстого, секунду поколебался и, чтобы уже не передумать, поспешно выпалил: - Что все было именно так, как у ментов написано?
- Чего-чего? - глаза Толстого посуровели.
- Ладно, не смотри на меня, как Ленин на буржуазию. Я просто подумал...
Толстый прервал его:
- Просто подумал, что Буржуй двинулся мозгами, спалил бабушку, жену с ребенком и себя самого в придачу, так?
- Но мы же, если разобраться, ничего не знаем. Вообще ничего!!! принялся оправдываться Пожарский.
- Ты, может, и не знаешь...
- А ты знаешь!
- А я знаю!
- Откуда, интересно?!
- От самого Буржуя, если хочешь знать!
Тут Толстый осекся, сообразив, что в пылу спора зашел слишком далеко. Испуганно посмотрел на Пожарского, ожидая, как тот прореагирует. Но Олег воспринял слова друга не слишком драматично. Просто отнес их на счет состояния одетого, которое, принимая во внимание объем фляжки, уже допускало некоторую нечеткость в обращении со словами. Отобрав у Толстого почти пустую железную бутылочку, Олег заявил категорично:
- Все, тебе точно хватит!
Толстый безропотно расстался с фляжкой, смущенно поскреб в затылке и промямлил:
- Да нет... Я это... В переносном смысле... В общем, снился он мне.
- Правда? - Пожарский вполне серьезно воспринял эту новость. - А как он тебе снился?
- Да я уж и не помню как следует. Пришел, в общем, и говорит: никого я не убивал. А вы, говорит, убийцу ищите и найдете.
- С ума сойти!
Олег задумчиво молчал, переваривая сообщение. Толстый воспользовался моментом и ненавязчиво вынул из рук друга свою фляжку. Пожарский и не заметил этого, только удивленно посмотрел на опустевшую руку. Но какая-то новая мысль вновь отвлекла его. Наконец он произнес уже с оттенком досады:
- Год прошел, а мы сидим, сны разгадываем. Этому Борихину не расследование вести, а в оцеплении стоять! Самое место.
- Зря ты так, - переведя дух после солидного глотка, упрекнул Олега Толстый. - Борисыч - мужик толковый.
- Ага, толковый. И смекалистый. Смекнул, что ты ему пожизненно зарплату будешь платить, вот и не спешит.
- Зарплату? Да он за ней приходить забывает, если хочешь знать. Для него это дело - как для нас с тобой. Или почти так.
- Почти... Ладно, дай глотнуть. Все равно работы сегодня не будет.
- Поздно, - Толстый в доказательство потряс фляжкой, - уже не хлюпает.
Он обогнул свой огромный стол, снова взгромоздился в кресло и сунул флягу в выдвижной ящик. Взгляд его наткнулся на все ту же фотографию. Толстый вздохнул:
- Вот так мы без вас и живем, ребята, - он сокрушенно покачал головой и повернулся к Пожарскому. - Давай о чем-нибудь другом, Олежка. А то никаких сил нет...
- Давай, - Пожарский попытался придать голосу как можно больше бодрости, что, однако, не слишком ему удалось. - Между прочим, кто-то обещал в крестные отцы своему ребенку пригласить.
- Так я и не отказываюсь.
- Так чего ж саботируешь процесс?
- Вовсе я не саботирую, - Толстый смущенно хмыкнул, - работаем в этом направлении...
Борихин медленно шел по знакомому до боли коридору районного управления милиции. Нельзя сказать, что после выхода в отставку он был здесь редким гостем. Как раз наоборот. Но по-прежнему всякий раз испытывал смешанное чувство неловкости и вины из-за того, что теперь появляется здесь только в качестве гостя. И часто - гостя незваного. Конечно, старые друзья и коллеги, встречая его в управлении благодушно похохатывали, пересказывали последние управленческие сплетни, похлопывали по спине и, когда возникала необходимость, оказывали помощь, порой весьма существенную. Но все чаще и чаще проскальзывал в их отношениях какой-то холодок, отчужденность, неискренность. Да, он, Борихин, уже отрезанный ломоть, уже здесь - чужак.
К тому же, при виде этих выкрашенных в ядовитую казенную краску стен, раздраженного дежурного за плексигласовым окошком, бомжей и проституток за решеткой обезьянника, патрулей, отправляющихся на дежурство, Борихина охватывало нечто, похожее на острый приступ ностальгии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107