Страж смотрел на нее с осторожностью и с восхищением, когда она остановилась перед ним.
– Я хочу уйти вместе с моими людьми.
– Макамлейд разрешил?
– А он запрещал? – парировала она.
Страж засомневался:
– Нет, леди Лесли, но…
Что бы он ни собирался сказать, услышать этого никто не смог, страж замолчал навеки. Когда за воротами раздался крик, и Лесли ответила на него дикой радостью, страж обернулся, чтобы сообщить об опасности. В этот самый момент Лесли вонзила свой кинжал в его легкую кольчугу. Кинжал достиг цели. Заструилась темная кровь. И тот вздох, который он сделал, чтобы громким голосом позвать стражу, оказался его последним вздохом.
Лесли изо всех сил старалась открыть ворота, позади слышались крики. Ей удалось сделать это, когда подошел один из тех, кто ждал ее. Воины Аирдсгайнна и Галлхиела встретились под арками крепости. Лесли ускользнула невредимой.
В окно, открытое навстречу летнему теплу и свежему воздуху, Дара услышала первые звуки сражения. Она выбежала в коридор и столкнулась с Лаоклейном. Он схватил ее за руку и быстро сказал:
– Закрой дверь и оставайся в комнате до моего возвращения!
Она пристально посмотрела на него, а потом резко сказала:
– Это леди Лесли, ведь так? Лесли, которой ты помог и которую приютил.
Он не стал ждать, когда она пойдет к себе в комнату и окажется в безопасности, а повернулся и ушел. Эти ее обвинения еще долго слышались ему вместе со звуками сражения, голосами тех, кто сражался, и тех, кто погибал.
В разгаре битвы Лаоклейн уже больше ни о чем не думал, только о том, чтобы выжить и победить. Он рубил сплеча своим боевым топором, нанося удары по чему придется. Его удары отбивали, и он наносил их снова. Враг отступал перед его яростной атакой. Когда он сражался в одиночку и противников оказывалось больше, чем того требовала осторожность, он призывал своих людей, и они мчались ему на помощь. Ему не удалось остаться невредимым, но раны были неглубокие. Вынимая клинок из поверженного врага, он посмотрел вокруг, чтобы помочь тем, где больше всего в нем нуждались. Картина, представшая перед его глазами, вызвала ужас.
Тамнаиса ранили в руку, и он в одиночку, одной рукой сражался с тремя противниками. Он удерживал лестницу, враги наступали сверху. Дара стояла на лестничной площадке, держа в руке камень. Ее глаза, полные ярости, искали Лаоклейна. Он быстро оказался рядом с Тамнаисом. У него совершенно не было ни времени, ни сил, чтобы попросить ее укрыться в безопасном месте. Забыв обо всем, кроме врагов, он отбил их со слабой помощью Тамнаиса. Когда лестница стала свободной, ему захотелось силой утащить ее в комнату.
Злость и страх охватили ее. Ее оцепенение прошло, и она начала опускаться по лестнице. В руках у нее был факел, снятый со стены. Она держала его, как бы угрожая врагу. Он ей казался оружием, которое она несет, чтобы помочь своему мужу.
– Остановись, Дара!
Его окрик испугал ее, в этот момент ее переполняли злоба и ненависть к врагам. Она думала только о захватчиках, угрожавших ее мужу. Она споткнулась, потеряла равновесие и упала.
Лаоклейну казалось, что он бежал к ней целую вечность, стремясь поймать ее. Она лежала неуклюже. Он поднял ее и понес наверх.
Гарда и Аилис, суетившиеся здесь же, пошли за ним в комнату и видели, как он осторожно положил ее на кровать. Когда он выходил из комнаты, они не говорили с ним. Он казался обезумевшим.
Бесстрашие и непобедимость графа Галлхиела в этой битве и то, как он рассчитался с Каиристионой, будут воспеваться в балладах и легендах многими поколениями Макамлейдов. Это Каиристиона повела своих воинов на Галлхиел, и если бы они остановились, она бы вновь вдохновила их.
Каиристионе не было страшно до тех пор, пока темная фигура не возвысилась над ней, подобно башне, и не накрыла своей тенью. Тогда она испытала ужас, но он быстро прошел. Безжалостные руки в черных рукавицах лишили ее страха, дыхания и жизни. Когда наконец Лаоклейн посмотрел на ее искаженное безжизненное лицо, он не испытал жалости, но злоба его умерла вместе с Каиристионой.
Итог этой битвы был грустным. Немногим воинам Аирдсгайнна удалось вернуться в замок. Потери Галлхиела тоже были значительными: двадцать с лишним мужчин, две женщины и крошечный ребенок, который должен был стать наследником Галлхиела.
Лаоклейн слышал всхлипы Гарды у двери своей комнаты, видел ее жалостливое лицо. Он не находил себе места, но лицо его не выражало его переживаний.
– Дара?
Гарде хотелось рыдать, когда она услышала его холодный тон. Она вспоминала усилия Дары сохранить ребенка, ее муки, когда ей с болью пришлось расстаться с ним.
– Она поправится, ей станет лучше, если ты сейчас пойдешь к ней и успокоишь ее. Ты ей нужен.
– Если бы она послушалась меня, не нужно было бы сейчас успокаивать нас обоих. Я к ней ничего не чувствую. – Он не сознавал того, что выраженное ему утешение превратило долго сдерживаемый им страх в ярость.
Сквозь открытую дверь Дара слышала его слова, тон, каким он это сказал, и повернулась к стене.
Она спала и видела сны. Красота превратилась в ужас, сладкие сны – в ночной кошмар. Она проснулась, когда чьи-то нежные руки и спокойный голос утешали ее, и заснула снова. Во время всех этих переживаний, когда она испытывала боль, жар и одиночество, она знала, что он не приходил. Гарда кормила ее, купала, меняла белье, но не было крепких рук, которые поддержали бы ее, не было той неисчерпаемой силы, которая помогла бы ей.
На второе утро она проснулась с ясными глазами и увидела Гарду. Она смотрела на нее с состраданием.
– Ты окрепнешь. Самое плохое уже позади.
Дара равнодушно кивнула головой, пальцами она мяла край простыни.
– Мой сын… его похоронили?
– Его отец собственными руками сделал это.
Сквозь туман в голове Дара вспомнила слова Лаоклейна. Она молчала.
– Он никому не разрешил помогать ему, даже пойти с ним.
– Макамлейд себе не дает покоя и другим тоже, – сказала она с горечью.
– Он страдает, Дара.
– Так же, как и я!
Боясь, что волнение Дары скажется на ее выздоровлении, Гарда просто кивнула головой и приготовила еще одну успокоительную настойку. Дара уже принимала ее и спала после этого, но сейчас она отказалась от нее.
– Нет, сон не вернет мне моего сына.
– Выпей, ты скорее поправишься, – уговаривала ее Гарда.
Дара побледнела:
– У меня больше не будет детей?
– Почему же? Ты еще сможешь родить. У тебя не было повреждений. Их не было даже у твоего ребенка. Он остался бы жив, если бы мог вздохнуть, но его тельце было таким маленьким, он не мог этого сделать.
Дара это знала, она видела, как Гарда держала ее сына, громко рыдая, когда его тельце посинело и он перестал бороться за жизнь. При этих воспоминаниях Дара вновь почувствовала боль, которую выдержит не всякая женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Я хочу уйти вместе с моими людьми.
– Макамлейд разрешил?
– А он запрещал? – парировала она.
Страж засомневался:
– Нет, леди Лесли, но…
Что бы он ни собирался сказать, услышать этого никто не смог, страж замолчал навеки. Когда за воротами раздался крик, и Лесли ответила на него дикой радостью, страж обернулся, чтобы сообщить об опасности. В этот самый момент Лесли вонзила свой кинжал в его легкую кольчугу. Кинжал достиг цели. Заструилась темная кровь. И тот вздох, который он сделал, чтобы громким голосом позвать стражу, оказался его последним вздохом.
Лесли изо всех сил старалась открыть ворота, позади слышались крики. Ей удалось сделать это, когда подошел один из тех, кто ждал ее. Воины Аирдсгайнна и Галлхиела встретились под арками крепости. Лесли ускользнула невредимой.
В окно, открытое навстречу летнему теплу и свежему воздуху, Дара услышала первые звуки сражения. Она выбежала в коридор и столкнулась с Лаоклейном. Он схватил ее за руку и быстро сказал:
– Закрой дверь и оставайся в комнате до моего возвращения!
Она пристально посмотрела на него, а потом резко сказала:
– Это леди Лесли, ведь так? Лесли, которой ты помог и которую приютил.
Он не стал ждать, когда она пойдет к себе в комнату и окажется в безопасности, а повернулся и ушел. Эти ее обвинения еще долго слышались ему вместе со звуками сражения, голосами тех, кто сражался, и тех, кто погибал.
В разгаре битвы Лаоклейн уже больше ни о чем не думал, только о том, чтобы выжить и победить. Он рубил сплеча своим боевым топором, нанося удары по чему придется. Его удары отбивали, и он наносил их снова. Враг отступал перед его яростной атакой. Когда он сражался в одиночку и противников оказывалось больше, чем того требовала осторожность, он призывал своих людей, и они мчались ему на помощь. Ему не удалось остаться невредимым, но раны были неглубокие. Вынимая клинок из поверженного врага, он посмотрел вокруг, чтобы помочь тем, где больше всего в нем нуждались. Картина, представшая перед его глазами, вызвала ужас.
Тамнаиса ранили в руку, и он в одиночку, одной рукой сражался с тремя противниками. Он удерживал лестницу, враги наступали сверху. Дара стояла на лестничной площадке, держа в руке камень. Ее глаза, полные ярости, искали Лаоклейна. Он быстро оказался рядом с Тамнаисом. У него совершенно не было ни времени, ни сил, чтобы попросить ее укрыться в безопасном месте. Забыв обо всем, кроме врагов, он отбил их со слабой помощью Тамнаиса. Когда лестница стала свободной, ему захотелось силой утащить ее в комнату.
Злость и страх охватили ее. Ее оцепенение прошло, и она начала опускаться по лестнице. В руках у нее был факел, снятый со стены. Она держала его, как бы угрожая врагу. Он ей казался оружием, которое она несет, чтобы помочь своему мужу.
– Остановись, Дара!
Его окрик испугал ее, в этот момент ее переполняли злоба и ненависть к врагам. Она думала только о захватчиках, угрожавших ее мужу. Она споткнулась, потеряла равновесие и упала.
Лаоклейну казалось, что он бежал к ней целую вечность, стремясь поймать ее. Она лежала неуклюже. Он поднял ее и понес наверх.
Гарда и Аилис, суетившиеся здесь же, пошли за ним в комнату и видели, как он осторожно положил ее на кровать. Когда он выходил из комнаты, они не говорили с ним. Он казался обезумевшим.
Бесстрашие и непобедимость графа Галлхиела в этой битве и то, как он рассчитался с Каиристионой, будут воспеваться в балладах и легендах многими поколениями Макамлейдов. Это Каиристиона повела своих воинов на Галлхиел, и если бы они остановились, она бы вновь вдохновила их.
Каиристионе не было страшно до тех пор, пока темная фигура не возвысилась над ней, подобно башне, и не накрыла своей тенью. Тогда она испытала ужас, но он быстро прошел. Безжалостные руки в черных рукавицах лишили ее страха, дыхания и жизни. Когда наконец Лаоклейн посмотрел на ее искаженное безжизненное лицо, он не испытал жалости, но злоба его умерла вместе с Каиристионой.
Итог этой битвы был грустным. Немногим воинам Аирдсгайнна удалось вернуться в замок. Потери Галлхиела тоже были значительными: двадцать с лишним мужчин, две женщины и крошечный ребенок, который должен был стать наследником Галлхиела.
Лаоклейн слышал всхлипы Гарды у двери своей комнаты, видел ее жалостливое лицо. Он не находил себе места, но лицо его не выражало его переживаний.
– Дара?
Гарде хотелось рыдать, когда она услышала его холодный тон. Она вспоминала усилия Дары сохранить ребенка, ее муки, когда ей с болью пришлось расстаться с ним.
– Она поправится, ей станет лучше, если ты сейчас пойдешь к ней и успокоишь ее. Ты ей нужен.
– Если бы она послушалась меня, не нужно было бы сейчас успокаивать нас обоих. Я к ней ничего не чувствую. – Он не сознавал того, что выраженное ему утешение превратило долго сдерживаемый им страх в ярость.
Сквозь открытую дверь Дара слышала его слова, тон, каким он это сказал, и повернулась к стене.
Она спала и видела сны. Красота превратилась в ужас, сладкие сны – в ночной кошмар. Она проснулась, когда чьи-то нежные руки и спокойный голос утешали ее, и заснула снова. Во время всех этих переживаний, когда она испытывала боль, жар и одиночество, она знала, что он не приходил. Гарда кормила ее, купала, меняла белье, но не было крепких рук, которые поддержали бы ее, не было той неисчерпаемой силы, которая помогла бы ей.
На второе утро она проснулась с ясными глазами и увидела Гарду. Она смотрела на нее с состраданием.
– Ты окрепнешь. Самое плохое уже позади.
Дара равнодушно кивнула головой, пальцами она мяла край простыни.
– Мой сын… его похоронили?
– Его отец собственными руками сделал это.
Сквозь туман в голове Дара вспомнила слова Лаоклейна. Она молчала.
– Он никому не разрешил помогать ему, даже пойти с ним.
– Макамлейд себе не дает покоя и другим тоже, – сказала она с горечью.
– Он страдает, Дара.
– Так же, как и я!
Боясь, что волнение Дары скажется на ее выздоровлении, Гарда просто кивнула головой и приготовила еще одну успокоительную настойку. Дара уже принимала ее и спала после этого, но сейчас она отказалась от нее.
– Нет, сон не вернет мне моего сына.
– Выпей, ты скорее поправишься, – уговаривала ее Гарда.
Дара побледнела:
– У меня больше не будет детей?
– Почему же? Ты еще сможешь родить. У тебя не было повреждений. Их не было даже у твоего ребенка. Он остался бы жив, если бы мог вздохнуть, но его тельце было таким маленьким, он не мог этого сделать.
Дара это знала, она видела, как Гарда держала ее сына, громко рыдая, когда его тельце посинело и он перестал бороться за жизнь. При этих воспоминаниях Дара вновь почувствовала боль, которую выдержит не всякая женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70