- Как наши запалы, Семен, не подвели? - поинтересовался Кулинич.
- Ничего, действовали, не отказывали, спасибо.
- На что же употребил? - торопил Семена я, желавший, как и все, поскорее узнать результаты рейда.
- На дело. На мосты. - Семен встал и уже по-военному, обращаясь ко мне, отрапортовал:
- Товарищ начальник района, диверсионная группа Ялтинского отряда под командованием комиссара отряда Кучера взорвала мост с проходившим по нему танком, захватила радиостанцию, уничтожила одну зенитную установку, заминировала дорогу и вернулась без потерь.
Я заметил, что Семену как-то не по себе.
- Ты, Зоренко, чего-то не договариваешь?
- Разрешите мне пойти за Кучером. Что-то его долго нет.
Зоренко, взяв автомат, быстро вышел из землянки.
- Чудной он який-то и влюбчивый: пришелся ему комиссар по душе, сказал Харченко и попросил диверсанта зоренковской группы Анатолия Серебрякова: - Ты, хлопче, расскажи, що там наробылы со своим скаженным Семеном, бо дуже богато вин рапортував: и мосты, и танк, и радио, и еще чего-то... Та тильки не бреши.
- Вышло нас семь человек, - начал рассказывать молодой партизан. Впереди шел, конечно, Семен, рядом наш комиссар. Продвигались быстро, теперь и на яйле снег растаял. К вечеру были у самой дороги. Семен сказал мне шепотом: "Толя, ты с Васильевым будешь патрулировать дорогу". "Как патрулировать?" - спрашиваю. "Васильев знает", - ответил и ушел с комиссаром.
Я помню, мы зимой ходили на дороги, так тогда - боялись, все прятались куда-то. А тут так просто... Рядом гудят машины, фашисты едут, а мы как дома. Только потом я понял, что не так уж просто воюют Кучер и Семен: они тоже осторожны, только виду не показывают.
Мы с Васильевым вышли в темноте на дорогу. "Ну, Анатолий, смена патрулей произведена, - говорит мне Васильев. - Гитлеровцы смылись в домики, ночь не для них, будут до утра похрапывать на постели".
Мы два часа ходили по шоссе, при редком движении машин прятались в кустах. Потом нас отозвали, и мы поднялись в лес. "Вот, говорят, и все дело сделано".
- Значит, заложили, - перебил Вася.
- Да, под мост, двадцать штук толовых кирпичей. Ждали часа три. После рассвета пошли машины, но все было спокойно. Потом вдруг слышим лязг. Ка-ак взорвет! Нас бросило на землю, а в горах такой гул пошел!.. Гитлеровцы подняли стрельбу. И в нашу сторону и выше: "Ну, - думаю, - туго будет выходить". Смотрю на своих начальников, а они не спешат подниматься в горы. Начали спускаться еще ниже, прямо к дороге...
- Вот сукины сыны! - с удовольствием заметил Харченко. У старика по-мальчишески озорно загорелись глаза, он даже с места привстал.
- Мы ползком спустились по кустам к большой водосточной трубе, продолжал рассказ партизан. - Семен полез в нее, мы - за ним. Кругом стрельба, над нами охранники бегают... А когда стемнело, вылезли и пошли... еще ниже, к Гурзуфу. В кустах остановились, перекусили. Семен говорит: "Товарищ комиссар, а помните, Кривошта говорил, что вражеские зенитки в Гурзуфе обстреливают самолеты, которые нам продукты возят?" Комиссар ответил: "Да, не мешает пугнуть их. Они на Балгатуре. Как думаешь, Семен?"
- Вот який ненасытный! - пришел Харченко в восторг, вся кровь в старике заиграла.
- ...Ну, пошли мы на Балгатур. Влезли на гору, а там машина с пятиствольной пушкой. Мы сняли патруль, в пушку заложили три гранаты, а четвертой взорвали. Тут кинулись на нас фашисты, что были поблизости. Мы побежали через какие-то заборы, потом парком, долго шли по виноградникам. Под Никитой Зоренко куда-то ушел, а через полчаса вернулся и говорит: "Можно переночевать".
Мы пошли в казарму Мартьян, к другу Зоренко. И что было интересно - в двадцати метрах от нас жило шестьдесят охранников из деревни Никиты. Так от них пошел слух, что красные под Гурзуфом сбросили пятьдесят десантников.
Мы здорово смеялись - это же о нас шла речь.
После обеда охранников отправили на прочес леса, а мы ушли к Никитским воротам и там отлеживались в кустах.
В общем гитлеровцы нас искали по ту сторону дороги, что ближе к лесу, а мы забрались, можно сказать, к ним в глубокий тыл, чуть не к самому морю.
Да... Лежим, значит... Вдруг, уже в сумерках почти что, над нами спускается на парашюте какая-то штуковина. На шоссе сейчас же появилась машина, фашисты побежали к месту падения парашюта.
Мы пробрались туда раньше их. Смотрим - небольшой аппарат. Не успели мы взять его, слышим - фашисты. Комиссар и Семен начали стрелять. Трех гитлеровцев убили, остальные отошли. Мы обыскали убитых, забрали разные бумажки...
- Где же бумажки? - перебил я Серебрякова.
- У Васильева с аппаратом.
- А ну принеси их мне.
Через несколько минут появились Зоренко, Кучер и Галкин.
Мы уступили им лучшие места у костра.
Наевшись и выпив горячего чаю, они мгновенно уснули.
Серебряков принес аппарат, оказавшийся радиозондом, и документы убитых гитлеровцев.
Я написал донесение Северскому. Надо было успеть передать документы и трофеи в Севастополь самолетом.
Переписав начисто донесение, Кривошта вздохнул:
- Как все просто пишется: взорвали мост, уничтожили танк, зенитную установку, взяли аппарат... А как оно делалось! Товарищ начальник, надо бы подробнее написать все севастопольцам.
- А на что, отрядный? - перебил его Харченко. - Ты читав у газете там дивчата по сто фашистов убивают, а ты чем хочешь похвалиться? Таких, як мы, там счету нема... Не надо писать, - твердо закончил Харченко.
Заместитель командующего партизанским движением Крыма Северский и комиссар Никаноров собрали всех действующих под Севастополем партизан на поляне Верхний Аппалах.
Я впервые увидел наших партизан, собранных в одну массу.
Стоят строем, отрядами, порайонно. Вот евпаторийцы и их командир Ермаков. Они народ боевой, а их командир - требовательный и заботливый человек. Рядом с тучным Ермаковым - маленький ростом, но смелый, подвижной, дважды раненный в лесу начальник штаба отряда Александр Махнев, которому Северский поручает особо важное задание. За Махневым стоят его диверсанты Вячеслав Бибичев, Николай Гордиенко и другие. Они только за последние десять дней совершили на отрезке дороги между Симферополем и Бахчисараем четырнадцать диверсий. В отряде Ермакова было заложено начало своеобразной горной тактики партизанской войны. В огне сражений выкристаллизовались неуловимые партизанские группы. Шесть-семь партизан с командиром и политруком во главе специализировались на диверсии, были снайперами, отлично умели организовать разведку прифронтовых дорог, гарнизонов.
Рядом с Евпаторийским - Алуштинский отряд. Им командует Иванов, высокий седой человек с лицом ученого, с сердцем воина. Сейчас он беседует со своим комиссаром Еременко. Лицо у комиссара усталое, только сквозь очки светятся добрые наблюдательные глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76