Солдаты бросились к оружию, выстроились и торопливо покинули дом. Один с автоматом встал у двери.
Спаи смотрел на фельдфебеля и в душе торжествовал: "Шиш вам, один навоз найдете, ищите!"
За последние дни скот перегнали в лес, картошку спрятали, вино закопали.
Солдаты возвращались попарно и докладывали фельдфебелю одно и то же:
- Никс, никс... пусто.
Фельдфебель ходил из угла в угол, все чаще поглядывая на молчащего председателя.
- Слушай! Партизан!
- Я не партизан. Сам их не люблю, господин фельдфебель от жандармерии. Я мирный человек.
- Не знать!.. Ты есть самый настоящий большевик... комиссар! - сунув кулак в лицо Спаи, гитлеровец разжал два пальца.
- Два суток, два день, два вечер - двадцать пять коров, двести барашка, сто декалитров шнапс приготовить, - а нет! - фельдфебель ловким движением изобразил петлю, указывая вверх.
- Нет у нас ничего, нет!
- Молчать! - фашист ударил Спаи по лицу.
Когда гитлеровцы уехали, Спаи оделся и пошел к домику Григория Александровича: "Может, вернулся старик?"
Старая лесная дорога. По обочинам мелкий кустарник. Оттепель. На желто-буром снегу - ни единого следа. Тихо. Журчит талая вода.
Оглядываясь по сторонам, устало плетется путник. Маленький, сгорбленный, с палочкой в руках, он едва передвигает ноги.
Часовой, притаившись в густых зарослях, внимательно следит за ним, еще не решаясь остановить этого странного, неожиданно появившегося в глухом лесу прохожего.
Дорогу перерезает тропа. Свежие следы. Старик нагнулся, стал присматриваться.
- Стой! Руки вверх! Руки вверх, папаша! - парень в стеганке поднял автомат.
- Убери-ка свою штуку. Скажи лучше, сынок, ты партизан?! - радостно, с надеждой спросил старик и попросил немедленно отвести его к командиру.
В Бахчисарайском отряде слушали сводку Информбюро, когда привели задержанного.
Старик подошел к партизанам, собравшимся у штабной землянки.
- Здравствуйте, товарищи партизаны!
- Здравствуйте, папаша, здравствуйте!
Из землянки вышел Македонский.
- Кто там пришел? Постой, постой... Неужели?! Григорий Александрович! - Македонский бросился к старику. - Вы ли это? Какими судьбами к нам?
- Я, я... Видишь, я, - сквозь слезы проговорил колхозный посланец, обнимая Македонского.
В теплой землянке Македонский принялся угощать ужином своего учителя. Несмотря на голод, старик не ел, любовно глядя на смуглое, дышащее здоровьем лицо командира.
- Ешьте, Григорий Александрович, ешьте! - упрашивал Михаил Андреевич.
- Говорил тебе я, Миша, помнишь, в Бахчисарае, на курсах? Когда же это было? Да в 1928 году: "Не выйдет из тебя настоящего бухгалтера!" Помнишь?
- Ничего. Ведь работал больше десяти лет. Правда, каждый год говорил себе: "Это последний год". Не любил я бумажки, бухгалтерия в печенках сидела, - оправдывался Македонский.
- Работать ты работал, да. Но настоящего порядка в бумагах не было. Помнишь, в 1939 году я от района проверку тебе делал? Здорово я ругал тогда, скажи, не обижаешься?
- Ругали правильно, за что же обижаться. Но это дело прошлое. А вот неожиданность - встретить вас здесь, в лесу. Вы же, помню, боялись даже по Бахчисараю вечером ходить, все просили: "Проводите".
- Да, Мишенька, боялся. Да и сейчас боюсь. А за эти пять дней такого труса дал, что под конец перестал понимать, где страх, а где нет. Следов ваших не найдешь, спросить не у кого.
- А как же нашли?
- Я много думал, думал и Спаи. Знали только, что в Шурах ты действовал. Состряпали мы с председателем пропуск, и я - туда. Там родственница проживает, учительница. Она долго отпиралась, прощупывала меня: "Зачем мне партизаны?" Потом все-таки сказала: "Говорят, за Коушем партизаны, у Камышлов".
- Правильно сказала. Стояли мы у лесничества Камышлы, потом каратели на нас напали, вот и перебрались сюда.
- Пришел на третий день в Камышлы... Пусто. Нашел пепел от костров. Вот по следам и плутал двое суток. Харчишек не было... да и одежонка неважная... Потом и след потерял. А сегодня уж отчаялся, шел, сам не зная куда. Решил или вас найти, или умереть в лесу, а без вас в деревню не возвращаться. Шел да шел, пока твой парнишка не остановил. А дело большое к тебе привело, народное. Слушай...
Командование Бахчисарайского отряда долго думало, что делать. И в это самое время в отряд пришел новый комиссар района Захар Федосеевич Амелинов. Он внимательно выслушал старика, пожал его маленькую руку и сказал:
- Мы пойдем в деревню.
Отряд вышел в Лаки. Старик радовался и не отходил от Македонского.
Темной ночью отряд расположился в двух километрах от Лак.
Ночью к Спаи постучались.
- Кто там?
- Это я, Григорий Александрович.
- Господи, вернулся! - Спаи впустил старика и еще двоих.
- Принимай гостей, - старик пропустил вперед закутанного в плащ-палатку широкоплечего человека.
- Здоров, председатель!
- Македонский?! Ай да молодец... Дай-ка разгляжу...
Македонский и Спаи знали друг друга мало, иногда виделись только на районном партактиве, но как же обрадовались они этой встрече!
Спаи рассказал о положении дел в селе, об угрозе фельдфебеля, о наложенной контрибуции.
- А если мы женщин, детишек, стариков отправим в разные деревушки за Бахчисарай? Там у многих родственники, а тут оставлять людей нельзя. Всякое может быть. Ты, председатель, дашь пропуск. А остальной состав пойдет к партизанам, - предложил Григорий Александрович.
- Это правильно, но время! Срок ультиматума кончается, - волновался Спаи.
- Да собери им несколько коров похуже, на первый раз. Надо их успокоить, пока мы основное дело решим, - предложил комиссар Амелинов.
Так и решили.
Македонский, уходя, спросил:
- Как у вас народ, всем можно доверять?
- Ну, Македонский, этого я от тебя не ожидал! Разве ты не знаешь наш народ? Чтобы такие люди, да что-нибудь, - обиделся Спаи. Даже старик строго посмотрел на Македонского.
- Ты что это, нам не доверяешь?
- Да что вы... Ну всякое бывает. Если бы не верил, не привел бы сюда отряд, - оправдывался Михаил Андреевич.
Македонский ушел из Лак с рассветом, за ним гнали в партизанский отряд стадо овец.
По пропускам, привезенным председателем из Керменчика, многие семьи покинули деревню, направляясь в разные стороны.
Дальнейшие события развернулись так.
Фельдфебель в обещанный день приехал, но не один. Вражеский офицер, бледный, моложавый, с хлыстом, и толстенький, напудренный румын в огромной четырехугольной фуражке осматривали деревню. Рядом шел Спаи и семенил Григорий Александрович с инвентарными книгами, потребованными фельдфебелем.
- Где хозяйство? - отрывисто спросил офицер на чистом русском языке.
- Вот в деревне все и хозяйство.
- А скот и все остальное?
- Скот угнали, так что ничего не осталось. Да не так уж много и было. Колхоз маленький, всего шестьдесят дворов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Спаи смотрел на фельдфебеля и в душе торжествовал: "Шиш вам, один навоз найдете, ищите!"
За последние дни скот перегнали в лес, картошку спрятали, вино закопали.
Солдаты возвращались попарно и докладывали фельдфебелю одно и то же:
- Никс, никс... пусто.
Фельдфебель ходил из угла в угол, все чаще поглядывая на молчащего председателя.
- Слушай! Партизан!
- Я не партизан. Сам их не люблю, господин фельдфебель от жандармерии. Я мирный человек.
- Не знать!.. Ты есть самый настоящий большевик... комиссар! - сунув кулак в лицо Спаи, гитлеровец разжал два пальца.
- Два суток, два день, два вечер - двадцать пять коров, двести барашка, сто декалитров шнапс приготовить, - а нет! - фельдфебель ловким движением изобразил петлю, указывая вверх.
- Нет у нас ничего, нет!
- Молчать! - фашист ударил Спаи по лицу.
Когда гитлеровцы уехали, Спаи оделся и пошел к домику Григория Александровича: "Может, вернулся старик?"
Старая лесная дорога. По обочинам мелкий кустарник. Оттепель. На желто-буром снегу - ни единого следа. Тихо. Журчит талая вода.
Оглядываясь по сторонам, устало плетется путник. Маленький, сгорбленный, с палочкой в руках, он едва передвигает ноги.
Часовой, притаившись в густых зарослях, внимательно следит за ним, еще не решаясь остановить этого странного, неожиданно появившегося в глухом лесу прохожего.
Дорогу перерезает тропа. Свежие следы. Старик нагнулся, стал присматриваться.
- Стой! Руки вверх! Руки вверх, папаша! - парень в стеганке поднял автомат.
- Убери-ка свою штуку. Скажи лучше, сынок, ты партизан?! - радостно, с надеждой спросил старик и попросил немедленно отвести его к командиру.
В Бахчисарайском отряде слушали сводку Информбюро, когда привели задержанного.
Старик подошел к партизанам, собравшимся у штабной землянки.
- Здравствуйте, товарищи партизаны!
- Здравствуйте, папаша, здравствуйте!
Из землянки вышел Македонский.
- Кто там пришел? Постой, постой... Неужели?! Григорий Александрович! - Македонский бросился к старику. - Вы ли это? Какими судьбами к нам?
- Я, я... Видишь, я, - сквозь слезы проговорил колхозный посланец, обнимая Македонского.
В теплой землянке Македонский принялся угощать ужином своего учителя. Несмотря на голод, старик не ел, любовно глядя на смуглое, дышащее здоровьем лицо командира.
- Ешьте, Григорий Александрович, ешьте! - упрашивал Михаил Андреевич.
- Говорил тебе я, Миша, помнишь, в Бахчисарае, на курсах? Когда же это было? Да в 1928 году: "Не выйдет из тебя настоящего бухгалтера!" Помнишь?
- Ничего. Ведь работал больше десяти лет. Правда, каждый год говорил себе: "Это последний год". Не любил я бумажки, бухгалтерия в печенках сидела, - оправдывался Македонский.
- Работать ты работал, да. Но настоящего порядка в бумагах не было. Помнишь, в 1939 году я от района проверку тебе делал? Здорово я ругал тогда, скажи, не обижаешься?
- Ругали правильно, за что же обижаться. Но это дело прошлое. А вот неожиданность - встретить вас здесь, в лесу. Вы же, помню, боялись даже по Бахчисараю вечером ходить, все просили: "Проводите".
- Да, Мишенька, боялся. Да и сейчас боюсь. А за эти пять дней такого труса дал, что под конец перестал понимать, где страх, а где нет. Следов ваших не найдешь, спросить не у кого.
- А как же нашли?
- Я много думал, думал и Спаи. Знали только, что в Шурах ты действовал. Состряпали мы с председателем пропуск, и я - туда. Там родственница проживает, учительница. Она долго отпиралась, прощупывала меня: "Зачем мне партизаны?" Потом все-таки сказала: "Говорят, за Коушем партизаны, у Камышлов".
- Правильно сказала. Стояли мы у лесничества Камышлы, потом каратели на нас напали, вот и перебрались сюда.
- Пришел на третий день в Камышлы... Пусто. Нашел пепел от костров. Вот по следам и плутал двое суток. Харчишек не было... да и одежонка неважная... Потом и след потерял. А сегодня уж отчаялся, шел, сам не зная куда. Решил или вас найти, или умереть в лесу, а без вас в деревню не возвращаться. Шел да шел, пока твой парнишка не остановил. А дело большое к тебе привело, народное. Слушай...
Командование Бахчисарайского отряда долго думало, что делать. И в это самое время в отряд пришел новый комиссар района Захар Федосеевич Амелинов. Он внимательно выслушал старика, пожал его маленькую руку и сказал:
- Мы пойдем в деревню.
Отряд вышел в Лаки. Старик радовался и не отходил от Македонского.
Темной ночью отряд расположился в двух километрах от Лак.
Ночью к Спаи постучались.
- Кто там?
- Это я, Григорий Александрович.
- Господи, вернулся! - Спаи впустил старика и еще двоих.
- Принимай гостей, - старик пропустил вперед закутанного в плащ-палатку широкоплечего человека.
- Здоров, председатель!
- Македонский?! Ай да молодец... Дай-ка разгляжу...
Македонский и Спаи знали друг друга мало, иногда виделись только на районном партактиве, но как же обрадовались они этой встрече!
Спаи рассказал о положении дел в селе, об угрозе фельдфебеля, о наложенной контрибуции.
- А если мы женщин, детишек, стариков отправим в разные деревушки за Бахчисарай? Там у многих родственники, а тут оставлять людей нельзя. Всякое может быть. Ты, председатель, дашь пропуск. А остальной состав пойдет к партизанам, - предложил Григорий Александрович.
- Это правильно, но время! Срок ультиматума кончается, - волновался Спаи.
- Да собери им несколько коров похуже, на первый раз. Надо их успокоить, пока мы основное дело решим, - предложил комиссар Амелинов.
Так и решили.
Македонский, уходя, спросил:
- Как у вас народ, всем можно доверять?
- Ну, Македонский, этого я от тебя не ожидал! Разве ты не знаешь наш народ? Чтобы такие люди, да что-нибудь, - обиделся Спаи. Даже старик строго посмотрел на Македонского.
- Ты что это, нам не доверяешь?
- Да что вы... Ну всякое бывает. Если бы не верил, не привел бы сюда отряд, - оправдывался Михаил Андреевич.
Македонский ушел из Лак с рассветом, за ним гнали в партизанский отряд стадо овец.
По пропускам, привезенным председателем из Керменчика, многие семьи покинули деревню, направляясь в разные стороны.
Дальнейшие события развернулись так.
Фельдфебель в обещанный день приехал, но не один. Вражеский офицер, бледный, моложавый, с хлыстом, и толстенький, напудренный румын в огромной четырехугольной фуражке осматривали деревню. Рядом шел Спаи и семенил Григорий Александрович с инвентарными книгами, потребованными фельдфебелем.
- Где хозяйство? - отрывисто спросил офицер на чистом русском языке.
- Вот в деревне все и хозяйство.
- А скот и все остальное?
- Скот угнали, так что ничего не осталось. Да не так уж много и было. Колхоз маленький, всего шестьдесят дворов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76