- Так все же?
- Я и сама толком не знаю. Мне Эдик раз пять звонил. Уговаривал все.
- Эдик - это...
- ...одноклассник.
- Да, вспомнил, - Ленина мама говорила об этом.
Надо же: беседовал с ней о Лене, а запомнил такую ерунду. И вдруг кольнуло: а не из-за этого ли Эдуарда уехала она в Йемен, не он ли - ее старая неразделенная любовь?
- Хороший парень?
Она остановилась. Не поворачивая к нему лица, попросила:
- Юра, не нужно об этом.
- Да чего ты! Я же не о нем, а о работе. Не подведет?
- Нет, - твердо сказала она. - Вот в этом не подведет. Он - человек дела.
- "Новый русский"?
Нет, он уже заочно, не видя в лицо этого Эдуарда, его не любил. Она приняла термин не как ругательство, а, скорее, как похвалу.
- Еще нет, но он стремится им стать. И, наверно, станет. Он целеустремленный.
- Работа такая же, медицинская?
Он никак не мог вспомнить, спрашивал он об этом или нет. А если спрашивал, то, видимо, очень не хотел, чтобы Лена ушла из медицины. Может быть, потому, что тогда она бы изменилась в его представлении. Это была бы уже не та пахнущая лекарствами, в белом халатике, чистая и лучезарная Лена.
- Наверно, нет. Он точно не говорил. Сказал, что будут поездки в Италию, Штаты. Я думаю, это что-то коммерческое. Сейчас самые большие деньги там и в банковской сфере.
"Да конечно! - мысленно не согласился Майгатов. - У мафии самые большие деньги".
- Вот и пришли. У нас - свет. Наверно, мама на дачу не уехала.
Будущий приятный чай превращался чуть ли не в официальное мероприятие.
- Знаешь, Леночка, мне еще нужно к одному знакомому заскочить, соврал он. - И в свое Измайлово до последней электрички успеть.
- А завтра? - как-то печально спросила она.
- В шесть утра! Как договорились. Звоню по стойке "смирно".
- Я буду, очень буду ждать.
Привстав на цыпочки, она поцеловала его под усы и пошла к своему подъезду. С крыльца помахала. Он ответил ей таким же помахиванием и, когда она нырнула за громко, яростно хлопнувшую дверь, еще раз мысленно укорил себя за то, что соврал Лене.
Но он не мог, просто не мог сейчас стоять рядом с ней, потому что ощущал между ними этого ни разу не виданного им Эдуарда. Почему-то он представлялся ему высоким, стриженным под бокс и в красном пиджаке. Может быть, потому, что он не любил всех, кто носит красные пиджаки.
11
Мишка обрадовался его приходу, как может радоваться лишь собака вернувшемуся хозяину. Забегал вокруг, заелозил словечками, по-лакейски помог снять куртку, несмотря на протест Майгатова.
- Приглашаю к столу! - царским жестом показал вправо, на кухню.
- Ну ты даешь! - восхитил Майгатова набор блюд.
Нарезанные ровными ломтиками, лежали на блюде чавыча и белорыбица, в открытой баночке матово поблескивала черная икра, оплывал в блюдечке кусочек масла с игриво положенной на его желтый кубик алой клюковкой, красными помидорами и белыми шампиньонами отливала пицца, зачем-то обложенная по кругу в огромном блюде колесиками салями, а над всем этим богатством дыбилась литровая, в медалях, бутылка "Столичной".
- А что стряслось?
Майгатов боялся даже переступить порог кухни.
- Во-первых, сегодня фартовый день. Снял больше пятидесяти "баксов"! А, во-вторых... ну, что во-вторых, потом скажу. Плиз. Сыт даун, мистер обер-лейтенант! Да не тушуйся ты! Это же скромный ужин нищего... Надо радоваться, что еще подают. Нищие-то - в новинку. Как народ привыкнет, так ни рубля не заработаешь. Но я,
дай Бог, может, к тому времени уже первоначальный капитал наберу.
Майгатов все-таки сел, не веря, что столько всего необычного, вкусного может собраться на один стол, и от этого на Земле ничего не произойдет.
- Погнали, - потерев руки, схватил Мишка бутылку и наполнил рюмки. За встречу.
- Знаешь, у меня это... кишки, - еле сказал слово, так не идущее в упоминание к такому королевскому столу.
- "Столичная" завода "Кристалл" любые кишки лечит! У них же линию сам Менделеев ставил. И воду откуда брать определил. Так что не боись! - и влил в себя рюмаху еще побыстрее химика Силина.
Майгатов с усилием сделал глоток. Нет, нефтью водка не отдавала. Между ней и той, севастопольской, лежала пропасть. И он перешел ее, допив рюмку.
- Ну как? - выжидающе смотрел на него Мишка с таким видом, будто это он сам гнал эту водку.
- Чистая.
- О! А я что говорил?! Наваливайся на закусон. Сегодня - хороший день.
Для Майгатова сегодня день действительно был хороший. Концовочку, конечно, смазал призрак Эдуарда, но все же, все же... Не каждый день в жизни ты признаешься в любви. А уж когда в первый раз, то это запоминается. Даже если все остальное... Ведь фирму они не нашли, и этот Эдуард еще...
- По второй?
Телевизор, включенный чуть ли не на полную громкость, рассказывал о все продолжающемся падении производства, о том, что когда идет очередная серия "Просто Марии", то в стране останавливается все, включая и падение производства, что перед выборами в Думу зарегистрировалось уже сто девятнадцать партий и что в Москве в среднем в день убивают двух-трех банкиров или коммерсантов.
- Миш, когда этот дурдом кончится? - не выдержал он потока новостей, который здесь, в России, был так похож на новости на Украине, но только показался посочнее и самобичеваннее.
- С концом света. Читай Библию.
- Но ведь раньше...
- Раньше тоже рая не было. Конечно, бардака поменьше, но зато свободы не хватало.
- Знаешь, я уже отравился этой свободой, - неотрывным, невидящим взглядом смотрел он на вращаемую под пальцами хрустальную рюмку с прозрачной-прозрачной водкой. - Вот ты философ, Мишка. Дипломированный философ. Ты объясни мне, почему не становится лучше, если тоталитаризм или как там его называют кончился? Почему так хреново мне, тебе, им? - показал в окно.
- Ну, так не бывает, чтобы всем сразу было хреново. Кому-то и неплохо. А то, что в стране хреново... Понимаешь, полная свобода так же ужасна, как и полная несвобода. Мы все из одной крайности метнулись в другую, столь же плохую. Такие резкие переходы бесследно не проходят.
- Это заметно.
- Западники к своей свободе шли веками. И чем больше ее становилось вовне западного человека, тем сильнее он воспитывал несвободу внутри себя. Я по делам фирмы сто раз был в Германии. Там ни у кого слово не расходится с делом. Там каждый самому себе диктатор. И философия ничего плохого в этом не видит. Помнишь, как у Спинозы: свобода есть осознанная необходимость.
- По-моему, сейчас не Германия и не Штаты, а мы - самая свободная страна в мире. Свободная до ужаса...
- Ну-у, старик! Это уже пошел Бердяев в чистом виде. Он ведь считал, что три силы действуют в истории: Бог, судьба и человеческая свобода. И когда третий из этих компонентов, то есть иррациональная, человеческая свобода, достигает господства и подавляет две другие, то реальность начинает распадаться и возвращаться к первоначальному хаосу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77