— Артеминос обнаружил рядом со своим носом мордашку Младояра, забавно наклонившуюся набок — что ворона, точно! Вот так же наклонял голову давеча и отец его, князь — понятно, кровь есть кровь…
— Дык разотри ему харю! — бросил лекарь равнодушно и начал, не спеша, одеваться.
А дальше началась пытка. Княжич, захватив щепотку снега, начал, что есть силы, тереть щеку Артеминоса этим шершавым холодом. Тому стало отчаянно больно. Эллас сначала не понял, потом закричал, попытался сопротивляться — да мальчишка оказался и сильнее, и решительнее.
— Зачем, со мной же все в порядке?! — возмутился эллас.
— У тебя щека отморожена!
— Я не чувствую!
— Потом почуешь, в тепле, — услышал Артеминос голос лекаря, — да поздно будет, когда кожа вместе с мясом слезать станет!
Руки у элласа так и опустились, теперь он готов был позволить делать с собой все что угодно. Эти северные люди определенно знали, что делали…
— Подойдите поближе! — велел Иггельд, — Вот дерево, ветка… — он взялся за веточку, та с неожиданным звоном отломилась.
— Вся оледенела! — воскликнул княжич, разглядывая излом.
— Точно так же превратилась бы в ледышку любая пташка, мышь или иное создание Рода, окажись оно рядом со мной, когда бы я решил согреться тайным способом, — объяснил Иггельд.
— Так ты, согреваясь, отнимаешь тепло у других? — Артеминос, наконец-то, понял давно очевидное.
— Да, отнимаю, причем, в первую очередь, страдают твари теплокровные, во вторую — гады холодные, в третью — дерева и трава. Ну, а уж ежели рядом нет ничего живого, то холодеют снега да камни под ними!
— Да, — протянул эллас, — теперь я понял, отчего ты называл это уменье опасным… И понимаю, почему не хотел обучать этому… Но если я поклянусь, что не отниму тепла ни у одного существа человеческого, ни у животинки, ни у зверя дикого — научишь меня?
— Я уже пообещал, что научу, — буркнул Иггельд.
— Когда начнешь учить?
— Так хоть сегодня… — лекарь обернулся, — Ну что, княжич, покажем южанину, где раки зимуют?
— Как где зимуют?! — не понял Артеминос.
Временем спустя южанина всего трясло от еще одного шокирующего зрелища. А ведь он просто стоял на льду основательно замерзшей речки и смотрел. А удивлял его теперь этот мальчишка, княжич, как ни в чем не бывало окунувшийся в прорубь с ледяной водой. Нырнул, вынырнул, сплюнул налево через плечо, дыхнул в сторону элласа паром, добавив: «А вода сегодня теплая!», затем голова мальчика ушла под воду надолго. Наконец, тот вынырнул, выбросил на лед нечто шевелящее щупальцами, после чего голенькое тело княжича так и выскочило из воды. Младояр подхватил рака и принялся тыкать шевелящимися клешнями в харю Артеминоса, с испугу начавшего отмахиваться от оного зеленого чудища обеими руками…
— Уймись, уймись, — Иггельд накинул на воспитанника плащ, начал растирать.
— Смотри, Игг, самого большого словил! — похвастал Младояр добычей.
— Ну, мы его того, к пиву…
— Так мне что, тоже туда лезть? — спросил эллас, сам не веря, что его язык поворачивается говорить такое.
— Полазаешь еще, — усмехнулся лекарь, — мы раков любим… А начнешь с обливания на морозе. По первому разу — возле горячей баньки, что б сразу отогреться. А потом, глядишь, и до проруби дорастем!
* * *
Артеминос прожил в Крутене до лета. Иггельд успел научить путешественника не только тому, как не замерзнуть. Преподана и не менее важная наука — как не умереть с голоду в этих северных местах. Эллас узнал, как могут спасти от выпадения зубов и воспаления десен маленькие черные да красные ягодки, что на низких кустиках. И как выстроить временное убежище из снега, и еще много других премудростей.
Младояр буквально выпотрошил темнокожего, расспрашивая о всех деталях жизни людей в тех краях, по которым пришлось странствовать Артеминосу. Теперь княжич знал имена главных богов Хиндеи и Ариана, Мидии и Месопатамии. Выучил паренек и по несколько слов многих языков, даже записал на память буквицы тех грамот из краев дальних…
Узнал Младояр и то, отчего их гость такой темнокожий, а зовется при том элласом. Родословная Артеминоса оказалась длинной-предлинной, и восходила, на самом верху, к богам древним, проходя дальше по героям мифическим. Потом — занесли кровь элласскую с походом Лександра в страну Хиндею, где много раз перемешана с кровью красоток темнокожих, черноглазых… Артеминос гордился предками, но княжич почему-то их так по именам и не запомнил. Недаром говорят, что не запоминается — то пустое знание!
Много раз водили элласа и к волхвам. Ведь еще в первый день, по приезду в Крутен, Артеминос передал некие тайные слова от волхвов Кия-града. А теперь здешние дали ему слова для волхвов северных…
А когда пришла пора уезжать элласу, провожал его по весне Младояр с двумя дружинниками до самых до границ княжества — увы, дальше отец запретил. Попрощались просто, поехал Артеминос дальше, повинуясь Зову, а княжич еще долго стоял, да вслед ему смотрел. И думал о чем-то…
* * *
— Мне дважды снилось одно и то же, — признался Младояр, — будто прошел с Артеминосом путь до самой Оси. Рассказать?
— Расскажи, — кивнул Иггельд.
* * *
Стояла северная ночь, казавшаяся вечной. Вчера погибли последние собаки, бесполезные сани брошены, Артеминос сунул в котомку последние припасы и двинулся дальше. Ведь оставалось совсем немного, Ось Колесницы стояла теперь точно над головой. Но Зов манил дальше, стало быть — цель где-то там, впереди. Время от времени эллас грелся, каждый раз памятуя добрым словом того мудрого лекаря-волхва, что остался где-то позади его жизненного пути.
«Есть еще Истинный Холод», — рассказал как-то Иггельд, — «И студенее того холода уже нет, ибо нет в нем тепла. Если на Северном Пупе — Истинный Холод, то ты уже не сможешь согреться, ибо нельзя отнять то, чего нет!». Но пока Артеминос успешно грелся, хотя вокруг и стоял жуткий холод, но не более, чем год назад, в страшную зимнюю ночь. Это случилось совсем недалеко от селения северных людей. Казалось, все живое погибло вокруг, единственный столбик пара, поднимавшийся от дыхания — принадлежал тогда Артеминосу. Но когда эллас добрался до деревни, оказалось, что северяне распрекрасно уберегают от лютых холодов не только себя, но и всю нехитрую домашнюю живность…
Люди там и впрямь оказались добрыми, не понадобились и слова тайные, подаренные жрецами крутенскими. Его приняли и обогрели. И многому обучили. Он прожил у тех людей целый год, получив на прощанье те самые сани и собачек, без которых ему ни за что бы не добраться до оси небосвода. Спасибо им, этим добрым северянам, спасибо и гостеприимным крутенцам, спасибо всем, кто помог ему на пути сюда, в эти места, где, как говорят, не ступала еще нога человека!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Дык разотри ему харю! — бросил лекарь равнодушно и начал, не спеша, одеваться.
А дальше началась пытка. Княжич, захватив щепотку снега, начал, что есть силы, тереть щеку Артеминоса этим шершавым холодом. Тому стало отчаянно больно. Эллас сначала не понял, потом закричал, попытался сопротивляться — да мальчишка оказался и сильнее, и решительнее.
— Зачем, со мной же все в порядке?! — возмутился эллас.
— У тебя щека отморожена!
— Я не чувствую!
— Потом почуешь, в тепле, — услышал Артеминос голос лекаря, — да поздно будет, когда кожа вместе с мясом слезать станет!
Руки у элласа так и опустились, теперь он готов был позволить делать с собой все что угодно. Эти северные люди определенно знали, что делали…
— Подойдите поближе! — велел Иггельд, — Вот дерево, ветка… — он взялся за веточку, та с неожиданным звоном отломилась.
— Вся оледенела! — воскликнул княжич, разглядывая излом.
— Точно так же превратилась бы в ледышку любая пташка, мышь или иное создание Рода, окажись оно рядом со мной, когда бы я решил согреться тайным способом, — объяснил Иггельд.
— Так ты, согреваясь, отнимаешь тепло у других? — Артеминос, наконец-то, понял давно очевидное.
— Да, отнимаю, причем, в первую очередь, страдают твари теплокровные, во вторую — гады холодные, в третью — дерева и трава. Ну, а уж ежели рядом нет ничего живого, то холодеют снега да камни под ними!
— Да, — протянул эллас, — теперь я понял, отчего ты называл это уменье опасным… И понимаю, почему не хотел обучать этому… Но если я поклянусь, что не отниму тепла ни у одного существа человеческого, ни у животинки, ни у зверя дикого — научишь меня?
— Я уже пообещал, что научу, — буркнул Иггельд.
— Когда начнешь учить?
— Так хоть сегодня… — лекарь обернулся, — Ну что, княжич, покажем южанину, где раки зимуют?
— Как где зимуют?! — не понял Артеминос.
Временем спустя южанина всего трясло от еще одного шокирующего зрелища. А ведь он просто стоял на льду основательно замерзшей речки и смотрел. А удивлял его теперь этот мальчишка, княжич, как ни в чем не бывало окунувшийся в прорубь с ледяной водой. Нырнул, вынырнул, сплюнул налево через плечо, дыхнул в сторону элласа паром, добавив: «А вода сегодня теплая!», затем голова мальчика ушла под воду надолго. Наконец, тот вынырнул, выбросил на лед нечто шевелящее щупальцами, после чего голенькое тело княжича так и выскочило из воды. Младояр подхватил рака и принялся тыкать шевелящимися клешнями в харю Артеминоса, с испугу начавшего отмахиваться от оного зеленого чудища обеими руками…
— Уймись, уймись, — Иггельд накинул на воспитанника плащ, начал растирать.
— Смотри, Игг, самого большого словил! — похвастал Младояр добычей.
— Ну, мы его того, к пиву…
— Так мне что, тоже туда лезть? — спросил эллас, сам не веря, что его язык поворачивается говорить такое.
— Полазаешь еще, — усмехнулся лекарь, — мы раков любим… А начнешь с обливания на морозе. По первому разу — возле горячей баньки, что б сразу отогреться. А потом, глядишь, и до проруби дорастем!
* * *
Артеминос прожил в Крутене до лета. Иггельд успел научить путешественника не только тому, как не замерзнуть. Преподана и не менее важная наука — как не умереть с голоду в этих северных местах. Эллас узнал, как могут спасти от выпадения зубов и воспаления десен маленькие черные да красные ягодки, что на низких кустиках. И как выстроить временное убежище из снега, и еще много других премудростей.
Младояр буквально выпотрошил темнокожего, расспрашивая о всех деталях жизни людей в тех краях, по которым пришлось странствовать Артеминосу. Теперь княжич знал имена главных богов Хиндеи и Ариана, Мидии и Месопатамии. Выучил паренек и по несколько слов многих языков, даже записал на память буквицы тех грамот из краев дальних…
Узнал Младояр и то, отчего их гость такой темнокожий, а зовется при том элласом. Родословная Артеминоса оказалась длинной-предлинной, и восходила, на самом верху, к богам древним, проходя дальше по героям мифическим. Потом — занесли кровь элласскую с походом Лександра в страну Хиндею, где много раз перемешана с кровью красоток темнокожих, черноглазых… Артеминос гордился предками, но княжич почему-то их так по именам и не запомнил. Недаром говорят, что не запоминается — то пустое знание!
Много раз водили элласа и к волхвам. Ведь еще в первый день, по приезду в Крутен, Артеминос передал некие тайные слова от волхвов Кия-града. А теперь здешние дали ему слова для волхвов северных…
А когда пришла пора уезжать элласу, провожал его по весне Младояр с двумя дружинниками до самых до границ княжества — увы, дальше отец запретил. Попрощались просто, поехал Артеминос дальше, повинуясь Зову, а княжич еще долго стоял, да вслед ему смотрел. И думал о чем-то…
* * *
— Мне дважды снилось одно и то же, — признался Младояр, — будто прошел с Артеминосом путь до самой Оси. Рассказать?
— Расскажи, — кивнул Иггельд.
* * *
Стояла северная ночь, казавшаяся вечной. Вчера погибли последние собаки, бесполезные сани брошены, Артеминос сунул в котомку последние припасы и двинулся дальше. Ведь оставалось совсем немного, Ось Колесницы стояла теперь точно над головой. Но Зов манил дальше, стало быть — цель где-то там, впереди. Время от времени эллас грелся, каждый раз памятуя добрым словом того мудрого лекаря-волхва, что остался где-то позади его жизненного пути.
«Есть еще Истинный Холод», — рассказал как-то Иггельд, — «И студенее того холода уже нет, ибо нет в нем тепла. Если на Северном Пупе — Истинный Холод, то ты уже не сможешь согреться, ибо нельзя отнять то, чего нет!». Но пока Артеминос успешно грелся, хотя вокруг и стоял жуткий холод, но не более, чем год назад, в страшную зимнюю ночь. Это случилось совсем недалеко от селения северных людей. Казалось, все живое погибло вокруг, единственный столбик пара, поднимавшийся от дыхания — принадлежал тогда Артеминосу. Но когда эллас добрался до деревни, оказалось, что северяне распрекрасно уберегают от лютых холодов не только себя, но и всю нехитрую домашнюю живность…
Люди там и впрямь оказались добрыми, не понадобились и слова тайные, подаренные жрецами крутенскими. Его приняли и обогрели. И многому обучили. Он прожил у тех людей целый год, получив на прощанье те самые сани и собачек, без которых ему ни за что бы не добраться до оси небосвода. Спасибо им, этим добрым северянам, спасибо и гостеприимным крутенцам, спасибо всем, кто помог ему на пути сюда, в эти места, где, как говорят, не ступала еще нога человека!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105