Он и не понял, куда вы отлучались. Вы предусмотрели все. Милиция могла и вовсе не раскрыть это дело, а в худшем случае подозрение пало бы на Фатеева… Но почему вы так были уверены, что он не даст против вас показаний?
Сидевшие перед ней мужчины молчали. Ей пришло в голову, что они молчат не потому, что боятся диктофона, а потому, что не знают, как объяснить свою уверенность.
– Ну да… – сказала она. – Приходится повторяться: депутаты – неплохие психологи. Такой слабый человек, вечно несущий груз обвинений в трусости… Человек, который долго терпит, а потом решается на поступок, суть которого ему не ясна, но зато хорошо объяснена ловким манипулятором. Он с удовольствием соглашается на роль жертвы, потому что считает ее ролью палача. Фатеев уже сыграл в своей жизни мстителя, сыграл поневоле, тогда он, наверное, и понял, что это благородная подмена: убийца убийц – вместо жалкого и жадного раба террористов… Все ваши депутатские подлости, Евгений Владимирович, возможны именно благодаря таким людям.
Александров только пожал плечами.
– Тридцатого декабря вы стали свободным мужчиной… Новогодние праздники прошли весело? – поинтересовалась она у депутата. Тот сжал челюсти. – Все-таки неведение – это великий Божий дар, правда? Вы ведь даже не предполагали, какое к вам вскоре придет письмо! Какая в него будет вложена бумага! И ведь знаете что, друзья! – она обвела взглядом всех мужчин за столиком и даже захватила официанта, чьи уши за эти полчаса выросли сантиметра на два. – Ведь каждому из нас что-то такое уже отправлено! Событие ли, письмо ли, завещание ли – как интересно жить, а?
Уши официанта шевельнулись. Заговорила дикторша. Шла посадка на Анталию.
* * *
«Здравствуйте, Ольга!
Приготовьтесь, пожалуйста, к тому, что письмо будет жестким. Вы, впрочем, сильная женщина, и словами Вас не напугаешь. Кроме того, Вы не обязаны его читать.
Вы принесли дарственную, счета и акции, попросили пожертвовать эти деньги на благотворительные цели и тем самым поставили меня в очень трудное положение. Во-первых, было бы удобнее, если бы Вы пожертвовали их напрямую – тем, кто в них нуждается. Я ведь не благотворительный фонд и не умею распоряжаться такими гигантскими суммами. Но дело даже не в этом. Дело в мотивах Вашего поступка.
В то, что этот жест – прямое следствие Вашего желания искупить грехи мужа, в том числе, убийство какого-то конкурента из Троицка, я не поверил с самого начала. Вы уж извините, но Ваши характер, слова и поведение не указывали на то, что Вы действительно испытываете чувство вины. Более того, мне показалось, что Вы просто воспользовались схемой – историей женщины, отказавшейся в молодости от ребенка (я видел, что Вы с ней разговаривали), и как раз это показалось мне особенно непорядочным.
Кстати, я съездил в онкологический центр, где лечится Катаев – бывший компаньон Вашего мужа. Он очень плох и, вероятно, скоро умрет. Не знаю почему, но он мне все рассказал… – «Не знаю почему! – шепотом повторил священник. – Неужели он сам не понимал, почему люди раскрывают ему душу?» –…Он долго плакал, этот человек. Вот он, Ольга, действительно раскаивается. Конечно, Катаев находится в другой ситуации: близость и неотвратимость главного отчёта, который ему предстоит, наложили отпечаток на его характер. Но все-таки, какими бы ни были причины раскаянья – это настоящее раскаянье. А у Вас – какими бы ни были причины для лжи – это ложь.
Катаев рассказал мне, что они с Вашим мужем убили конкурента с помощью секретного излучателя. Этот излучатель разрабатывался в отделе, в котором раньше работал Ваш муж. Разработка оказалась бесперспективной, но какая-то часть излучателей не была уничтожена, а оставалась на складе. Ваш муж хорошо знал новых акционеров предприятия, ему не составило труда организовать кражу одного из приборов. И кражей и установкой излучателя на квартире для свиданий занимался Катаев. Он подробно рассказал мне всю эту историю. Сказал также и то, что Вы сами прекрасно знали обо всем, знали еще тогда, восемь лет назад. Более того, вы подбадривали мужа принять это решение. Катаев выразился насчет Вас даже более определенно, он утверждал, что вы присутствовали на общих «совещаниях», но это не важно. В любом случае, Вы меня обманули, когда рассказывали историю о том, как год назад узнали о грехе мужа, как мучились, узнав о нем, как сгорали от стыда…
«Что же нужно этой женщине? – удивился я, выслушав Катаева. – Зачем она жертвует огромные деньги, зачем утверждает при этом, что эта жертва – следствие ее ужаса перед поступком мужа?» А потом понял. Я понял это еще до того, как Вы выронили письмо…»
– …Письмо от покойницы пришло к вам после Нового года, – сказала Анюта. – Это само по себе было страшно: письмо с того света! – но вложенная в него ксерокопия, наверное, могла бы довести вас до инфаркта, будь вы чуть послабее нервами. Непоправимая дарственная, затронувшая, я так понимаю, и интересы Константина Барклая! А что, Евгений Владимирович, у вас с женой имелся брачный контракт? Имущество у вас было несовместное?
– Мы несколько лет были в разводе… – вдруг сказал он. – А потом снова зарегистрировались. Так было нужно…
– Вы очень доверяли жене.
– Доверял… – он потер лоб. – Ревность делает чудеса… Особенно с вами, женщинами…
– Не отвлекайтесь! – попросил помощник.
– Разумеется, организовать кражу в нотариальной конторе было несложно, – продолжила Анюта. – Но надо было завладеть самой дарственной. Прежде чем найти того, кому предназначался столь щедрый дар, вы решили поискать у Ольги. Вы перерыли квартиру, затем бросились на дачу. Вас видел информатор «Столичной газеты»…
– Это ничего не доказывает.
– А я ничего и не доказываю. Это, наверное, на даче, вместо дарственной, вы нашли еще четыре копии письма?
– Пять! – неожиданно для самого себя сказал Левицкий. Это были его первые слова за все время разговора.
– Четыре! – Анюта покачала головой. – В том-то и дело, что четыре! Пятая копия за пару недель до этого была случайно обронена Ольгой в московской комнате Игоря Ледовских! Возможно, она принесла это письмо, чтобы посоветоваться, но потом поняла, что неудачно выбрала советчика. В любом случае, она выронила это письмо, а он нашел и даже не понял сначала, что это такое. Конверт от этого письма никогда не будет найден, потому что его никогда не было…
– Ах вот откуда взялось шестое письмо… – помощник покачал головой и поморщился. – Какая глупость! Какое идиотское совпадение!
– Это верно, – согласилась Анюта. – Но учтите: мое отношение к совпадениям совершенно другое…
– Ваше отношение нас мало волнует, – перебил Барклай.
– Да-да… Так вот: вы нашли четыре копии письма, и это вас сильно насторожило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Сидевшие перед ней мужчины молчали. Ей пришло в голову, что они молчат не потому, что боятся диктофона, а потому, что не знают, как объяснить свою уверенность.
– Ну да… – сказала она. – Приходится повторяться: депутаты – неплохие психологи. Такой слабый человек, вечно несущий груз обвинений в трусости… Человек, который долго терпит, а потом решается на поступок, суть которого ему не ясна, но зато хорошо объяснена ловким манипулятором. Он с удовольствием соглашается на роль жертвы, потому что считает ее ролью палача. Фатеев уже сыграл в своей жизни мстителя, сыграл поневоле, тогда он, наверное, и понял, что это благородная подмена: убийца убийц – вместо жалкого и жадного раба террористов… Все ваши депутатские подлости, Евгений Владимирович, возможны именно благодаря таким людям.
Александров только пожал плечами.
– Тридцатого декабря вы стали свободным мужчиной… Новогодние праздники прошли весело? – поинтересовалась она у депутата. Тот сжал челюсти. – Все-таки неведение – это великий Божий дар, правда? Вы ведь даже не предполагали, какое к вам вскоре придет письмо! Какая в него будет вложена бумага! И ведь знаете что, друзья! – она обвела взглядом всех мужчин за столиком и даже захватила официанта, чьи уши за эти полчаса выросли сантиметра на два. – Ведь каждому из нас что-то такое уже отправлено! Событие ли, письмо ли, завещание ли – как интересно жить, а?
Уши официанта шевельнулись. Заговорила дикторша. Шла посадка на Анталию.
* * *
«Здравствуйте, Ольга!
Приготовьтесь, пожалуйста, к тому, что письмо будет жестким. Вы, впрочем, сильная женщина, и словами Вас не напугаешь. Кроме того, Вы не обязаны его читать.
Вы принесли дарственную, счета и акции, попросили пожертвовать эти деньги на благотворительные цели и тем самым поставили меня в очень трудное положение. Во-первых, было бы удобнее, если бы Вы пожертвовали их напрямую – тем, кто в них нуждается. Я ведь не благотворительный фонд и не умею распоряжаться такими гигантскими суммами. Но дело даже не в этом. Дело в мотивах Вашего поступка.
В то, что этот жест – прямое следствие Вашего желания искупить грехи мужа, в том числе, убийство какого-то конкурента из Троицка, я не поверил с самого начала. Вы уж извините, но Ваши характер, слова и поведение не указывали на то, что Вы действительно испытываете чувство вины. Более того, мне показалось, что Вы просто воспользовались схемой – историей женщины, отказавшейся в молодости от ребенка (я видел, что Вы с ней разговаривали), и как раз это показалось мне особенно непорядочным.
Кстати, я съездил в онкологический центр, где лечится Катаев – бывший компаньон Вашего мужа. Он очень плох и, вероятно, скоро умрет. Не знаю почему, но он мне все рассказал… – «Не знаю почему! – шепотом повторил священник. – Неужели он сам не понимал, почему люди раскрывают ему душу?» –…Он долго плакал, этот человек. Вот он, Ольга, действительно раскаивается. Конечно, Катаев находится в другой ситуации: близость и неотвратимость главного отчёта, который ему предстоит, наложили отпечаток на его характер. Но все-таки, какими бы ни были причины раскаянья – это настоящее раскаянье. А у Вас – какими бы ни были причины для лжи – это ложь.
Катаев рассказал мне, что они с Вашим мужем убили конкурента с помощью секретного излучателя. Этот излучатель разрабатывался в отделе, в котором раньше работал Ваш муж. Разработка оказалась бесперспективной, но какая-то часть излучателей не была уничтожена, а оставалась на складе. Ваш муж хорошо знал новых акционеров предприятия, ему не составило труда организовать кражу одного из приборов. И кражей и установкой излучателя на квартире для свиданий занимался Катаев. Он подробно рассказал мне всю эту историю. Сказал также и то, что Вы сами прекрасно знали обо всем, знали еще тогда, восемь лет назад. Более того, вы подбадривали мужа принять это решение. Катаев выразился насчет Вас даже более определенно, он утверждал, что вы присутствовали на общих «совещаниях», но это не важно. В любом случае, Вы меня обманули, когда рассказывали историю о том, как год назад узнали о грехе мужа, как мучились, узнав о нем, как сгорали от стыда…
«Что же нужно этой женщине? – удивился я, выслушав Катаева. – Зачем она жертвует огромные деньги, зачем утверждает при этом, что эта жертва – следствие ее ужаса перед поступком мужа?» А потом понял. Я понял это еще до того, как Вы выронили письмо…»
– …Письмо от покойницы пришло к вам после Нового года, – сказала Анюта. – Это само по себе было страшно: письмо с того света! – но вложенная в него ксерокопия, наверное, могла бы довести вас до инфаркта, будь вы чуть послабее нервами. Непоправимая дарственная, затронувшая, я так понимаю, и интересы Константина Барклая! А что, Евгений Владимирович, у вас с женой имелся брачный контракт? Имущество у вас было несовместное?
– Мы несколько лет были в разводе… – вдруг сказал он. – А потом снова зарегистрировались. Так было нужно…
– Вы очень доверяли жене.
– Доверял… – он потер лоб. – Ревность делает чудеса… Особенно с вами, женщинами…
– Не отвлекайтесь! – попросил помощник.
– Разумеется, организовать кражу в нотариальной конторе было несложно, – продолжила Анюта. – Но надо было завладеть самой дарственной. Прежде чем найти того, кому предназначался столь щедрый дар, вы решили поискать у Ольги. Вы перерыли квартиру, затем бросились на дачу. Вас видел информатор «Столичной газеты»…
– Это ничего не доказывает.
– А я ничего и не доказываю. Это, наверное, на даче, вместо дарственной, вы нашли еще четыре копии письма?
– Пять! – неожиданно для самого себя сказал Левицкий. Это были его первые слова за все время разговора.
– Четыре! – Анюта покачала головой. – В том-то и дело, что четыре! Пятая копия за пару недель до этого была случайно обронена Ольгой в московской комнате Игоря Ледовских! Возможно, она принесла это письмо, чтобы посоветоваться, но потом поняла, что неудачно выбрала советчика. В любом случае, она выронила это письмо, а он нашел и даже не понял сначала, что это такое. Конверт от этого письма никогда не будет найден, потому что его никогда не было…
– Ах вот откуда взялось шестое письмо… – помощник покачал головой и поморщился. – Какая глупость! Какое идиотское совпадение!
– Это верно, – согласилась Анюта. – Но учтите: мое отношение к совпадениям совершенно другое…
– Ваше отношение нас мало волнует, – перебил Барклай.
– Да-да… Так вот: вы нашли четыре копии письма, и это вас сильно насторожило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63