Сергей был не в состоянии сдержать того чувства неприязни и ненависти к Силычу, которое сейчас охватило его всего и, казалось, распирает грудь.
- А вы знаете, баб Манефа, что там написано?
- Что бы там ни написано, дело не наше, а хозяина. - Она подала ему узелок. - На-ка бельишко да иди с богом. Пока подойдешь, он, гляди, и выйдет.
Сергей взял узелок.
- Я пойду в поселковую баню.
- Это с какой же радости? - изумилась Манефа Семеновна.
- А с такой, что не хочу мыться после Силыча.
- Да ты что говоришь?! Матерь-дева пречистая... Как у тебя только язык поворачивается... Что тебе плохого этот человек сделал?
Сергей вдруг рассвирепел:
- Пропади он пропадом... И не человек он вовсе, а враг! Натуральный враг. Я знаю, что там написано, в тетради, - "божьи письма"! Чтоб работать бросали...
- Сережа, да ты опомнись!..
- Люди жилы рвут на работе, чтоб помочь фронту, а он... Это, баб Манефа, так ему не пройдет. Сами увидите...
Сергей выскочил во двор, позвал Шарика и двинулся не на огород, а за ворота.
Манефа Семеновна стояла среди комнаты, сжав в руках свернутую в трубочку коричневую тетрадь.
Вошел благодушный, разомлевший после пара Силыч.
- Ну, Манефа Семеновна, поблаженствовал я. Словно в раю побывал.
Но на старуху эти слова не произвели никакого впечатления.
- Беда, Степан Силыч... Ой, беда... Сергей вернулся.
Она торопливо рассказала о только что состоявшемся разговоре. Силыч помрачнел.
- И все из-за этой тетрадки, - сокрушалась старуха.
- А ты убрать не могла... Значит, грозит?
- Грозит...
Силыч хмуро глядел в пол.
- Ну что ж, суши сухари, Манефа Семеновна, дорога нам уготована дальняя, - сказал он не то всерьез, не то шутя.
- Какая дорога? - не поняла Манефа Семеновна.
- Куда Макар телят не гоняет. Если не похуже что-нибудь. Скажут, агитация. А в военное время - особые законы. Я знаю. Словом, пропали мы с тобой.
- Ну, а я при чем?
- При всем. Скажут - одна вина. Да не только мы - других запутают.
Старуха взялась за голову, запричитала.
- Не вой, этим не поможешь. Надо выход искать. В баню, говоришь, пошел? Ну, это значит, не скоро вернется, там всегда очередь, - сипел Степан Силыч. - Часа через два. Не раньше. Пойдем к Никону Сергеевичу...
Старец Никон был дома. Как всегда, он встретил своих постоянных посетителей доброй улыбкой и гостеприимно пригласил садиться.
- Никон Сергеевич, не до сидения. Погибель пришла. Мы с Манефой к тебе за советом.
Силыч торопливо рассказал все, что узнал от Манефы Семеновны.
Губы старца побелели, а лежавшая на столе рука начала чуть заметно вздрагивать. От него ждали ответа, но он молчал, словно потерял дар речи. Затем сорвался со своего места к заметался по горнице.
Силыч и Манефа Семеновна впервые видели его таким растерянным.
- Может, сбежать? - прохрипел Силыч.
Старец шагнул к нему.
- Куда? Бежать некуда! Все дороги закрыты! И под землей не скроешься.
Он снова зашагал по горнице, но уже немного спокойнее. Наконец сел.
- Что же вы наделали?!
- Прости, Никон Сергеевич! - взмолилась почти не перестававшая плакать Манефа Семеновна.
- Не во мне дело, не я должен такое прощать. Вы всё дело наше сгубили, предали на распятие Понтию Пилату все стадо Христово, отдали волкам на растерзание... И нету за это прощения и не будет!
Растерянности в нем не осталось и следа. Он весь кипел от негодования и ярости, и казалось, сам готов был растерзать провинившихся.
- Глотку ему надо заткнуть. Убеди его, сестра Манефа.
- Переменился он. Слово мое не доходит. Все вижу, - вытирая слезы, горестно сказала Манефа Семеновна. - Сама виновата, упустила я его. Ох, упустила.
- Думаешь, за это с тебя не спросится? Сторицею будет взыскано! В Евангелии что сказано? Какой мерой мерите, такой и вам отмерится, - снова напустился старец, но уже только на Манефу Семеновну.
- Не надо было эти листики писать...
- Не греши! - прервал старуху Никон. - Господь сказал - не мир я принес, но меч. И мы, мы его взяли. Против кого? Против врагов господних.
Никон помолчал.
- Сережка-то не больной из бригады вернулся? - спросил он, пытливо глядя на Манефу Семеновну.
- Нет, здоров.
- Может, не заметила, сестра Манефа? Слух такой идет - животами люди страдают по бригадам. Понос и рвота кровавая, - не отрывая от нее взгляда, проговорил Никон.
Манефа Семеновна не понимала, к чему он клонит.
- Вроде как с ним никакой болезни...
- А я говорю - болен... - хмуро бросил старец. Он наклонился к самому уху Манефы Семеновны и что-то тихонько зашептал. Она ахнула и часто закрестилась. - У Силыча есть снадобье, он выручит.
Старуха прижала руки к груди:
- А не дай бог с ним что случится...
- Христос себя не пожалел, на крест взошел... - сурово промолвил Никон.
- Ничего страшного не последует, - зашептал Силыч, - переболеет недельку, ну, другую... А за это время можно ему в голову все вбить, что пожелается.
- Ой, не могу, лучше мне самой помереть...
- Иуда предал Христа за тридцать сребреников. - Никон поднялся и указал Манефе Семеновне на дверь. - Иди, сестра Манефа, может, и тебе дадут.
- Никон Сергеевич, - вскрикнула в отчаянии старуха, - зачем же так...
Силыч извлек из кармана уже знакомую нам синеватую тряпицу и отдал ее Манефе Семеновне.
- В борщик... Вот как придет... Тут же... - просипел он.
- Идите. Время дорого, - стал торопить гостей Никон. - Последи, сестра Манефа, чтоб куда-нибудь не пошел. Ступайте. Я помолюсь за вас. Господь милосердный даст - все обойдется.
...Вернувшись из бани, Сергей плотно пообедал и собрался идти к Павлу Ивановичу, чтобы рассказать все о Силыче. Но сразу же после обеда он почувствовал себя нехорошо: стало мутить, затем появились рези в животе, а немного погодя открылась рвота.
Манефа Семеновна металась из угла в угол, предлагала Сергею то воды, то квасу, но он ни на что не мог смотреть, ему становилось все хуже и хуже.
Старуха проклинала себя за то, что послушалась Силыча, бросалась на колени и начинала молиться, но, услышав стоны Сергея, кидалась к нему, затем, выбежав из комнаты, царапала себе лицо и рвала волосы...
Если бы не заехали к Сергею Павел Иванович и Григорий Лысенко, эта повесть имела бы другой конец. Но они заехали. Бывает же в жизни так, что хорошие люди поспевают вовремя.
Через несколько минут Сергей был в больнице.
Кто-то из ребят видел, как Павел Иванович и Григорий Лысенко везли Сергея, и сказал об этом Тане. Она тут же помчалась в больницу. Врач не смогла выйти, а санитарка сказала, что Сергею очень плохо, у него отравление, а чем - пока неизвестно, анализ получат только к утру. Наверное, что-нибудь съел.
Таня ушла.
Утром, едва стало сереть, она вместе с мамой была уже у больницы, но их опередили Павел Иванович и Григорий Лысенко.
На дальнем крылечке сидела сгорбившись черная фигура:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66