Всего на свете тебе жалко, - не выдержал Селедцов.
- И ничего подобного, - возразил Ваня Пырьев, - я не против коллекций, а просто не хочу, чтобы зря портить. Ни к чему, например, из гнезда выгребать все яички, когда для коллекции и одного хватит. Правильно я говорю, Павел Иванович?
- Правильно, по-хозяйски.
- Вот и я об этом, - сказал Пырьев. - А Селедцов высмеивает. Думает, что я просто жалобный. И Копытову вон тоже ничего не жалко, он все бы на булавку посадил - и в ящик...
- И что человек несет! - возмутился Копытов. - Да я никогда даже лишней стрекозы не поймаю. Пускай себе живет и летает. А то "все на булавку"! Не знаешь - не говори.
- Ты, Копытов, особенно-то не отказывайся. Помучить насекомых или животных ты любишь, - хитровато подмигнув, сказал Селедцов.
- Я? Мучить? - Возмущенный Коля Копытов сорвался со своего места. Павел Иванович, он все выдумывает!
- А гадюку не мучил? - не без ехидства спросил Селедцов.
- Гадюку? Не мучил, а просто закупорил в баклажку. Сперва мы решили убить ее, а шкуру содрать да на чучело. А потом передумали. Шкура у змеи ломкая, очень просто может рассыпаться. И никакого чучела не получится. А другую змею, может, еще и не встретим. Они редко попадаются. Решили эту живьем поймать. У Петрова была с собой стеклянная баклажка, мы туда гадюку и поместили. А вечером сбегали в тракторную бригаду, она недалеко отсюда, за бензином.
- А зачем же вам бензин понадобился? - удивился Павел Иванович.
- Вместо спирта, - пояснил Копытов. - Мы в баклажку налили бензина, и теперь гадюка вроде как заспиртованная.
- Молодцы, здорово придумали! - похвалил Павел Иванович. - Я бы, пожалуй, и не догадался насчет бензина.
- Так мы тоже не сами. Это учительница биологии посоветовала, Зоя Михайловна. На уроке рассказывала.
- А как же вам удалось загнать змею в баклажку? - полюбопытствовал Павел Иванович.
- Петров наступил ей ботинком на голову, - охотно стал рассказывать Копытов, - а я взял в левую руку баклажку, а правой за кончик гадючьего хвоста и начал его потряхивать и поднимать вверх. Гадюка становится как палка и никак не может согнуться, чтоб укусить. А если не потряхивать, она тут же вскинется и обовьется. Вот тогда только держись! Я поднес баклажку к змеиной голове и разжал правую руку - гадюка как молния влетела в баклажку, а Петров - р-раз! - воткнул пробку в горлышко. Затыкать нужно очень быстро, ну, прямо сразу, а малость проморгаешь - может свободно выскочить.
Скоро разговор оживился еще более. В нем принимали участие почти все, никто не ждал, пока закончит говорить другой.
Помалкивал только Сергей, лежавший чуть поодаль, да Наташа Огородникова. Она сидела неподвижно, охватив руками колени.
- А что же никто не расскажет, как работается? Не плететесь в хвосте?
Любивший рапорты Витя Петров немедленно доложил:
- Учащиеся шестого "Б" класса, а также других классов Потоцкой неполной средней школы, работающие во второй бригаде, нормы выполняют все, как один. А некоторые даже перевыполняют. Дисциплина хорошая.
- Ты бы еще добавил: классный организатор шестого "Б" класса Петров, - не упустил случая подшутить над товарищем Володя Селедцов. - Он, Павел Иванович, как привез первую бочку воды, рапортовал кашеварке: тетя Груня, бочка воды доставлена в срок. Вода, можно сказать, нормально мокрая. Водовоз Петров.
И Селедцов, хотя было темновато, продемонстрировал, как рапортовал Витя кашеварке.
- Павел Иванович, а бригадир говорил вам что-нибудь о нас? - спросил Ваня Пырьев.
- Говорил. В общем, он доволен. Хвалит. Ну, а кто все-таки впереди идет?
Оказалось, что ответить на этот вопрос никто не может. Все одинаково стараются.
- Как же так, - удивился Павел Иванович, - стараются-то, возможно, все, и одинаково, но результаты обычно бывают разные.
- Можно мне сказать? - подняв руку, спросил Костя Жадов. - У нас, Павел Иванович, пока еще никакого соревнования. Каждый сам себе вкалывает, и все.
- Э, друзья мои, так дальше не пойдет, не годится. Как же вы дошли до жизни такой? - пошутил Павел Иванович. - Прохлопали, да?
- Конечно, прохлопали, - согласился Витя Петров. - Это я виноват. Ничего, завтра возьмемся.
- Вот это разговор настоящий, - одобрил Павел Иванович. - Пусть все на стане знают, кто за что борется и как выполняет свое слово.
Павел Иванович не раз поглядывал в сторону Наташи Огородниковой и был немало удивлен ее безучастием. Он знал ее как бойкую девочку, острую на язык.
- Огородникова, почему ты нынче такая неразговорчивая? - спросил он.
Наташа молча поднялась, постояла, затем хотела что-то сказать и, не промолвив ни слова, всхлипнула, закрыла лицо ладонями и бросилась бежать к стану.
У копны наступила тишина. Неловкая, напряженная.
- Что с Наташей? А? Ребята! - спросил Павел Иванович.
Тогда Ваня Пырьев шепотом сказал:
- У нее, Павел Иванович, папу... на фронте убили. Вчера пришло извещение.
Павел Иванович уже не раз видел детские слезы и вот такое же тяжелое горе, как у Наташи Огородниковой.
Болезненная спазма сжала сердце, прервала дыхание. Павел Иванович всей грудью вздохнул и поднялся.
С трудом сдерживаясь, стараясь казаться спокойным, он заговорил:
- Вот, ребята, что такое горе. Вот оно какое. Мы жили и не знали его. А оно пришло к нам. Пришло! Но не само. Его принесли те, кто хочет господствовать над другими. Над всеми людьми. Ради своей наживы, ради миллионов... Но это им никогда не простится, не забудется. Чего бы это ни стоило, а мы воткнем в их могилу осиновый кол. Фронтовики там, а мы здесь сделаем все для этого! - Павел Иванович поднял крепко сжатый кулак. - Те, кому нужна война, навсегда запомнят, что мы обид не прощаем и за каждую обиду платим сторицею и отплатим!..
Тяжело прихрамывая, Павел Иванович направился к стану. За ним потянулись ребята. Шли и молчали. И казалось, что это уже совсем не те мальчишки и девчонки, которые вот только делились своими незатейливыми новостями.
Сергей тоже пошел со всеми. Случай с Наташей Огородниковой живо напомнил ему тот зимний день, когда он узнал о гибели отца. На сердце стало так тоскливо, что упал бы и грыз землю.
Во время ужина снова пошли разговоры. Сергей нехотя хлебал лапшу и молчал. Ему хотелось отойти куда-нибудь в сторону, завалиться на копну и лежать одному, чтоб никого не видеть и не слышать.
Павел Иванович говорит: заплатят тем, кто затеял войну. Хорошо, если знаешь, кому платить, а вот если все это и вправду, как говорят Манефа Семеновна и старец Никон, как написано в Библии, что бог послал войну и всякие бедствия? Кому тут платить будешь? Богу? А что? И ему не может быть прощения. Если ты бог и все можешь, то делай по совести, чтоб никому обид не было. Разве можно так измываться над людьми? А вообще никто как следует ничего не знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
- И ничего подобного, - возразил Ваня Пырьев, - я не против коллекций, а просто не хочу, чтобы зря портить. Ни к чему, например, из гнезда выгребать все яички, когда для коллекции и одного хватит. Правильно я говорю, Павел Иванович?
- Правильно, по-хозяйски.
- Вот и я об этом, - сказал Пырьев. - А Селедцов высмеивает. Думает, что я просто жалобный. И Копытову вон тоже ничего не жалко, он все бы на булавку посадил - и в ящик...
- И что человек несет! - возмутился Копытов. - Да я никогда даже лишней стрекозы не поймаю. Пускай себе живет и летает. А то "все на булавку"! Не знаешь - не говори.
- Ты, Копытов, особенно-то не отказывайся. Помучить насекомых или животных ты любишь, - хитровато подмигнув, сказал Селедцов.
- Я? Мучить? - Возмущенный Коля Копытов сорвался со своего места. Павел Иванович, он все выдумывает!
- А гадюку не мучил? - не без ехидства спросил Селедцов.
- Гадюку? Не мучил, а просто закупорил в баклажку. Сперва мы решили убить ее, а шкуру содрать да на чучело. А потом передумали. Шкура у змеи ломкая, очень просто может рассыпаться. И никакого чучела не получится. А другую змею, может, еще и не встретим. Они редко попадаются. Решили эту живьем поймать. У Петрова была с собой стеклянная баклажка, мы туда гадюку и поместили. А вечером сбегали в тракторную бригаду, она недалеко отсюда, за бензином.
- А зачем же вам бензин понадобился? - удивился Павел Иванович.
- Вместо спирта, - пояснил Копытов. - Мы в баклажку налили бензина, и теперь гадюка вроде как заспиртованная.
- Молодцы, здорово придумали! - похвалил Павел Иванович. - Я бы, пожалуй, и не догадался насчет бензина.
- Так мы тоже не сами. Это учительница биологии посоветовала, Зоя Михайловна. На уроке рассказывала.
- А как же вам удалось загнать змею в баклажку? - полюбопытствовал Павел Иванович.
- Петров наступил ей ботинком на голову, - охотно стал рассказывать Копытов, - а я взял в левую руку баклажку, а правой за кончик гадючьего хвоста и начал его потряхивать и поднимать вверх. Гадюка становится как палка и никак не может согнуться, чтоб укусить. А если не потряхивать, она тут же вскинется и обовьется. Вот тогда только держись! Я поднес баклажку к змеиной голове и разжал правую руку - гадюка как молния влетела в баклажку, а Петров - р-раз! - воткнул пробку в горлышко. Затыкать нужно очень быстро, ну, прямо сразу, а малость проморгаешь - может свободно выскочить.
Скоро разговор оживился еще более. В нем принимали участие почти все, никто не ждал, пока закончит говорить другой.
Помалкивал только Сергей, лежавший чуть поодаль, да Наташа Огородникова. Она сидела неподвижно, охватив руками колени.
- А что же никто не расскажет, как работается? Не плететесь в хвосте?
Любивший рапорты Витя Петров немедленно доложил:
- Учащиеся шестого "Б" класса, а также других классов Потоцкой неполной средней школы, работающие во второй бригаде, нормы выполняют все, как один. А некоторые даже перевыполняют. Дисциплина хорошая.
- Ты бы еще добавил: классный организатор шестого "Б" класса Петров, - не упустил случая подшутить над товарищем Володя Селедцов. - Он, Павел Иванович, как привез первую бочку воды, рапортовал кашеварке: тетя Груня, бочка воды доставлена в срок. Вода, можно сказать, нормально мокрая. Водовоз Петров.
И Селедцов, хотя было темновато, продемонстрировал, как рапортовал Витя кашеварке.
- Павел Иванович, а бригадир говорил вам что-нибудь о нас? - спросил Ваня Пырьев.
- Говорил. В общем, он доволен. Хвалит. Ну, а кто все-таки впереди идет?
Оказалось, что ответить на этот вопрос никто не может. Все одинаково стараются.
- Как же так, - удивился Павел Иванович, - стараются-то, возможно, все, и одинаково, но результаты обычно бывают разные.
- Можно мне сказать? - подняв руку, спросил Костя Жадов. - У нас, Павел Иванович, пока еще никакого соревнования. Каждый сам себе вкалывает, и все.
- Э, друзья мои, так дальше не пойдет, не годится. Как же вы дошли до жизни такой? - пошутил Павел Иванович. - Прохлопали, да?
- Конечно, прохлопали, - согласился Витя Петров. - Это я виноват. Ничего, завтра возьмемся.
- Вот это разговор настоящий, - одобрил Павел Иванович. - Пусть все на стане знают, кто за что борется и как выполняет свое слово.
Павел Иванович не раз поглядывал в сторону Наташи Огородниковой и был немало удивлен ее безучастием. Он знал ее как бойкую девочку, острую на язык.
- Огородникова, почему ты нынче такая неразговорчивая? - спросил он.
Наташа молча поднялась, постояла, затем хотела что-то сказать и, не промолвив ни слова, всхлипнула, закрыла лицо ладонями и бросилась бежать к стану.
У копны наступила тишина. Неловкая, напряженная.
- Что с Наташей? А? Ребята! - спросил Павел Иванович.
Тогда Ваня Пырьев шепотом сказал:
- У нее, Павел Иванович, папу... на фронте убили. Вчера пришло извещение.
Павел Иванович уже не раз видел детские слезы и вот такое же тяжелое горе, как у Наташи Огородниковой.
Болезненная спазма сжала сердце, прервала дыхание. Павел Иванович всей грудью вздохнул и поднялся.
С трудом сдерживаясь, стараясь казаться спокойным, он заговорил:
- Вот, ребята, что такое горе. Вот оно какое. Мы жили и не знали его. А оно пришло к нам. Пришло! Но не само. Его принесли те, кто хочет господствовать над другими. Над всеми людьми. Ради своей наживы, ради миллионов... Но это им никогда не простится, не забудется. Чего бы это ни стоило, а мы воткнем в их могилу осиновый кол. Фронтовики там, а мы здесь сделаем все для этого! - Павел Иванович поднял крепко сжатый кулак. - Те, кому нужна война, навсегда запомнят, что мы обид не прощаем и за каждую обиду платим сторицею и отплатим!..
Тяжело прихрамывая, Павел Иванович направился к стану. За ним потянулись ребята. Шли и молчали. И казалось, что это уже совсем не те мальчишки и девчонки, которые вот только делились своими незатейливыми новостями.
Сергей тоже пошел со всеми. Случай с Наташей Огородниковой живо напомнил ему тот зимний день, когда он узнал о гибели отца. На сердце стало так тоскливо, что упал бы и грыз землю.
Во время ужина снова пошли разговоры. Сергей нехотя хлебал лапшу и молчал. Ему хотелось отойти куда-нибудь в сторону, завалиться на копну и лежать одному, чтоб никого не видеть и не слышать.
Павел Иванович говорит: заплатят тем, кто затеял войну. Хорошо, если знаешь, кому платить, а вот если все это и вправду, как говорят Манефа Семеновна и старец Никон, как написано в Библии, что бог послал войну и всякие бедствия? Кому тут платить будешь? Богу? А что? И ему не может быть прощения. Если ты бог и все можешь, то делай по совести, чтоб никому обид не было. Разве можно так измываться над людьми? А вообще никто как следует ничего не знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66