В небольшой лощине, прямо на мокрой земле, поджав ноги, сидели партизаны. Дождь лил непрерывно. Все промокли.
Меня тоже мучил голод и холод. Я отощал настолько, что плечи болели от тяжести одежды. Никогда в жизни я не думал, что можно так тосковать по теплу.
- Захарыч, ось, натэ, трохы покушайтэ, - дед Кравец протянул мне половину высохшей лепешки.
У меня рот моментально наполнился слюной. Милый, родной человек! Да разве я у тебя возьму? От одного внимания мне стало теплее.
- Ешь сам, старина, я помоложе.
Нашу беседу с Кравцом прервал настойчивый близкий лай собак. Люди нервничали. Этот проклятый лай действовал на психику сильнее автоматных очередей.
- Кравец, а ну ползком! Узнай, что там!
- Товарищи, спокойно. Собаки сейчас не страшны, везде мокро, успокаивал комиссар партизан.
- Эй, начальник, тише, немец услышит, - буркнул кто-то.
- Услышит, будем драться...
- Кто еще сильный, тем надо пробиваться, если не в Заповедник, то в Севастополь, - продолжал тот же голос.
- В Севастополь, товарищи, мы не пойдем. Связь скоро будет.
- Так и жди связи. Довольно! Мы пойдем пробиваться.
Говорящий встал, огляделся и крикнул:
- Кто со мной, пошли.
- Ложись, сукин сын, расстреляю, - приподнялся комиссар.
Вдруг появился запыхавшийся дед.
- Фашисты совсем рядом!
В лощине опять шли вражеские цепи с собаками, но собаки молчали, устав от долгой брехни.
Атмосфера накалялась. Надо было разрядить ее. Мы решили дать бой. Чего ждать, пока пули на головы посыпятся. Лучше сами начнем.
Я собрал шестьдесят автоматчиков и приказал:
- Атаковать немцев!
Каратели шли по двум сходящимся тропам. Собаки все-таки почуяли нас. Собачий концерт переплетался с трескотней автоматов, криками. Стрельба была хаотичной.
Но враги все ближе и ближе... Совсем рядом! Наступил момент, когда я перестал понимать, где опасно, а где нет. Было одно желание: атаковать. Кто-то вскочил на ноги и крикнул:
- Хальт! Хальт!
Оторопев от неожиданности, фашисты остановились. Поднявшись из-за кустов во весь рост, с озлобленными лицами, партизаны начали в упор поливать врага свинцом.
Враги бросились бежать тропой, боясь рассыпаться по кустам. Пограничники преследовали их, и я вернулся в лощину к отряду.
Калашников, оставленный старшим, перебегал от партизана к партизану, прижимал людей к земле и шипел охрипшим голосом: "Замолчите, тише!"
Комиссар подошел к партизанам. У Домнина была прострелена рука. Он медленно перевязал ее, поднял воспаленные решительные глаза на партизан.
- Кто собирался в Севастополь? - крикнул он. Наступила тишина.
- Я спрашиваю, кто собирался дезертировать?
Поднялся худой партизан, рванул на себе одежду и с перекошенным лицом закричал:
- Все мы пропадем, товарищи, разбегайтесь. - Дезертир бросился бежать.
- Стой!! - Домнин стрелял левой рукой.
Дезертир упал.
- Отряду встать, за мной - марш! - приказал я.
Партизаны поднялись и торопливо пошли по моим следам. Мы шли по тропе. На ней валялись убитые гитлеровцы.
- Собрать оружие и документы.
Комиссар лично организовал сбор трофеев. Нашлось немного продуктов.
Снова наступил вечер. В лагере тихо. У костров не слышно разговоров.
У нас - десять плиток шоколада, килограмм галет, фляга рому сегодняшние трофеи.
Все взгляды устремлены на Домнина... Продукты у него. По-видимому, каждый прикидывает в уме, что ему достанется... Очень мало... Почти ничего...
- Товарищи, кто имеет предложение насчет продуктов? - обратился комиссар к окружающим. Глаза сейчас у него ласковые, заботливые. Молчание. Всем было ясно, чего хочет комиссар.
- Мы решили свою долю передать раненым и больным, - крикнул Черников.
- Разведчики - тоже, - сказал Малий.
- А як жэ иначэ, - подтвердил Кравец.
- Хорошо, хорошо, я понесу продукты в санземлянку. Кто со мной проведать наших товарищей? - позвал Домнин.
По одному из каждого отряда партизаны с комиссаром пошли к пещере, где были спрятаны раненые.
За последние сутки умерло девять человек. Умирали люди как-то внезапно, молча. Иногда мертвого долго расталкивали, думая, что он спит.
Седьмое марта. Сегодня десять дней, как мы маневрируем, то с боями, то ползком уходя от врага. Десять дней! Фашисты, очевидно, всерьез решили покончить с нами. С небывалой настойчивостью они ежедневно квадрат за квадратом прочесывают лес.
Участок нашего маневра всего-навсего двадцать шесть квадратных километров. Помогает нам только сильно пересеченная местность, по которой отлично водит нас проводник Бекир Османов. Каратели по-видимому не могут охватить весь участок одновременно: для этого им пришлось бы подтянуть слишком много сил, взять их с Севастопольского фронта, а там дела у гитлеровцев не блестящи.
Наступило похолодание. Обильный снег начал быстро покрывать скованную морозом землю. Как говорят, наступило второе дыхание зимы.
Снег отнимал у нас последнюю возможность маневрировать. Раньше, даже при сильном дожде, покрытая толстым слоем листвы земля скрывала следы партизан, а сейчас... Сейчас нас легко обнаружить. Если врагам не помогли собаки - в дождливую погоду они бесполезны, - то теперь следы на снегу укажут путь к нам.
Надо сегодня же немедленно решать, что делать.
Собрали всех командиров, обсудили положение и пришли к выводу: любыми средствами пробиваться на яйлу.
- Ну, а как с больными? - спросил комиссар Ак-Мечетского отряда Кочевой.
- Пока хватит сил, будем тащить их.
Но сделать этого мы не смогли.
В три часа дня в районе нашей санземлянки послышались стрельба и взрывы гранат, то утихавшие, то возобновлявшиеся с новой силой.
После получасового затишья мы услышали огромной силы взрыв. Немедленно послали к санземлянке разведчиков. Невыносимо долгим и томительным было ожидание.
Разведчики вернулись с посеревшими лицами.
- Землянка взорвана, взорван вход в пещеру. Мы нашли только обрывки одежды. Уничтожена и вся партизанская охрана...
Мы с комиссаром собрали партизан.
- Товарищи! С каждым днем нас остается все меньше и меньше, - сказал комиссар. - Связи из Севастополя пока нет. Никакие маневры теперь не помогут - снег будет выдавать каждый наш шаг. Сегодня враг уничтожил наших больных и раненых, завтра он попытается уничтожить нас. Командование решило сейчас же начать движение в Государственный заповедник. Это шестьдесят километров пути по глубокому снегу и, возможно, в метель. Но другого выхода у нас нет. Надо пробираться. Сильные помогут слабым.
Партизаны молчали. Тишину нарушил простуженный голос командира Черникова:
- Друзья, мы опоздали покинуть район Чайного домика и этих лесов. В этом некого винить. Мы собирались крепко ударить по немцам, но нас опередили, потому что среди нас был предатель. Теперь фашисты думают, что мы уже не способны покинуть район.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76